vimin

АЛЬБЕРТ ВИМИНА ДА ЧЕНЕДА

ИЗВЕСТИЯ О МОСКОВИИ

RELAZIONI DELLA MOSCOVIA

Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году.

(Продолжение).

Люди благородного происхождения, равно как и нижнего класса, употребляют здесь не весьма нежные кушанья, худо приправленные и худо сваренные; лучшими почитаются: козье мясо, баранина и говядина, также дичина, которая там в изобилии; но, кажется, что они не находят в ней особенного вкуса. Я не знаю, что они едят во время предпраздничных постов, коих считается четыре, а именно: 1-й великий пост, продолжающийся семь [225] недель, пред Пасхою; 2-й, Петров, начинающийся с 9 й недели по Пасхе и продолжающейся до Святого Петра, т. е. до 29 Июня; 3-й, Успенский, начинающийся с 1-го Августа и продолжающийся до 15-го Августа; и 4-й, Рождественский, начинающийся с 14-го Ноября и продолжающийся до 25-го Декабря. Я видел в сие время, что крестьяне (в местах, где нет рыбы), также солдаты и извощики, пишаются черными сухарями, размоченными в воде с солью; к чему, для большего вкуса, примешивают иногда несколько овсяной муки, а в летнее время прибавляют нарезанных огурцев. Не менее того едят они со вкусом сырой лук и чеснок, употребляя их также для приправы, вместо пряных кореньев, которые обыкновенно везде покупаются очень дорогою ценой.

Из напитков же более [226] упопотребляется Русскими квас, который они делают, положив в большое количество нагретой воды несколько ячменю: сей состав получает кислоту, приятную для их вкуса. Но пиво и мед не в большом употреблении у людей нижнего состояния, и притом только в знатнейшие праздники. В сии дни, улицы бывают наполнены пьяными, возвращающимися из погребов, где продаются пиво и водка, делаемые из хлеба, подобно как и во всех северных странах.

Люди нижнего сословия не знают роскошных перин и тюфяков. Они подстилают войлоки или шубы, и спят глубоким сном на траве, или на голой земле, ежели им докучает жар. Когда же холодно, то они покоятся в избе на скамьях или на печи; только немногие спят на постелях, набитых сеном. Делая таковые наблюдения, я [227] заметил, что роскошь есть изобретательница многих выгод, которые однако же не укрепляют, но расслабляют тело. Ибо природа не была мачихою, и снабдила человеческий род всем тем, что нужно для сохранения жизни. Прочее же все изобретенное искуством вредит телесному сложению, которое уже сделало худые навыки, и потому с трудностью переносит все то, что хотя немного противно неге. Отсюда происходит мнение многих, что лекарства могут восстановить расстроенное здоровье; и потому многие с большою точностью наблюдают обыкновение принимать слабительное весною; из чего часто следует, что когда они ожидают от врача изцеления, то сей невразумительными буквами прописываеть бедному больному смертный приговор. Иначе поступают в странах Северных: в Швеции, [228] Московии и у Казаков, где часто можно видеть людей крепких здоровьем и долговечных, потому, что они, к счастью, не знали никогда лекарств: ибо в сих местах нет ни пряных кореньев, ни лекарств, вместо коих, вода служит к утолению жара в горячке, а воздержание потребляет худые последствия от несварения пищи, которое по общему мнению бывает причиною всяких болезней. В Московии даже никто не знает врачебной науки, исключая немногих иностранцев, случайно зашедших из Голландии, или Германии. Говорят также, что во всей армии Великого Князя нет более пяти врачей, коих лучше можно бы назвать цирюльниками, нежели лекарями. Сие происходит от того, что в сей земле нет людей, которые посвящали бы себя исключительно подобному званию: там нет ни одной [229] Академии, и природные жители не имеют дозволения путешествовать в чужие краи, для приобретения познаний в механических и умозрительных науках. Вообще науки здесь в пренебрежении. Сие разуметь должно о Богословии, Законоведении, Философии, Медицине, Математике. Из духовных же книг дозволяется только чтение Ветхого и Нового Завета, и поучений некоторых Святых Отцов, переведенных на Русский язык.

