СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ШИХАБ АД-ДИН МУХАММАД АН-НАСАВИ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СУЛТАНА ДЖАЛАЛ АД-ДИНА МАНКБУРНЫ

СИРАТ АС-СУЛТАН ДЖАЛАЛ АД-ДИН МАНКБУРНЫ

СИРAT АС-СУЛТАН ДЖАЛАЛ АД-ДИН МАНКУБИРТИ МУХАММАДА АН-НИСАВИ

Сочинение Шихаб ад-Дин Мухаммада ибн Ахмада ан-Нисави Сират ас-султан Джалал aд-Дин Манкубирти посвящено событиям времени нашествия монголов Чингисхана на Хорезмское государство, излагаемым автором в связи с жизнеописанием хорезмшаха Джалал ад-Дина, сына Ала ад-Дина Мухаммада. Ан-Нисави во время монгольского нашествия жил в Хорасане и поступил на службу к Джалал ад-Дину только после того, как этот хорезмшах в 1223 г. возвратился в Хорасан из Индии (В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 86; там же, прим. 2; см. указания на источники и литературу, содержащие сведения об ан-Нисави и его сочинениях).

Военные события, как отмечал В. В. Бартольд, изложены в Сират ас-султан Джалал aд-Дин Манкубирти более кратко, чем в других основных источниках о монгольском завоевании, но ан-Нисави сообщает много данных о внутренних и внешних делах Хорезмского государства, почерпнутых им преимущественно от хорезмских сановников, с которыми он был знаком еще до поступления на службу к Джалал ад-Дину (Там же).

Для истории киргизов и Киргизии большой интерес представляют сведения о событиях, происходивших в северо-восточной части Хорезмского государства и в пограничных районах. Эти сведения вошли в извлечения, переводы которых публикуются ниже. Переводы выполнены по изданию О. Уда («Histoire du sultan Djelal ed-Din Mankobirti prince du Kharezm...». Texte arabe publie d'apres...). Ссылки на текст даются по этому изданию и по нему же указываются страницы оригинала. В примечаниях ссылки на текст даются как по этому изданию, так и по рукописи, переписанной шейхом Тантави и хранящейся в собрании ЛО ИВАН под шифром С 811, причем ссылки на рукопись обозначаются литерой Т (По техническим причинам в приведенных в комментариях арабским алфавитом примерах не могли быть воспроизведены надстрочные и подстрочные знаки огласовок — ташдид, хамза и др). В примечаниях во всех необходимых случаях, прежде всего при существенных различиях в понимании текста, приводятся также ссылки на французский перевод О. Уда, опубликованный в Париже в 1895 г. («Histoire du sultan Djelal ed-Din Mankobirti prince du Kharezm Par Mohammed en-Nesawi». Traduit de l'arabe par O. Houdas) (обозначаются литерой Н). [78]

ПЕРЕВОД ИЗВЛЕЧЕНИЙ ИЗ СИРAT АС-СУЛТАН ДЖАЛАЛ АД-ДИН МАНКУБИРТИ АН-НИCABИ

I

[Отрывок из предисловия. Описание положения во владениях хорезмшаха Мухаммада ибн Текеша перед татарским нашествием]

/стр. 3/ Но на Востоке был отряд превосходных [ученых] из тех,, кому принадлежит доля в искусстве и устремление по путям красноречия (В тексте: *** ). Они занимались составлением повествований о них (Т. е. о государях и правителях) и увековечением их поприщ и преданий о них, поскольку вырос ствол их дерева наб (Т.: «дерево наб', [из которого делают лук и стрелы]». В тексте: *** и перевод: «Depuis le jour (***) on naquit leur celebrite») и разветвилось их раскидистое дерево вплоть до того, что касается величайшего султана Мухаммада ибн Текеша и величия его положения. Ведь к тому, что его отец оставил ему в наследство в Хорасане и Хорезме, он присоединил иракские владения и Мазандеран. К этой основе (Букв.: «к этой сердцевине») он прибавил Керман, Мекран, Киш, Сиджистан, области Гура, Газну и Бамиан вплоть до того, что примыкает сюда от Индии с ее низинами и плоскогорьями, между тем как мечи оставались в небрежении в ножнах, а плечи лишены их перевязей (В тексте: ***. H: «Sans que le glaives eussent cesse d'etre, immobiles dans leurs fourreaux et sans qu'il fut necessaire de priver les femmes de leurs bijoux». Смысл в том, что присоединение произведено дипломатическими средствами). Он завладел ими, совмещая устрашение и готовность прощать с искренностью, [чужим] легкомыслием и тщеславием. И от хитаев и других тюркских царей и вождей Мавераннахра, после устрашения их, искоренения среди них косо смотрящих и принуждения уцелевших искать убежища на окраинах Сина, он приобрел во владение около 400 городов, что всякому было бы трудно, но его законное стяжание без зову явилось украсить его (Это сложное предложение Н. произвольно разделяет на два самостоятельных).

II

/стр. 4/ [Гл. 1]

Рассказ о проклятых татарах. Их появление и родина

Не один из тех, чьи слова достойны внимания, рассказывал мне,, что царство Син — обширное царство, окружность его протяжением в шесть месяцев пути. Говорят, что его охватывает одна стена, которая прерывается только при недоступных горах и широких реках. С древних времен оно делится на шесть частей, каждой из этих частей протяженностью в менян пути управляет хан, т. е. на их языке царь, в качестве наместника от их главного (В тексте: ал-а’зам) хана. Их старшим ханом во времена султана Мухаммада был Алтун-хан. Наследование у них [переходит] от старшего к старшему, лучше сказать (В тексте: бал), от неверного к [79] неверному. У них обычай проживать в Тамгадже (О названии см.: Н. Yule, Cathay and the Way Thither, vol. I, стр. 32-33; Махмуд Кашгарский в Диван лугат ат-тюрк (т. I, стр. 28) относит Тамгач к Масину, т. е. к северным владениям Китая), который посредине Сина, и в его окрестностях, перемещаясь от летовки к летовке, перекочевывая от одного обработанного участка к другому. Когда же приблизится зима с ее хмурым лицом, они переправляются через воды Канка по соседству с Кашмиром (В тексте: *** , что хуже) к прибрежным зимовкам с хорошими низинами и плоскогорьями, подобных которым в той стране не создано. В этом случае охрана того, что оставляет царь, доверяется шести ханам, пребывающим в стране ас-Син.

В их числе в упомянутый период был некто, называемый Души-хан (Арабская передача монгольского Джучи), он был женат на тетке проклятого Чингисхана. Племя этого проклятого известно как ат-Тамурджи (В рукописи: *** , Т. Дает *** вероятно, в оригинале списка *** (Темучин), /стр. 5/ жители степей. Их зимовье в месте, называемом Аргун. Они славились между тюркскими племенами злобой и вероломством. Цари Сина не находят возможным ослабить их узду из-за их непокорства.

Случилось, что Души-хан, женатый на тетке Чингисхана-кровопийцы, скончался в отсутствие Алтун-хана. Чингисхан посетил ее (свою тетку) как гость и утешитель. Она послала к Кушлу-хану (К.шлу — Кушлу (Кучлу) — Кушлук (Кучлук) — последний хан найманов. Далее это имя — в форме Кушлу, как в тексте ан-Нисави) и Чингиз-хану (Этот Чингиз-хан, как видно из дальнейшего, не Чингисхан Темучин, монгольский завоеватель, а какое-то другое лицо), которые управляли тем, что граничит с областями покойного с двух сторон, объявив им о {смерти] своего мужа и уведомив их, что покойный не оставил после себя сына, но что сын ее брата, Чингисхан, если будет утвержден вместо него, будет точь-в-точь как покойный в поддержке их и следовании их желаниям. Они одобрили ее мнение относительно того, что она считала нужным, и посоветовали ей передать ему правление и заткнуть брешь, возникшую со смертью Души-хана, ручаясь ей за исход дела при возвращении Алтун-хана в свое постоянное жилище, пристанище (Т.: ***, Н. (***) переводит: «Аu berceau des ses aieux», ***, букв.: «насаждение», «плантация») его пособников и помощников.

Чингисхан вступил в управление тем, чем управлял Души-хан.. В кратчайший срок к нему присоединились из его дурных соплеменников и порочных родственников [те, кого можно сравнить с] метательными камнями мятежей, чей огонь не гаснет и чьи мечи никогда не тупятся (Букв.: «чье острие, вопреки обстоятельствам, [никогда] не отскакивает»). Но когда Алтун-хан вернулся в свой город, известный как Тамгадж, хаджибы, по своему обычаю, начали докладывать ему ежедневно по нескольку дел (В тексте: кадаийа, букв, «решений»), возникших во время его отсутствия, пока не представили приношения Чингисхана (В тексте: *** ). '[Алтун-хан] закипел гневом, признал назначение его ими обоими (Т. е. ханами — соседями свойственника Чингисхана) заносчивостью и приказал отрезать хвосты конницы начальствования [Чингисхана] и прогнать ее (В тексте: ва-'амара бикат' и азнаба хайли-л такдимат. Н. понимает буквально: «II ordonna aussitot qu'on coupat les queues des chevaux qui portaient les presents et qu'on les renvoyat». Но хайл «кони» в значении «конница», «кавалерия»). [80] Его хаджибы вышли, ругаясь и укоряя тех ханов, кто назначил его (В тексте (V): *** Т.: (II) ***. Вторая порода здесь лучше), и были неумеренны в угрозах, так что Чингисхан и оба его товарища увидели, что смерть недалека и гибель ближе, чем сонная артерия, и отряхнули руки от повиновения и все вместе воспротивились речам согласия.

