ИМПЕРАТОР ЮЛИАН
СОЧИНЕНИЯ
<О Пегасии> 1
Мы никогда не приблизили бы к себе с такой легкостью Пегасия, если бы я со всей ясностью не был уверен, что даже прежде, когда он именовался епископом галилеян, он имел мудрость почитать и прославлять богов. Это я говорю тебе не на основании молвы, исходящей от тех людей, чьи слова зависят от их расположения или вражды к кому-либо, хотя много подобной болтовни о нем дошло до меня, и, видят боги, однажды я даже подумал, что должен возненавидеть его более остальных порченных 2. Но когда мне было приказано блаженным 3 Констанцием ехать в ставку 4, я ехал именно этой дорогой, и поднявшись ранним утром, прибыл из Троады в Илион во время, когда рынок полон 5. Пегасий вышел меня встречать, поскольку я хотел познакомиться [ιστορεΐν] с городом, – это был мой предлог для посещения храмов – он стал водить меня повсюду и всё мне показывать. И вот, послушай, его дела и слова не оставили меня в неведении, что он и сам отнюдь не лишен чувства к богам.
Там есть героон 6 Гектора, его бронзовое изображение находится в крошечном храмике, а напротив, в открытом дворе, стоит громадный Ахиллес. Если ты видел это место, ты, конечно, представишь [395] то, о чем я говорю. Ты мог бы узнать от своего провожатого историю о том, почему большой Ахиллес был установлен напротив [храма Гектора] и занял весь открытый двор. Я увидел, что на алтарях еще горит жертвенный огонь, что они, можно сказать, пылают, и блестит умащенное изображение [εικόνα] Гектора. Я взглянул на Пегасия и сказал: «Что же это? Разве илионяне приносят жертвы?» Так я испытывал его, чтобы выяснить его собственные взгляды. «Разве нелепо, – отвечал он, – служить благому мужу, своему соотечественнику, так же, как служим мы мученикам?» Это [сравнение] не было, конечно, разумно, но это произволение [προαίρεσις] и взгляд определенно принадлежали человеку образованному и тонкому [αστεία], особенно если принять во внимание тогдашнее время. Осмотрели всё остальное. «Пойдем же, – сказал он, – в ограду Афины Илионской. Радушно 7 он привел меня и открыл храм, и как если бы свидетельствовал 8, показал мне все изваяния в совершенной сохранности, не предпринимая при этом ничего из того, что делают обычно нечестивцы, напечатлевая знаки на свои нечестивые лбы 9, он также не свистел 10 себе под нос, как это они делают. Ибо эти две вещи суть вершина их богословия: свистеть демонам и крестить лбы. [396]
Про эти два обстоятельства я обещал сказать тебе. Но вот подвернулось еще и третье, и думаю, не следует обходить это молчанием. Этот самый Пегасий зашел вместе со мной в храм Ахиллеса и показал мне его вполне сохранившийся гроб, в то время как я был осведомлен, что он был им разбит на куски. Но он даже приближался к нему с великим благоговением, и я это видел собственными глазами. Я слышал от тех людей, что сегодня являются его врагами, что он возносит с молитвою жертвы Гелиосу и почитает его втайне. Неужели же ты не примешь этого моего свидетельства, даже если бы я был частным лицом? Но об отношении каждого из людей к богам кто может дать достовернейшее свидетельство, нежели сами боги? Мог ли я назначить Пегасия жрецом, если бы имел некое свидетельство его неблагочестия относительно богов? И если в те, прошедшие времена потому ли, что он стремился к могуществу, или для того, как он часто говорил мне, чтобы спасти храмы богов, он облачился в те одежды и только притворялся нечестивым до той степени, до какой обязывал его сан – а ведь и в самом деле ясно, что он не нанес ущерба ни одному храму, разве что немногим камням, как предлог, чтобы спасти остальное – так что же, если мы примем это в расчет, то разве будем поносить его за его поступки, как это делает Афобий, и о чем молятся все галилеяне, то есть чтобы увидеть его пострадавшим? И если тебе не безразличны мои желания, ты воздашь честь не только ему, но и всем обратившимся, чтобы они с большей готовностью слушали меня, когда я призываю их к добрым делам, и чтобы остальные имели меньше причин для веселья. Но если мы отвергнем тех, что приходят к нам по своей доброй воле, то никто не будет готов услышать нас, когда мы призовем их.
Комментарии
1. Письмо не имеет названия, в английском издании именуется К жрецу, т. е. по адресату, нам же кажется правильнее дать ему название по существу. – Прим. пер.
2. Юлиан нередко называет христиан «порченными» (πονηροί).
3. Т. е. покойным. – Прим. пер.
4. Зимой 354 г., когда Юлиан держал путь из Никомедии ко двору в Милан, после смерти Галла; сперва он прибыл в Троаду, а затем в Новый Илион.
5. Т. е. между 10 и 12 часами утра. – Прим. пер.
6. Т. е. почитаемая гробница, часовня. – Прим. пер.
7. μόλα προθύμως – может означать и «с великим рвением», но это мало соответствует образу веротерпимого жреца-интеллектуала, который рисуется письмом в целом. – Прим. пер.
8. μαρτυρόμενος – речь идет именно о религиозном свидетельстве, но опять же, о безнадрывном, не таком, как в житиях. – Прим. пер.
9. μετώπου – лоб, здесь в широком смысле: вся передняя часть чего-нибудь, или даже весь человек, как, например, у нас в выражении: «вон какой лоб вырос», и т. п. – Прим. пер.
10. Дитрих (Dicterich. Eine Mithrasliturgie. Wunsch, 1910. P. 40; 221) обсуждает практику магического свиста и шипения, особенно в митраистских ритуалах.