И так все их упражнения состоят в том, что может им принести прибыль: одни занимаются земледелием, другие же разными ремеслами, которые у них довольно в худом состоянии от недостатка просвещения, коего они не могуш приобретать ни в отечестве, ни в чужих землях, куда им запрещено ездить. Кажется, что многие из них имеют только в виду [230] личную пользу, не обращая внимания на то, что противно чести. Иные довольно преданы лжи, обманам, воровству, хотя в самом деле я я не мог заметить между крестьянами таких испорченных нравов, как в городах, и между богатыми, которые особенным образом преданы корыстолюбию, не знают вежливости, чрезмерно надменны и невоздержны. Однако ж редко там случается слышать о убийствах, отравах, грабежах, насилиях и других подобных злодеяниях, часто случающихся в странах просвещенных.

Несмотря на холодный климат Московии, кажется, что жители ее очень склонны к удовольствиям, особливо в той стране, где женщины низшего состояния предаются пьянству. Ежели в сем слабом поле с таким трудом ум и скромность сопротивляются [231] чувственности, то нет сомнения, что горячие напитки, увеличивая жар и отнимая рассудок, делают их еще способнее к слабостям. Кажется также, что они не свободны от другого порока: употреблять во зло дар слова; однако ж сие случается не так часто.

Государству сему подвластны также и другие народы, отличные языком и верою, а всего более жестокими нравами. Лапландцы, о которых неизвестно, покланяются ли они твари, или Творцу; Черемисы, живущие по ту сторону Волги к Северу, исповедующие Магометов закон и некогда слывшие искуснейшими стрелками из лука, хотя нынешний Государь, как я сам мог видеть, набирает ныне стрелков из людей необразованных, грубых и жестоких (например из Татар); царства: Казанское и Астраханское, которые были некогда [232] собственно Татарские, наполнены также исповедующими Магометанскую веру, равно как и Сибирские степи, коих сей Великий Князь именуется Повелителем (Императором), и куда также посылает в вечное заточсние навлекших на себя его немилость каким-либо важным преступлением; прочие же все подданные сего Государя исповедуют веру Греческую, особенную от Римской, и столь уверены в истине оной, что называют ее верою древнею и неискаженною. Они остаются в сем мнении, избегая всяких споров, и довольствуются поучениями древних святителей , которые читают по церквам, подобно как у нас читают проповеди.

Христианская вера введена в Руссию в 646 году (?) от Рождества Христова, матерью Великаго Князя Святослава, Ольгою, женщиною [233] известнейшею своими деяниями и воинскими подвигами, которая приняла Крещение в Константинополе в царствование Императора Иоанна, и заменила имя Ольги на имя Елены. Московитяне почитают ее Святою. И как они сначала приняли догматы Греческой веры, то и потомки их всегда сохраняли оные, хотя и уверена Руссия, что она приняла Крещение прежде царствования Ольги, и освящена Святым Апостолом Андреем, который, приплыв чрез Черное море к устию Борисфена (Днепра), чудесно совершил по оному путь в Киев, против течения реки, благословляя сию землю и жителей ее. Из них есть столь простодушные и легковерные в отношении к своим преданиям, что мы, слыша о том, не могли удержаться от смеха; например, мне сказывали о Святом Антонии, который якобы из Рима приплыл [234] в Новгород на камне по водам. Еще они не бреют бороды потому, что человек, созданный по подобию Божию, по их мнению не должен бритьем обезображивать свой вид; впрочем семь лет тому назад как начали бриться.

Монахи пользуются преимущественным уважением в церкви. Из них избираются церковные чины, как то: Архимандриты, Архиереи и Патриархи. Все они последуют чину Святого Василия; равно как и монахини, исполняющие очень строгие правила, по которым навсегда им запрещается употреблять в пищу мясо. Но белое Духовенство, провождающее жизнь в супружеском состоянии, не в большом почтении. Монахи богаты и многочисленны, а белое Духовенство бедно, не имея никакого дохода с земель своих, или очень малый. Те и другие не весьма [235] образованы. Ceй народ содержит в великом почтении Святыя иконы. Они никакого иного вероисповедания, кроме принятого ими, не признают истинным. И посему они думают, что не должно принимать в церковь и почитать истинным Христианином того, который не примет их вероисповедания и не откажется от прежнего учения своей веры. Для того, по взятии Смоленска, многие разного состояния, пола и лет, по разным причинам дерзнули принять их вероисповедание. Так поступают они на основании статей, разделивших между собою обе Церкви, Греческую с Римскою, из коих считается шесть главных по их словам, утвержденных семью первыми Соборами, и которые я почитаю нужным здесь исчислить. Они суть следующие.