[Гл. 2]

Рассказ о том, к чему пришло дело Чингисхана и его товарищей после отщепенства

Когда они как отщепенцы отделились от своего господина, они договорились о взаимопомощи и, соблюдая это условие, помогали друг другу по взаимным обязательствам. Посеянная ими вражда взрастила противодействие (Букв.: «заселяли поверхность противодействия»), и зло было извлечено из его вместилища. Чингисхан призвал на помощь тех из своего племени, кто обратился к нему. Алтун-хан начал переписку с ними и продолжал ее, стремясь вернуть их к повиновению, смешивая в своих посланиях увещания с извинениями и угрозы с обещаниями, но призыв его только больше отпугнул их. Всякий раз, как он их призывал, они затыкали уши пальцами, окутывались своими одеждами, упорствовали и надменно величались. Когда он отчаялся примириться с ними, он прибегнул к ополчению и склонился к сбору войск и вооружению. Он встретился с ними и потерпел наихудшее поражение, было убито великое множество джирджа-хитаев (В тексте: дж. рджа х.та, предположительно чжурчжени или ню-чжи (Н) и других тюркских племен из его войска. Сам Алтун-хан и его наиболее доблестные воины (Букв.: «чародейные мечи его войска») опередили их на пути за Канк, а им [Алтун-хан] оставил страну, они ее получили и завладели ею. У них искали прибежища тюркский сброд и подонки, всякий чающий богатства и бросающий взоры на стяжание. Дела Алтун-хана стали все более ухудшаться и расстраиваться и стали настолько шаткими, что он обратился к ним с письмом, предлагая заключить мирный договор и примириться, удовлетворяясь тем, что у него под рукою, и довольствуясь малым вместо многого. Они ответили согласием на то, что он просил. И дело между этими {людьми] продолжалось на основе совместного договора, пока Чингиз-хан не умер (В тексте написано Джинкиз-хан, на полях поправка: Алтун-хан, между тем имеется в виду тезка Чингисхана, его союзник. См. Абу-л-Фида, который берет этот рассказ у ан-Нисави, в использованной им рукописи имя умершего тоже Джинкиз-хан с пояснением (возможно, пояснение принадлежит самому Абу-л-Фида). Двое остальных стали самостоятельнее во владычестве, в котором они соединялись наподобие [концов] узды. Когда они обеспечили себя со стороны Алтун-хана, они погнались [в сторону] Баласагуна, овладели им и захватили в стране то, что граничит с Баласагуном и близко к нему.

Случилось, что, когда умер Кушлу-хан и утвердился вместо него его сын, [также] прозванный Кушлу-ханом, Чингисхан счел сторону [Кушлу-хана] слабой из-за его неопытности и юности и пренебрег обязательствами, утвержденными между ним и его отцом в отношении стоянок по порядку взаимосогласования (В тексте: мин-нузул 'ала рутбати-т-тамасил, вероятнее всего, конкретное значение нузул «стоянка», «остановка», «лагерь» в условиях кочевого быта; дальше также конкретно — «раздел совместных доходов») и раздела доходов владения по закону беспристрастия и справедливости. Между ними по этому [81] поводу завязалась переписка, (сопровождавшаяся] взаимными упреками, что в конце концов привело их к разрыву. Когда спор принял серьезный характер и страсти накалились, Кушлу-хан порвал с ним (Чингисханом) .

/стр. 7/ [Гл. 3]

Рассказ о том, что произошло с Кушлу-ханом после разрыва с Чингисханом

Бегство Кушлу-хана после разрыва с Чингисханом продолжалось до границ Кайальгка и Алмалыка (Кайалык — местность западнее Копала в Семиречье к северу от Или, Алмалык находится в Кульджинском крае (см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 51, 54). Владетель их Мамду-хан (Мамду-хан — хан карлуков в Семиречье), сын Арслан-хана, заключил с ним мирный договор о том, что руки их будут заодно и сердца содействовать друг другу на путях выгод. Его прибытие туда совпало со спасением хана ханов Гурхана, царя хитаев, из битвы, которая произошла между ними и султаном, — это последняя из битв, — и со стремительным отступлением его к границам Кашгара. Мамду-хан принялся подбивать Кушлу-хана напасть на Кашгар и захватить в нем власть над Гурханом и говорил ему: «Ведь если ты овладеешь им и посадишь его на царский трон, то никто из тюркских царей не воспротивится тебе», — искушая его лживыми помыслами и роковыми последствиями. Он не знал, что дни этого государства сочтены и близко время, когда в нем [станут] оплакивать останки и черепа. Кушлу-хан воздерживался от этого из-за величия его (Гурхана) положения, боязни перед его саном, его далекой славой и великолепием его могущества, но [Мамду-хан] не прекращал ворожить... (В тексте: *** *** ..Это не дает ясного смысла. Т. ***. букв, «(ворожил) с его веревкой и холкой». С понятиями веревки и холки коня связан выбор направления, но и в этом случае глагол nft («шептать», «заговаривать»), стоящий в оригинале, вызывает сомнение), пока тот не согласился [сделать] то, к чему он звал его. Они налетели из Кайалыка и застигли его (Гурхана) в пределах Кашгара, изловили и посадили на царский трон. А Кушлу-хан, как обычно, стоял перед ним при общих аудиенциях, как полагается стоять хаджибу, {Гурхан] с ним советовался в малых и больших делах, однако [Кушлу-хан] не делал того, что он ему приказывал, за исключением немногого.

Когда [хорезмшах Мухаммад] узнал о пленении им Гурхана и о том, что он распоряжается тем, что рука его захватила из драгоценных камней и сокровищ, которые собирались веками со всех концов света, он послал к нему, говоря: «Подлинно, хан ханов избавился от моих сетей, после того как я бросил его на хищение всякому грабителю и в добычу всякому расхитителю. Отчего душа твоя не прельстила тебя напасть на него, когда он был в силе своего владычества и в неприступности своего положения? А теперь я изгнал его из сел и городов, и все его помощники и сподвижники преданы мечу, а между тем /стр. 8/ он жаждал заключить соглашение о том, что женит меня на своей дочери Тугадж-хатун и она будет доставлена ко мне вместе с дорогими камнями и драгоценными сокровищами, которые вмещают его сокровищницы, за то, что я его оставлю в последних пределах страны (Букв.: «с тем остатком дыхания, который извергнули мечи») вместе с последними остатками спасшихся от избиения хитаев. Разве он должен был стать пленником, как только оказался разбитым? Если хочешь благополучия себе и своим, то следует тебе отправить его ко мне вместе с дочерью и казной, имуществом и приверженцами. В [82] противном случае я принесу тебе то, от чего не избавит тебя ничто, кроме острия меча и непреклонной твердости».

Кушлу-хан ответил на это послание смиренным ответом, преисполненным унижения, и послал к нему подарки, увековечивающие вершины описаний, из новинок этих краев, но просил уволить от передачи Гурхана, ходатайствуя [за него], так как Гурхан взмолился, прося избавления, со словами: «Ведь этот султан и его отец доставляли мне дары и расточали мне повиновение, и я их защищал от многих (В тексте: ***, Н. понимает *** как souvent «несколько раз», но этому мешает предлог *** с последующей конструкцией сопряженного состояния) врагов. Знают горец и житель долины, оседлый и кочевник, в каком они были подчинении, а теперь судьба им помогла, так что он (Т. е. хорезмшах Мухаммад) устремился, нападая на меня (В тексте: *** букв.: «из бодания меня». Н.: «entrer en lutte contre moi»), на то, к чему не следует стремиться. Я хотел заключить, с ним мир на том условии, что женю его на своей дочери, которой было дано в приданое все остальное из того, что он назвал в договоре, ради избавления от гибели [я] даже [готов] был отречься от царства, поскольку я видел, что нет спасения, нет надежды, нет пощады, нет жизни. Но он не ответил мне на это и отказался, да, кроме того, искал меня вместе с жалким остатком [моих людей], которыми овладел страх и которых охватил ужас. И теперь он настойчиво меня домогается лишь для моей погибели и клеймит меня таким унижением, предпочтительнее которого смерть». Сердце Кушлу-хана смягчилось к нему, к тому же он опасался, что если выдаст его султану, то на него перед тюрками ляжет позор, вред от которого не дешев и пыль которого он не сотрет с лица. Он откладывал это со дня на день, от одного срока до другого, так что султан заподозрил оттяжку ради проволочки времени.

Рассказывал мне эмир Кара-Касим ан-Нисави, который по этому делу был последний посол султана, приказавшего ему резко поговорить, с Кушлу-ханом. Тот сделал это, и Кушлу-хан держал его в оковах, пока Аллах не даровал ему освобождение в одной из битв между Кушлу-ханом и конным отрядом султана. Когда упомянутый явился к дверям султана, спасшись из петли плена и избегнув того, что ему было суждено из тягостей унижения и презренности, а до султана уже было доведено о его правдивости и усердии при доставлении послания, он (султан) обещал ему благо, /стр. 9/ обнадежил его и предоставил ему возможность выбрать все, чтобы он ни пожелал и ни попросил... (Далее идет речь о вознаграждении эмира Кара-Касима) Когда суровая речь сменила хорошее обхождение, султан выбрал из своего войска 60 тысяч всадников, [которые должны были] напасть на Кушлу-хана, уничтожить его и вырвать хана ханов из его рук. [До этого султан] направил против него несколько отрядов конницы, которые неоднократно сталкивались с ним в Кашгаре и в других местах, и большей частью победоносно (В тексте: ‘алайхи).

[Гл. 4]

Когда дошло до Чингисхана, что Кушлу-хан хозяйничает во владениях Кашгара и Баласагуна и Гурхан попал в его руки, он отправил против него своего сына Души-хана и с ним около 20 тысяч или [83] более [воинов], чтобы разведать его дело и пожать то, что взошло из его зла. Тогда же султан напал на него с 60 тысячами. Когда султан дошел до вод Иргиза, воды его замерзли и он не мог переправиться. Он задержался в затоне, дожидаясь удобного случая для переправы, пока она не стала возможной; тогда он переправился и поспешно двинулся, разыскивая следы Кушлу-хана. Однажды на походе к нему явился отряд его разведчиков и доставил ему сообщение о приближающейся коннице, и тотчас же [показался] Души-хан. Он победил Кушлу-хана, вырвал его с корнем и возвращался с его головой. Когда он напал на него (Кушлу-хана) и на бывших с ним хитаев, то покинул их [не прежде, чем они стали] убоиной рубящим мечам и пищей для покачивающихся [в полете] (В тексте: лин-нусур ал-хавами', Н.: «ignobles vautours») коршунов. С ним было столько овечьих стад, что из-за их многочисленности земля почернела (В тексте: ***, Т. лучше: ***), /стр. 10/ Храбрецы нападали, друг на друга, и всадники бились на мечах весь этот день.

Души-хан послал к султану того, кто ему сказал так: «Он целует землю и передает, что перешел в эту страну не так, как обычно переходят границу, но ради службы султану и уничтожения того, кого» ложные надежды и вздорные посланцы бросили к окраинам его (султана) царства, и он (Души-хан) избавил султана от заботы выступать против него и беспокойства брать на себя обузу из-за него, сразился с ним и с его сторонниками из врагов султана и истребил их до последнего, взял в плен их детей и семьи и угнал их скот. И вот все это здесь перед султаном, пусть распоряжается этим, как хочет; если находит нужным, пусть частью этого (После *** в списке Т. следует *** в печатном тексте это слово отсутствует) одарит тех, кто распоряжался битвой, если же нет, пусть направит (Этот текст заканчивается в 1-м лице: ** (II) *** и т. д) к нему кого-нибудь получить и пригнать это к своему стану. Между прочим он упомянул, что его отец заповедал ему шествовать путем обходительности, если встретит, направляясь в эту сторону, какое-нибудь войско из войск султана, и предостерегал его, чтоб от него не началось то, что поднимает завесу почтения и изгоняет устав величия». Но его льстивости было недостаточно и она не рассучила бы (Т.: ***, что хорошо согласуется с последующим *** (некрученая нить, ткань из некрученых нитей). Н. читает *** (относя к ***), переводит: «et nе ruminuerent en rien la violence de sentiments qui bouillonnaient dans l'ame du sultan.....) и некрученой нити силы упорства султана, коль скоро с ним было вдвое больше людей и распорядителей битвы, чем было у Души-хана, и они были воинственней. Он был убежден, что если бы метнул в него часть своих камней, то подкинул бы его в виде золы, которую развеют бурные ветры и поделят ее север и юг (H. (*** *** ***) в примечании предлагает чтение ***; на. самом деле с параллельным выражением аш-Шамал лучше всего согласуется ал-Джануб и так стоит в списке Т).

Султан ответил ему так: «Если Чингисхан приказал тебе не воевать со мною, то Аллах всевышний приказал мне воевать с тобой и обещал мне благо за войну с тобой. Нет разницы для меня между тобой, Гур-ханом и Кушлу-ханом, так как все вы одинаково язычники». И он возвестил битву (В тексте: *** Н. понимает это как повелительное наклонение, продолжение обращения к Души-хану: «Рreраrе-toi»), в которой ломаются копья и дробятся клинки. [84] Души-хан понял тогда, что если не будет сражаться мужественно (Букв.: «Если не будет правдив в битве...»), то надежда его обманет и близок [будет его] жизненный предел, и решил искать защиты в стычке и прибегнул к сражению. Когда сошлись обе стороны и сошлись оба строя (В тексте два раза подряд *** , может быть, второй раз было *** ?), он сам атаковал левое крыло султана, разорвал его в куски и раздробил на части так, что они разбежались в разные стороны. Поражение султана почти определилось (В тексте: вакадат ал-хазимат тасатаммару бис-султан), если бы не натиск его правого крыла на левое крыло проклятого. Оно от этого разделилось пополам, этим исцелило больного и охладило жаждущего, (недостача была потребована сполна. Нельзя было понять, кто здесь .победитель, а кто побежденный, кто грабитель, а кто — ограбленный. Обе стороны разошлись в этот день с обещанием вновь начать войну на завтрашнее утро. Неверные часть ночи жгли костры, показывая, что они остаются на месте и проводят ночь с намерением подготовиться к битве, между тем как они спешили на спинах /стр. 11/ коней под покровом ночи и в ту ночь одолели двухдневное расстояние. Сердцем султана [до такой степени] овладели страх и убеждение в их мужестве, что, когда упоминали |о них] у него на приеме, он говорил: «Не видано подобных тем мужам по отваге и стойкости в страданиях битвы и по опытности в правилах {нанесения] колющих и рубящих ударов».

Когда султан вернулся в Самарканд, он наградил почетной одеждой приближенных эмиров и прибавил им уделы и чины. Туджи Пахлавану (В тексте: *** (см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 499, прим. 6) в том числе дал почетное прозвище Кутлуг-хан, а Угул-хаджибу — Инандж-хан и хорошо вознаградил каждого из них за отвагу и непоколебимую стойкость (Букв.: «за твердость ног»). Здесь мы привели отрывок из {изложения] обстоятельств {периода правления] султана Мухаммада, поясняющих причины появления татар. Подведем остальные известия о нем к тому, как исполнилось на нем запечатленное решение (Букв.: «судьба») и дням его был возвещен конец. Затем мы достигнем в рассказе намеченной цели из джалаловых событий, если хочет Аллах всевышний...

III

[Начало 5-й главы]

[Рассказ о походе султана в страну Ирак. 614 (1217-18) г.]

Когда возвеличилось положение султана и стало огромным его значение, [когда] земная жизнь для него украсилась великолепнейшими одеждами, и солнце его государства восходило из благороднейших своих созвездий, и список его войсковой канцелярии (В тексте: диван ал-джайш) заполнялся приблизительно 400 тысячами всадников, тогда помышление его вознеслось к домогательству власти и владений, которые принадлежали Сельджукидам. Ради этого Несколько раз пересылались послы. Но он не получал согласия на желаемое, так как те (Сельджукиды) знали, сколько у него хлопот в Мавераннахре и Стране тюрков: едва он уничтожал [85] один отряд из них, как появлялся другой, о котором [прежде] не слыхали, в то время как он выжидал наступления желанного срока (В тексте: *** Перевод Н.: «Neanmoins il ne perdait pas de vus les moyens d'amener l'heure favorable a la realisation de son desir et l'accomplissement de ses voeux». Как кажется, смысл этой фразы другой: «В этих ожиданиях наступил срок конца земных расчетов») для подстерегающего чаяния и похищающего надежду...

IV

[Начало 6-й гл.]

Рассказ о походе султана в Ирак и о том, что там с ним произошло

/стр. 13/ Когда был убит Огулмиш, который пользовался правом хутбы и подданства султану в Ираке, то два атабека — Узбек ибн Мухаммад, владетель Аррана и Азербайджана, и Са‘д ибн Зенки, владетель Фарса, — почуяли возможность захвата [Ирака] и напали на него с двух сторон, воспользовавшись тем, что в нем отсутствовал тот, кто мог бы защитить его и заключить договор о союзе; зная также о том, что султан далеко, что он спускается в долины Страны тюрков и поднимается на ее вершины и занят хлопотами с волками и лисицами неверных (Букв.: «с волками и демонами неверных». Т. дает лучшее чтение: *** «и лисицами их»). Узбек, целиком наполнив свой колчан услужливостью и союзничеством, /стр. 14/ выступил в Ирак и вошел в Исфахан по соглашению с его жителями, а Са'д направился к Рею и овладел им, заодно овладел Казвином, Хуваром, Семнаном и смежными [с ними] и близкими от них [территориями]. Вести об этом долетели до султана, в то время как он был в Самарканде, и его мысль, которая сглаживала неровности и приближала далекое, подвинула его напасть на них и уничтожить их. Он выбрал из родовитых людей и стремительных витязей около 100 тысяч всадников и основной массой; своего войска под предводительством старших эмиров и славных вельмож наводнил города Мавераннахра и пограничную линию тюрков. Когда он достиг Кумиса, то еще раз отобрал спутников...

V

/стр. 21/ [Гл. 11]

Рассказ о том, как султан до похода на Ирак распорядился делами, которых требует благоразумие и устав

Сюда (Имеются в виду меры, принятые султаном) [относится] обряд отбивания наубы Зу-л-Карнайна (Александра Македонского), тогда как в предшествующие времена в честь его (султана) отбивались пять науб в сроки пятикратной молитвы, как и остальным султанам, до тех пор пока Аллах не возвысил его положение и не возвеличил его султанское достоинство. Тогда, при походе своем на Ирак, он предоставил пятикратную наубу своим сыновьям-султанам, с тем чтобы ее отбивали в тех областях (В тексте: акалим), которые он определил им, у ворот султанских [86] дворцов. Разъяснения о наделах, какие были назначены каждому из них поименно, будут приведены в своем месте. Для себя же он выбрал наубу Зу-л-Карнайна, она отбивается во время восхода солнца и захода его. Заказал (В тексте: йста'мала, Н. относит этот глагол к наубе: «elle etait executee») сделать для нее 27 барабанчиков из золота, палочки которых были выложены {разными] видами драгоценных камней, и точно так же [сделать] все, что нужно для наубы, из инструментов. Назначил в первые дни, избранные для отбивания ее, 27 царей из главнейших царей и сыновей султанов, которые должны были отбивать ее во всеуслышание. Среди них Сельджукид, сын Тогрула, сына Арслана, и сыновья Гийас ад-Дина, владетеля Гура, Газны и Индии, князь Ала ад-Дин, владетель Бамиана, князь Тадж ад-Дин, владетель Балха, и сын его ал-Малик ал-А'зам, владетель Термеза, князь Санджар, владетель Бухары, и др. Так как он не набрал 27 царей, он прибавил к ним сына своего брата Арбаз-хана и государственного везира Низам ал-мулка /стр. 22/ Насир ад-Дина Мухаммада ибн Салиха. Это именно те, кто ударял в барабанчики в день, намеченный для отбивания наубы.

К этим же {мерам относится и то], что когда {хорезмшах Мухаммад] решился на поход в Ирак, то захотел очистить Мавераннахр от тех, кому он не доверял и к кому питал скрытую вражду (Букв.: «к кому у него... огонь под пеплом». Н. делает *** подлежащим и переводит: «de ces gens qui donnent a leur scepticisme l'appаrеncе de la foi et qui cachent leur feu sous la cendre». В таком случае непонятно, почему далее Балка-хану дается положительная оценка и выражается возмущение его смертью). И {султан] отправил князя Тадж ад-Дина Балка-хана, владетеля Отрара, в город Нису, чтобы он остался в ней. А Балка-хан — это первый из хитаев, кто перешел на его сторону. Он обладал красотой, рождающей день из сумрачной ночи и стирающей тьму сиянием и блеском. Когда султан отнял Мавераннахр у хитаев, он первый послушно и ревностно поспешил служить ему, так как был привлечен к нему узами, нарушение которых не предусмотрено {канонами] доблести и условиями соблюдения чести и законности.

А именно, когда Шихаб ад-Дин Гурский устремился на Хорезм после кончины султана Текеша со своим огромным войском-скопищем (В тексте: ***- термины, относящиеся к армии, обозначают «большое количество»), прежде чем дела султана были улажены и хитрость не призвала (?) (В тексте: *** Н. исправляет *** и переводит общий смысл) его к отражению [врага], Тадж ад-Дин самолично и сын его дяди (В тексте: ва-ибн 'аммихи) по отцу, султан султанов Осман, владетель Самарканда, остались со своими войсками и с отрядом из хитаев и внезапно напали на Шихаб ад-Дина в Андхуде, как это изложил Ибн ал-Асир в своей книге, называемой Камил, и перебили многих из воинов его приближенных и охотничьих (В тексте: *** Н.: «наиболее верные воины» (soldats). Имеются в виду лица, добровольно вступившие в его войска) войск. Тадж ад-Дин был уверен, что верность, которую он прежде выказал ему (султану), обеспечит ему перед лицом султана постоянный успех и избыток могущества и славы. Когда он прибыл к султану, тот его почтил и возвеличил и помнил его прежнюю верность, пока не предстало перед ним путешествие в Ирак. Тогда он счел нужным изгнать его из Мавераннахра и отправить в Нису, чтобы он там поселился. [87]

А [султан] намеревался отправить его в Нису, а не в какой-нибудь другой город, так как она была непригодна для приятной жизни в следствие сильной жары и многочисленных болезней. Живые существа в ней непрерывно жалуются и теряющие детей плачут. Тюрки живут в ней короткий срок тягостной жизнью.

Помянутый пробыл там год с лишним, терпеливо вынося все превратности судьбы, невзирая на возлагаемые на него тяготы. Благородство его природных свойств возросло, и размах его щедрости /стр. 23/ удвоился. Кто бы ни входил к нему с приветствием, {не выходил] без того, чтобы не воспользоваться милостями от него. Воздух же Нисы и вода ее оказались подходящими для него, в противность обычному, так что краса и прелесть его увеличились, и он поражал своей любовью сердца знатных и простых, и сердце каждого из них [было] наполнено привязанностью к нему. Это дошло до султана, и он понял, что не достигнет скоро своей цели в отношении него, если не отбросит преграды верности слову и не облачится в панцирь жестокости (В тексте: *** H.: «La cuirasse de l'ignominie»). И он послал к нему того, кто срубил макушку его стволов (В тексте: *** . Вероятно, в тексте ошибка: *** вместо *** . Можно перевести также: «кто остриг элиту его годовалых овец» (***), но форма множественного числа и в этом случае неудовлетворительна. Т. дает ***, что совсем не имеет смысла) и заставил глаза плакать по нем кровью.

Рассказал мне некто, очевидец этого бесславного несчастия. Он сказал: «Мы сидели у Захир ад-Дина Мас'уда ибн ал-Мунаввара аш-Шаши, султанского везира в Нисе, когда кто-то пришел и сказал, что прибыл с незначительным сопровождением Джахан-Пахлаван, а это — Айаз таштдар (В тексте: айаз ат-таштдар). Он поднялся от низшей ступени придворной челяди до царственных уделов и командовал 10 тысячами всадников. Он назначен для отрубания голов и исторжения душ из тела. Помянутый везир остолбенел, так его ужаснуло [известие] о его (Джахан-Пахлавана) прибытии: он думал, что новость касается его. В нем не осталось признаков жизни, кроме слабого дыхания, которое почти пресеклось. Было .передано, что прибывший остановился в султанском дворце и сказал (У. Н. и далее косвенная речь): «Доставьте аз-Захира и знать!» Аз-Захир поскакал к нему, но от слабости в пальцах едва мог держать поводья. Но все же он явился, и Джахан-Пахлаван вручил ему указ. Когда он кончил чтение, они посоветовались и пригласили князя Тадж ад-Дина [якобы] ради важного дела, которое прибыло от султанских врат и для которого потребно его присутствие. Он прибыл с отрядом приближенных и был введен в один из погребов (В тексте: ал-махазин), как вдруг какой-то поганый вышел с его головой в руке. Джахан-Пахлаван положил ее в торбу и тотчас же воротился». Уф (В тексте (Т. также): **, Н. переделывает в *** без надобности, так как fa'f^an хорошо согласуется с последующим tuff an), вечно обманывающая жизнь, тьфу, не пожалела убитого и не пощадила его, согласно сказавшему: «Мы следуем за людьми из любви к ним, но они не обретают выгоды (Слова в кавычках Т. правильно выделяет в тексте своего списка как стих, каковым эта часть текста, несомненно, является: размер — модификация мутакариба. Совершенно симметричная схема: *** ) [от этого]». В сокровищницу [88] султана из его (убитого) сокровищницы доставили столько драгоценных камней, что о подобных им по ценности и количеству и не слыхали.

К этим же [мерам] относится то, что он отправил в Хорезм Бурхан ад-Дина Мухаммада ибн Ахмада ибн Абу-л-Азиза Бухарского, прозванного Садр Джахан, главу бухарских ханифитов и их проповедника. Когда слушатель услышит, что это проповедник, то будет убежден, что он был подобен остальным проповедникам по степени высокого положения и обширности владений и имений и по седланию спины славы /стр. 24/ и власти при поводьях многочисленных щедрот. Но дело обстоит не так, напротив, помянутый может сравниться разве лишь с господствующими князьями и царями-предводителями, так как среди тех, кто жил под его защитой (Н: ***) и в кругу его доходов, было около 6 тысяч законоведов. Он был великодушен, возвышен мыслями, мужествен, жизнь земную считал пылинкой, затерянной среди своих взметенных сестер, лучше сказать, [одной] воображаемой точкой из точек окружности. Его двор был местом встречи благородства и его сынов, путеводным знаком для знания и тех, кто считал себя достойным его; он [князь] привлекал сюда все самое совершенное, и все это приобреталось по полной цене (Букв.: «привлекал к нему (двору) товары совершенств, и они покупались по полной цене»). В Хорезме, уже после того как судьба споткнулась о него, он делал подарки, ради которых сжимаются груди щедрых [даже] при цветущих делах.

Он пребывал в Хорезме лишенный желанного, стесненный в действиях (Букв.: «скованный во входе и выходе»), пока судьба не потребовала у него уплаты долга себе и не напоила его кубком погибели (Н.: *** Т.: *** — лучшие смысл и рифма). Он был убит при бегстве Туркан-хатун из Хорезма. При переводе его в Хорезм султан поставил вместо него на должность главы ханифитов и на проповедничество в Бухаре Маджд ад-Дина Мас'уда ибн Салиха ал-Фарави, брата своего везира Низам ал-мулка, и даровал ему почетное прозвище Садр Джахан. Муджир ад-Дин Омар ибн Са'д рассказал мне следующее. Султан прибыл в Бухару, после того как возвел помянутого Маджд ад-Дина в сан садр-джаханства. Тот получил предписание лично произнести проповедь в присутствии султана. А Низам ал-мулк Мухаммад ненавидел своего брата Маджд ад-Дина Мае'уда и предпочел бы, чтобы его положение оказалось неустойчивым и должность его не утвердилась.

Я присутствовал в свите Низам ал-мулка в соборной мечети, тогда как брат его, проповедник, [находился] в своей келейке (В тексте: худжра) направо от кафедры. Низам ал-мулк сказал мне: «Если бы ты смутил его сегодня во время проповеди, так чтобы он сбился, то тебе от меня [было бы дано] все, что захочешь». И я ему сказал: «Без сомнения, то, на что ты мне указываешь, рискованно, и если я это сделаю, то ничего не хочу, кроме мулицы, которая у дверей, с ее седлом, уздой и сбруей». Он мне обещал это. Тогда ,я несколько раз поднял в его сторону (Маджд ад-Дина) руку, делая знаки, он сбился и долго молчал, пока не пришел в себя. Люди удивлялись тому, что он запнулся, чего обычно [с ним] не случалось. А я взял мулицу со всем, что на ней, так как хитрость вполне удалась. Когда Маджд ад-Дин упрекнул меня за то, что я сделал, я сказал ему: «Ведь я показывал тебе, чтобы ты повысил голос [89] при благословении султана, а ты не понял» (Н. в переводе опускает эти слова). И он принял извинение. Помянутый оставался в этом славном звании до тех пор, пока татары завладели Бухарой, и он был убит.

К этим же (мерам] относится и то, что он (султан) отправил шейхов (В тексте перед словом шейхи лишний предлог ила) ислама Самарканда: Джалал ад-Дина, его сына Шамс ад-Дина и его брата Аухад ад-Дина — в Нису, чтобы обезопасить /стр. 25/ себя от них, [желая] погасить их пламя. Они были вождями земли благодаря превосходной образованности и прокладывали путь выдающимся знаниям. Аухад ад-Дин был чудом в искусстве диалектики. Он состязался в меткости с ал-Амиди (Ал-Амиди — Рукн ад-Дин Абу Хамид Мухаммад ибн Мухаммед ал-Амиди ас-Самарканди (ум. в 615/1218 г. в Бухаре), автор «Китаб ал-иршад» — руководства к искусству диспута, см. GAL, I, стр. 439-440) и изрешетил мишень его доказательств, соперничал в славе с ан-Нисабури (Вероятно, имеется в виду ал-Хасан ибн Мухаммад ан-Нисабури (ум. в 406/ 1015 г.) — комментатор Корана и филолог, см. GAL, I, стр. 191-192) и пресек ему торный путь. Что касается Аухад ад-Дина, то он умер в Нисе чужеземцем и не нашел доли в счастливой судьбе. А Джалал ад-Дин [в преклонных годах] переселился в Дихистан после смерти Аухад ад-Дина, он был приглашен Амин ад-Дином (Т.: Амир ад-Дин) ад-Дихистани, который был везиром султана там и в Мазандеране. И он жил при нем в почете, пока рок не порешил погубить жителей городов во время нашествия татар и их распространения по всем поселениям, и я не знаю, какова была его судьба впоследствии:

Стеснены ли его обстоятельства? Добился ли он чего-нибудь? (Букв.: «длинна ли его рука») Заставила ли его отступить нужда Или выдвинул его достаток? (Н. передает этот текст без всякого выделения, но с чрезвычайно странной огласовкой. Т. правильно выделяет стих с цезурой: *** (модификация тавиля).

К этим же [мерам] относится то, что он (султан) разделил царство между своими сыновьями и назначил по стране каждому из них. Хорезм, Хорасан и Мазандеран поручил своему [официальному] наследнику Кутб ад-Дину Узлаг-шаху и выбрал для его указов вступительную формулу без включения почетного прозвища, а именно: «султан Абу-л-Музаффар Узлаг-шах, потомок султана Санджара, защитника повелителя правоверных». У них было в обычае не писать назначаемому наследником (В тексте: ла-йактубу-л-маули 'индахум лакабан; в данном случае ал-маула должно иметь именной такой смысл. Н.: «d'inscrire dans le formule de l'apostille royale Ie mot maula comme surnorn»... вряд ли «maula» было исключительным титулом хорезмшахов, характер почетных прозвищ виден из перечисления имен других сыновей. Непонятен тогда смысл предлога индахум) при них (Т. е. при их жизни) во вступительной формуле почетного прозвища, пока он не займет места своего родителя, тогда его величают почетным именем.

Причина предоставления ему (Кутб ад-Дину Узлаг-шаху) официального наследования 'помимо его старших братьев Джалал ад-Дина Манкубирти и Рукн ад-Дина Гуршаиджи [заключается] в том, что султан сообразовался с мнением своей родительницы Туркан-хатун, стремясь снискать ее благоволение, так как мать Кутб ад-Дина, в [90] противность матерям других сыновей и владычицам драгоценных чад, была из племени байавут, родного племени Туркан-хатун, а это одно из колен йамака (Махмуд Кашгарский (XI в.) помещает племя йамак между огузами и башкирами, указывая, что язык его близок чистейшим тюркским наречиям (см. Махмуд Кашгарский, Диван лугат ат-тюрк, т. I, стр. 28, 30). Владения Газны, Бамиана, Гура, Буста, Такийабаза (В тексте: Такийабаз. Вероятно, следует читать Текинабад), Заминдавара и то, что с этим смежно в Индии, (султан] вручил своему старшему сыну Джалал ад-Дину Манкубирти и назначил везиром к нему ас-садра (В тексте: ас-садр — «опора», «устой», здесь — почетный титул администратора) Шамс ал-мулка Шихаб ад-Дина Алп ал-Харави, и поскольку он (султан) не считал возможным, чтобы Джалал ад-Дин прервал службу ему вследствие своей любви к нему и своей уверенности в его мужестве, то он поставил там наместником Кербер-малика. Тот отправился туда и управлял там. Его деятельность в {области] политики была искусна, и его опытность даже снискала ему покорность некоторых царей. Он оставался там, пока Джалал ад-Дин не отправился туда после нашествия татар, согласно последующему изложению.

И '[султан] отдал владения Кермана, /стр. 26/ Киша и Мекрана своему сыну Гийас ад-Дину Пир-шаху. Везиром к нему приставил ас-садра Тадж ад-Дина ибн Карим аш-Шараф ан-Нисабури. После появления татар он (Пир-шах) отправился туда и владел [всем] этим, пока Ирак не опустел без тех, кто [мог бы] управлять им далее, после того как скончался султан и Джалал ад-Дин был отвлечен в Индию. Тогда он отправился в Ирак, а хаджиба Бураку оставил заместителем в Кермане и передал ему ключи своего царства, дав ему полномочия на погибель себе. Потом мы расскажем в своем месте остальные его обстоятельства.

Иракские владения [султан] передал своему сыну Рукн ад-Дину Гуршаиджи. Он был лучшим из его детей по природе, нраву и превосходному почерку. В юности он списал копию Корана собственноручно. Он был великодушен, справедлив, доброго нрава.

Везиром к нему был назначен Имад ал-мулк Мухаммад ибн Шадид ас-Сави. Помянутый несколько лет замещал в везирате в Хорезме Низам ал-мулка и приобрел там влияние, какого никто из управлявших им прежде не имел, так как он был совершенен, обладал проницательностью и сметливостью и имел силу у султана, поскольку тот был уверен в его усердии. Его значение [при султане] достигло того, что ему был поручен везират при Рукн ад-Дине в Ираке, и он распоряжался его областями и делами.

Рукн ад-Дин не терпел его самовластия и независимости, но при этом действовал вопреки своим влечениям (Н.: ***, Т. как будто *** — «сообразовался» (?) из притворства перед ним, зная о полном доверии султана к нему. Для указов Рукн ад-Дина была выбрана вступительная формула: «султан ал-му’аззам Рукн ад-дунйа ва-д-дин (В переводе: «султан прославленный, столп земной жизни и веры») Абу-л-Харис Гуршаиджи, сын могущественнейшего султана Мухаммада, соправитель (В тексте: касим, Н.: «l'emule») повелителя правоверных». Причина его прозвища «Гуршаиджи» в том, что он родился в день, когда к султану пришла радостная весть о взятии Гура. Султан женил его на дочери Хазарасфа, царя ал-Джибала, по причине искренней преданности того, так как он был в числе его соседей. После дойдем до остальных его обстоятельств. [91]

VI

/стр. 32/ [Гл. 14]

Рассказ о событиях в Мавераннахре после возвращения султана оттуда

Когда султан бросил жезл постоянства (В тексте: ал-карар) в Мавераннахре после возвращения из Ирака, к нему прибыли /стр. 33/ послы Чингисхана, а именно: Махмуд ал-Хорезми, Али Ходжа ал-Бухари и Йусуф Канка ал-Отрари, сопровождаемые тюркскими караванами с рудными ископаемыми, порциями рыбьего зуба, мешочками мускуса, «аменьями яшмы и одеждами, которые называются тарку (В тексте: ***). Они выделываются из шерсти белых верблюдов (Т.: сунуф ал-хамал, этот вариант хуже). Каждая штука продается за пятьдесят и более динаров.

Послание содержало попытку установить мир, спокойствие и доброжелательное обхождение.

Они сказали: «Вот великий хан приветствует тебя и говорит: не скрыто твое великое значение и то, чего достигло твое владычество. Я знаю об обширности твоего царства и о распространении твоей власти на большинство поясов земли. Я считаю мир с тобою обязательным, ты для меня подобен славнейшему из моих сыновей. Также и от тебя не скрыто, что я овладел Китаем и тем, что смежно с ним из Страны тюрков, их племена покорились мне. Ты лучше всех людей осведомлен о том, что моя страна — место скопища войск и рудник серебра; в ней достаточно [благ] для того, чтобы не искать другой. Если бы тебе заблагорассудилось открыть купцам дорогу взаимообщения в обе стороны, польза была бы общая и выгоды совокупные».

Заслушав послание, султан ночью призвал Махмуда ал-Хорезми [одного], без других послов, и сказал: «Ведь ты — хорезмиец, для тебя обязательно содействие и сочувствие нам», и обещал ему милость, если скажет правду про то, что он спросит у него, и подарил ему драгоценный камень из своей кисы (Обычно в этом значении форма ми'дад, здесь мй 'дадатихи) в знак достоверности того, что обещал ему, но поставил условием, что он (Махмуд ал-Хорезми) будет его лазутчиком при Чингисхане. Тот согласился на то, что он просил, из страха (*** Т.: *** , «из жадности», Н.: «par deference») и опасения. Затем [султан] оказал: «Скажи мне правду относительно того, что Чингисхан говорит, будто он овладел Китаем и управляет городом Тамгадж: говорит ли он правду или лжет?» Тот (Махмуд ал-Хорезми) сказал: «О нет! Он говорит правду! Столь прославленное дело нельзя скрыть, скоро султан убедится в истине этого». Султан сказал: «Ты знаешь мои царства и их обширность, мои войска и их многочисленность. Кто же тот проклятый, что обращается ко мне (со словом] сын! Сколь велики его войска?» Когда Махмуд ал-Хорезми заметил следы гнева и [понял, что] ласковая речь превращается в препирательство, он уклонился от искренности и обратился к умилостивлению [султана], вырываясь из клыков смертного часа, и сказал: «Его войска, по сравнению со здешними народами и бесчисленным ополчением, не что иное, как один всадник среди конницы или как дым глубокой ночью».

Затем султан дал согласие на то, чего добивался Чингисхан в деле перемирия. Чингисхан этому /стр. 34/ обрадовался, и [обстановка] [92] оставалась мирной до тех пор, пока из страны Чингисхана в Отрар ( ***, Т. везде передает ***, нисба *** («Отрари») не прибыли купцы, т. е. Омар Ходжа ал-Отрари, ал-Хаммал ал-Мараги, Фахр ад-Дин ад-Данзаки, ал-Бухари и Амин ад-Дин ал-Харави. Йинал-хан (У Т. везде: Ниннал-хан), сын дяди султана по матери, во главе 20 тысяч всадников наместничал в нем (в Отраре) от имени султана. Его низкая душа возжаждала имущества тех [людей], и он, лживый и лукавый (В тексте: хайин майин), написал султану письмо, говоря, что эти люди пришли в Отрар под видом купцов, но они не купцы, а сборщики сведений, в которых открывают то, что не относится к их обязанностям. Если случается им быть наедине с кем-нибудь из простых людей, [они] запугивают его, говоря: «Подлинно, вы в беспечности относительно того, что позади вас, но к вам придет то, против чего вы бессильны», и тому подобное, так что султан разрешил ему принять {меры] предосторожности в отношении них (купцов), пока он не вынесет своего мнения. Но когда [султан] из предосторожности сделал ему это послабление, тот превысил свои права и нарушил свои полномочия (Букв.: «и пробежал свое поприще»), схватил их, а после этого их след пропал, и известия о них прекратились. И помянутый присвоил себе их богатства и различную утварь своей хитростью и вероломством. Но последствия его дела были гибельны.

[Гл. 15]

Рассказ о прибытии послов Чингисхана после убийства купцов

Потом, после этого, прибыл Ибн Кафрадж Богра, отец которого был из эмиров султана Текеша, в сопровождении двух татар в качестве послов к султану от Чингисхана со следующим: «Ведь ты дал свою подпись и приложил руку в неприкосновенности купцов, в том, что не причинишь вреда никому из них, но ты изменил и нарушил договор. Измена дурна, а от мусульманского султана — еще хуже. Но если ты ручаешься, что совершенное /стр. 35/ Йинал-ханом было [сделано] не по твоему тайному приказанию, то выдай мне Йинал-хана, и я отплачу ему за то, что он сделал. Это заставит воздержаться от кровопролития и принесет спокойствие большинству. Иначе будь готов к войне, от которой подешевеют дорогие жизни и изломаются древки копий».

Но султан воздержался от отправки к нему Йинал-хана вопреки боязни, закравшейся в его сердце, и страху, похитившему его разум, поскольку ему невозможно было отправить его (Йинал-хана), раз большинство в войсках и вожди эмиров [были] из его родичей; они были вышивкой на [султана] ножнах, покровом его достояния (Букв.: «поверхностью его свертка») и распорядителями в его государстве. Он был уверен также, что, если начнет улещать Чингисхана в [своем] ответе, это не прибавит ничего, кроме притязаний к нему. И он воздержался, выказал твердость и не согласился (на предложение]. Страх примешался к твердости и смутил его разум, и он приказал убить тех послов. Горе тому убийству! Оно сделало дозволенной мусульманскую кровь, за каждую каплю [были] пролиты потоки заповедной крови. Сполна и щедро он оплатил свой гнев, и за каждого посла он отдал по стране. [93]

[Гл. 16]

Рассказ о том, [какие ошибочные действия] предпринял султан, когда узнал о движении войск Чингисхана к нему

Первое, что предпринял (султан] в этом тяжком деле и мрачном событии, — это решил построить стену вокруг Самарканда во всю его величину и по всей его окружности, как говорят в 12 фарсахов, и наполнить его (Самарканд) людьми, чтобы была преграда между ним и тюрками и плотина перед ними к остальным областям государства. И распределил своих управителей и сборщиков податей по всем областям и приказал им требовать уплаты вперед полностью хараджа за год 615-й ради отстройки самаркандской стены. Это он собрал в кратчайшее время, но татары вынудили его поспешить, и он не выполнил своего намерения, и ничего из этого не было потрачено на постройку стен. Во-вторых, султан послал вторично сборщиков по всем областям царств и приказал им собрать харадж в третий раз в том же самом году, с тем чтобы за его счет призвать на службу стрелков в полном снаряжении. Число людей от каждой местности должно соответствовать /стр. 36/ размеру того, что следует с нее деньгами, мало или много; у каждого из них должен быть верблюд, на котором он едет верхом и везет свое оружие и запас пищи. Их призвали к службе как можно быстрее, и они направлялись со всех концов к ставкам его знамен (В тексте: ***, Т правильнее: ***, ниже это выражение встречается в правильной форме), точно поток, следующий к своему скату, или стрела, спущенная с тетивы. Но в пути их настигло известие о бегстве султана от прибрежья Джейхуна без боя, а если бы он остался до прибытия отрядов, поистине собрал бы такое множество, о равном которому по численности и слыхом не слыхали. Но решение Аллаха могущественнее и приказание его проникновеннее, ему принадлежит власть в повороте обстоятельств и в замене сменяемого, он передает царства от правителя к правителю.

К ошибочным распоряжениям султана относится и то, что он, услышав о.приближении Чингисхана, разделил свои войска по городам (В тексте: би-мудун, букв.: «по областям» (?) Мавераннахра и Страны тюрков. Йинал-хана с 20 тысячами всадников оставил в Отраре, а Кутлуг-хана и другой отряд в 10 тысяч всадников — в Шахрикенте, эмира Ихтийар ад-Дина Кушлу (В тексте: ***, нужно ***, с чтением по Бартольду — Кушлу (см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 477 и прим. 2), эмира-конюшего, и Угул-хаджиба, прозванного Инандж-хан, с 30 тысячами — в Бухаре, Туган-хана, своего дядю по матери, и эмиров Гура, как, например, Джермиха, Хурура, Ибн Изз ад-Дина Ката, Хусам ад-Дина Мас'уда и других, с 40 тысячами — в Самарканде; Фахр ад-Дина Хабаша, прозванного Иная (Т. е. в переводе «узда») ан-Нисави, и войско Сиджистана — в Термезе; Белхамур-хана — в Вахше; Абу Мухаммада, дядю по матери своего отца, — в Балхе; Асрак-Пахлавана — в Джендеруде (В тексте: *** Н. исправляет: Khenderoudz), Алджак Малика — в Джилане и ал-Буртаси — в Кундузе, Аслаба-хана — в Валидже. И вообще ни единой области из областей Мавераннахра ([султан] не оставил без большого войска. И в этом он сделал ошибку. Если бы татары встретились с его полками, /стр. 37/ прежде чем он разделил их, он непременно схватил бы их в охапку и смел бы начисто с земли. Когда [94] Чингисхан приблизился к границам султанской страны (В тексте: ал-билад), он принял влево в сторону Отрара (В тексте: *** смысла не дает. Н. переводит, видимо, по смыслу: «marcha directement sur О». Т. правильно: *** ) и непрерывно воевал с ним (Йинал-ханом) днем и ночью, пока не захватил его [в плен]. Он потребовал к себе Йинал-хана и приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза, и тот был умерщвлен этим истязанием в наказание за его безобразное деяние и мерзкий поступок. Его клевета [на купцов] презренна для всех.

[Гл. 17]

Рассказ о хитрости, вполне удавшейся Чингисхану в отношении султана, так что тот стал подозревать своих эмиров, был настроен на разрыв с ними и разобщил их

Когда Чингисхан захватил Отрар, его посетил и переговорил с ним наедине ал-амид Бадр ад-Дин, который замещал в Отраре ас-Сафи ал-Акра (Т. е. «Лысого»), султанского везира в Стране тюрков. Он ненавидел султана за убийство своего отца Са'да, судьи-амида, и дяди по отцу, судьи Мансура, и нескольких сыновей своего дяди и своих братьев при очищении султаном области Отрара. Он сказал: «Пусть хан знает, что султан для меня ненавистнее всех творений Аллаха за истребление многих из моей семьи. Если бы я мог получить сполна мою месть от него, пожертвовав своей душой, непременно сделал бы [так]. Однако я сообщу тебе, что он — великий султан, могущественный властитель. Пусть не обольщает тебя, что он разделил свои войска в этих краях, ведь здесь у него многочисленное полчище, избавляющее от потребности в другом, а если бы он захотел — смог бы собрать [еще] с обширного пространства своего необозримого владения. Я думаю, что тебе следует осуществить против него хитрость, из-за которой он станет подозрительным к эмирам своего войска». И они перебирали таким образом концы речи, пока не сговорились, что ал-амид Бадр ад-Дин подделает письма от имени (Букв.: «от языка») ближайших к матери султана эмиров и выскажет в них: «Ведь мы притащились к султану из Страны тюрков со своими племенами и своими приверженцами ради страстного желания служить его родительнице. Мы ему помогали против /стр. 38/ всех царей земли, пока он не завладел ею. Унизились перед ним тираны и склонились головы (В тексте: ар-рикйб, букв.: «шеи»). И вот каков он теперь: его преданность по отношению к его матери изменилась из-за его высокомерия и непочтительности, и она приказывает [своим эмирам] покинуть его. Мы ожидаем твоего прибытия и следуем твоему желанию и просьбе».

Чингисхан отправил эти письма через одного из своих приближенных, который принял вид перебежчика, но втайне был лазутчиком. Султан их вскрыл как предупреждение о своей гибели, помрачившее мир в его глазах. Его решимость в намерениях ослабела, раз его постигли неудачи в его выгодах (В тексте: ***, Т,: *** гораздо лучше по смыслу). Он принялся их разобщать и разъединять под предлогом укрепления страны, как мы уже сказали. Чингисхан послал хаджиба Данишменда, одного из своих приближенных, в Хорезм к Туркан-хатун, чтобы сказать ей: «Я знаю, что твой [95] сын противопоставляет непочтительность обязанностям к тебе, и вот я устремлюсь на него по соглашению с его эмирами. Но я не причиню вреда той части страны, которая под твоей рукой. Если хочешь этого, пришли ко мне кого-нибудь получить с меня обязательство [в отношении] тебя, и тебе будет передан Хорезм, Хорасан и то, что граничит с ними по линии Джейхуна». Она ответила на это послание тем, что поспешно бежала из Хорезма и бросила его беспризорным.

[Гл. 18]

Рассказ об уходе Туркан-хатун из Хорезма в конце 616 (1219-20) г.

Прибытие в Хорезм посла Чингисхана, хаджиба, помянутого ранее, и получение известия о бегстве султана с берегов Джейхуна совпали, и [Туркан-хатун] сильно взволновалась (Вместо мало подходящего по смыслу *** (fa-lamma) Т. читает *** (***). Глаз ее при этом не насурьмился араром ('арир — ароматическое красящее растение, может быть, здесь намек на поговорку «пошел арар за кохл» (одно стоит другого). Т. читает *** — «бессонница, спешка». Н. переводит: «Qui des ces moments ne songea plus a embellir ses yeux de collyre...») и не счел Хорезм надежным жилищем, она собрала вокруг себя все, что можно было собрать из султанского гарема, — его маленьких детей и драгоценности из его сокровищниц — и, распростившись, ушла из Хорезма. При прощании с нею проливались потоки слез и сердца расплавлялись. При своем уходе она предприняла /стр. 39/ [действие], противоречащее доброте, [которое] судьба отметила как дурное воспоминание и оставила [знаком] вечного позора на лице века. Ведь она была уверена, что огонь этой смуты вскоре потухнет, оторванная ручка будет привязана и рассвет ее ночного странствия спустя немного будет восхвален, и приказала убить тех, кто был в Хорезме из пленных царей, царских сыновей и обладателей высоких чинов из старших сановников и господствующих вождей, [всего] около 12 заповедных душ, как, например: двух сыновей султана Тогрула, Сельджукида, Имад ад-Дина, владетеля Балха, и сына его ал-Малик Бахрам-шаха, владетеля Термеза, и Ала ад-Дина, владетеля Бамиана, Джамал ад-Дин Омара, владетеля Вахша, и двух сыновей владетеля Соктака (В тексте: с.к.так, может быть, сугдик — одно из племен, населявших Баласагун (см.: Махмуд Кашгарский, т. I, стр. 391). Возможно также искаженное название города Сигнак, Сугнак, находившегося в области немусульманских кипчаков (о нем см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 236 и 392) в Стране тюрков, Бурхан ад-Дина Мухаммад Садр-джахана и брата его Ифтихар-джахана и двух его сыновей, Малик ал-ислама и Азиз ал-ислама, и других...

VII

/стр. 42/ [Гл. 19]

Отрывок из рассказа о положении Туркан-хатун и ее биографии

Помянутая была из племени байавут, а это одно из колен (В тексте: фар 'мин фуру’) йамака. При возвышении ее сана она получила прозвище Худаванд-Джахан, т. е. «Владычица мира». Она была дочь хана Джанкши, одного из тюркских царей. Текеш, сын Иль-Арслана, женился на ней, [так] как сочетаются браком цари с царскими дочерьми. Когда царство перешло [96] к султану Мухаммаду по наследству от отца его Текеша, к нему стянулись племена йамак и те (Т.: ***, в тексте Н. *** менее приемлемо по смыслу), кто в соседстве с ними, из тюрков, благодаря им он располагал множеством [людей] и при их поддержке одерживал победы. По этой причине Туркан-хатун распоряжалась в государстве...

VIII

[Гл. 20]

Рассказ о выступлении султана из Кутлуфа после взятия Чингисханом Бухары

Когда султан узнал о взятии Чингисханом Отрара и об убийстве Йинал-хана и воинов, бывших с ним, /стр. 43/ он остался в границах Кутлуфа и Андхуда, ожидая прибытия вспомогательных (?) отрядов из разных концов и подстерегая, что принесут сутки (Букв.: «ночи»), чреватые событиями, для высокопоставленных. После захвата Отрара Чингисхан помчался к Бухаре, которая ближе всех городов к ставкам султанских знамен (В тексте: ва-хи акраб ал-мудун 'ила маракиз ар-райат ас-султаниййа), чтобы осадить ее. Этим он добивался отрезать султана от его распыленных войск, с тем чтобы, если бы тот захотел изменить свое прежнее намерение о разделении их, он не смог бы их собрать. [Чингисхан] бросил на Бухару осаждающих, похваляясь множеством пеших и конных, которых пригнал из Отрара. Сражение за нее длилось днем и ночью, пока он не завладел ею (Бухарой) силой и натиском.

Когда конюший Кушли и соратники султана, бывшие вместе с ним, увидели, что взятие Бухары уже близко, они заспорили и заменили принятые решения порывом к бегству, но согласились на том, что уйдут, пробившись (В тексте: *** ) в единодушном натиске, и таким образом облегчат удушье и ослабят тяжесть трудной задачи. Сделали [так] и ушли. Если бы захотели, то преуспели бы (В тексте какая-то неточность: *** , Т. *** сохраняет рифму, но тогда следовало бы дополнение. Вместо ед. ч. арада нужно мн. ч. Н. предполагает также пропуск субъекта: «Аллах»). Когда татары увидели, что дело поразительно, случай серьезен, острие и мужество крепко, они бежали от их передовых и открыли им дороги для бегства. И если бы в самом деле мусульмане за одной атакой провели бы другую, следующую за их (татар) отступлением, наносящую удар по их сонмищу (В рукописи без диакритических знаков, Н.: «et en les attaquant avec vigueur...»), поражение тех было бы обеспечено. Однако они на закате своей судьбы удовольствовались своим личным избавлением. Когда татары поняли, что их конечная цель — [собственное] спасение, они старательно разыскивали их, преградили им пути бегства и последовали за ними до берега Джейхуна. Из них спасся лишь Инандж-хан с незначительной кучкой [воинов], но большинство этого войска постигло избиение.

Татары награбили столько денег, оружия, рабов и снаряжения, что благодаря этому расцвели их обстоятельства и зазеленели стоянки (В тексте: *** , Т.: *** ). Когда султана настигло известие об этом удручающем событии, он взволновался и огорчился, и [это] ослабило ко всему его сердце и [97] руки. Бедствующим (В тексте: ба’исан) переправился он за Джейхун, отчаявшись в отношении Мавераннахра. При пошатнувшемся его положении и гибели наиболее отважных людей его покинули ради татар 7 тысяч хитаев из племен его дядей по матери.

К Чингисхану пристал /стр. 44/ пособником Ала ад-Дин, владетель Кундуза, став бойцом из вражды к султану. К нему же удалился эмир Джах-рри из военачальников Балха. Люди принялись покидать друг друга и уходить тайком. От этого дело расшаталось, плотина разрушилась, швы разошлись (Букв.: «застежки лопнули»), твердость и сила были сокрушены. Но всему прочному присуще сокрушение и всякому делу прекращение. Так, Аллах дает царство, кому желает, и отнимает его, у кого желает, он, воистину, созидатель всего, чего захочет.

Когда это известие дошло до Чингисхана и вожди, упоминание о которых предшествует (Конструкция предпочтительнее без слова *** или с предлогом *** , во франц. переводе он не учитывается), известили его о том, какую чувствует султан печаль, и уведомили, как он малодушен, он поставил начальников Чжэбэ-нойона (В тексте: *** , следует: Чжэбэ-нойон (см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 487 и сл) и Субутай-бахадура во главе 30 тысяч, с тем чтобы они перешли реку в сторону Хорасана и обыскали бы все лазейки (В тексте: *** *** ). Угроза была выполнена. Произошло кровопролитие, грабеж и опустошение, что распугало ремесленников и пахарей разогнало нагишом, заставило предпочесть зеленые чащи открытым местам и искать убежища в пустыне и тайниках. Замолкли блеяние и верблюжий рев, но заухали сычи и совы (Может быть также «ночные цикады»). [Мир узнал о] таком бедствии, о котором не слышали в прежних поколениях, в уже ушедших веках. Ведь всем известно, что один отряд (В тексте: та’ифа) вышел от восхода солнца и пересек землю до Баб ал-Абваба, переправился в страну Кипчака, выслал против его племен отряды для набега врассыпную, которые ударяли мечами куда попало, (подобно тому] как лягается подслеповатая верблюдица. Не оставили ни одной страны без грабежа, ни одного города без опустошения, затем вернулись к своему господину через Хорезм после этого успешного прибыльного обхода. Уничтожили посевы стран, их приплод и предали остриям (В тексте: *** , Т. правильно: *** ) мечей их жителей. Все это менее чем в два года! Подлинно, земля принадлежит Аллаху, он дает ее в наследие кому хочет из своих рабов (мин 'ибадихи, в изд. Н. пропущено, дополнено по списку Т).

IX

[Отрывок из главы 42-й. Рассказ об уходе (В тексте: тулу’ букв.: «подъеме». Н. опускает в переводе подразумеваемое в тексте подлежащее «Джалал ад-Дин») Джалал ад-Дина из Индии и прибытии его в Керман в 621/1224-25 г. О том, какие события произошли до захвата им Ирака]

/стр. 95/ [Джалал ад-Дин] бежал в Керман для спасения во главе 4 тысяч, среди них [были] и всадники на быках и ослах. Им [98] (Керманом) управлял хаджиб Борак (О Бораке см.: В. В. Бартольд, Туркестан..., стр. 428) от имени его брата Гийас ад-Дина. Этот Борак был хаджибом у Гурхана, царя хитаев, [и] прибыл послом к султану в начале их взаимной вражды, а тот (султан) помешал ему вернуться :к пославшему его, так как очень хотел иметь его [при себе]. Его продержали в Хорезме до тех пор, пока Аллах не наделил султана их (хитаев) землей и поселениями, когда он завладел их страной и городами. Тогда [Борака] пригласил Али-бех и назначил его своим хаджибом, пока дни не предъявили то, что таили [в себе] (Букв.: «его утроба») по части татарского мятежа... (Конец фразы неясен), так что он поступил на службу к: Гийас ад-Дину Пир-шаху, который тогда был владетелем Кермана.

X

/стр. 183/ [Отрывок из гл. 85-й, стр. 183-184. Рассказ о событиях, {случившихся] в течение осады Хелата (Хелат — город на западном берегу озера Ван. По Якуту, относился к Срединной Армении, осадил его Джалал ад-Дин в 626/1229-30 г)]

Среди них следующее: Хан-Султан, старшая из дочерей султана; Мухаммада, была взята в плен тогда же, когда была взята /стр. 184/ Туркан-хатун. Души-хан облюбовал ее для себя и прижил с нею детей. Затем Души-хан умер. Она сообщала своему брату султану {Джалал ад-Дину] известия о татарах, их новости и обстоятельства. В то время как султан осаждал Хелат, она прислала перстень с печатью своего родителя, в котором [был] камень бирюзы с выгравированным именем султана Мухаммада в качестве опознавательного знака для нарочного, прибывшего от нее. Она извещала своего брата, что хакан приказал учить Корану ее сыновей. «До него дошли известия о твоем мужестве,, о твоем ударе (?), о широте твоего взмаха и просторе твоих кочевий. Он решил породниться и помириться с тобою на том, что он поделит царство по реке Джейхун: тебе будет то, что до реки, а ему то, что позади нее. Если же ты находишь силы противостоять ему, то отомсти и сразись с ним, победишь — твое положение [будет таким], как ты захочешь. В противном случае воспользуйся для заключения мира тем обстоятельством, что они его сильно хотят». Но он отвлекся от этого (В тексте: 'анха, букв.: «от нее», подразумевается «от сестры») [из-за осады] Хелата, поступил неблагоразумно, не дав ей ответа, заключающего в себе правильное, и не открыл для мира ни двери, ни речи, достигающей (В тексте: *** , Т.: *** ) благого и приносящей плод успеха.