1-я, состоит в непощении и в невоздержании от мяса по Субботам, [236] в которые пост есть; что их правилами запрещается.

2-я, относится к сорокодневному посту, называемому у них Великим, из коего Римляне (по мнению, их) исключают одну неделю и употребляют беззаконно молочные кушанья.

3-я, касается запрещения белому Духовенству иметь жен тогда, как по их правилам, женатые только получают степень Священства.

4-я, повторение Епископом Миропомазания.

5-я, совершение Святых Тайн на опресноках, что, по их правилам, есть подражание Евреям.

6-я, относительно происхождения Святого Духа: ибо Московитяне не признают его происходящим от Отца и Сына.

Хотя о сих предметах многократно рассуждаемо было, и особенно в Флорентийском Соборе, на [237] кокотором находилися с прочими Виссарион и Русский Митрополит Исидор; однако ж невозможно было убедить Русских в противном и заставить их отступить от учения своей веры.

Главою Русской Церкви почитается Патриарх, который, около 60 лет тому назад, имел только сан Митрополита; но после получил сие достоинство от Константинопольского Патриарха, которого Русские называют Вселенским со времени разделения Церкви Римской с Греческою.

Впрочем к Государю также относятся в управлении церковными делами, и нельзя ничего нового ввести без его соизволения. Он назначает и удаляет Патриарха, Архиереев, Архимандритов и самих даже монастырских Настоятелей; следственно самодержавно управляет как гражданскою, так и [238] духовною частию. Равно и в других делах главною пружиною есть воля Государя, от которой зависят все распоряжения относительно к судопроизводству и к государственным учреждениям. А хотя Князь и имеет при себе совет, состоящей из бояр, но они не дают своих голосов, как в Парламентах, а только, когда их спросят, объявляют свое мнение с величайшим почтением.

Хотя народу сему, в нынешнем его положении, неизвестно теоретическо-политические правила, однако ж он довольно знает, что Государство должно сохранять таким образом, каким оно было приобретено. Посему, Русские нимало не удаляются от старинных постановлений своих предков, и при столь многих один по другом владевших Князьях не последовало никакого изменения в образе [239] гражданского правления. Здесь нет обыкновения читать фолианты авторов, столько пустословивших о политике, между тем, как в тех странах, где таковая наука в обыкновении, многие несчастные от запутанности процессов, проигрывают свои дела, которые без того были бы довольно ясны, и решались бы надлежащим образом. Справедливость бывает только с одной стороны. На нее-то должно обращать внимание, отвергая все то, что не клонится прямо к сей цели; а рассудок наш конечно не столь скуден, чтобы не мог отличить сторону правую от виновной. Так думает здешний народ, и, отвергнув все скучные споры и доводы стряпчих, решит дела по объяснениям самих же спорящихся. Впрочем, судьи имеют своих писцев для записывания предметов, которые должно иметь в виду; [240] например, документов, опровержений, показаний свидетелей; что однако же не мешает скорости судопроизводства. Впрочем, надобно признаться, что лихоимство бывает и здесь причиною умножения тяжеб или процессов. Так мне расказывали примеры служащие доказательством, что сии люди забывают совесть и честность, как скоро им представится случай удовольствовать свое корыстолюбие; они также поступают иногда и в уголовных делах, если только сие не противно пользе Государя, которую они наблюдают из одного страха. От них за деньги получают прощение, или, по крайней мере, значительное уменьшение наказания за преступление. Здесь не приступают к делу без истца, и одного доказательства вины недостаточно побудить судью к исследованию дела, хотя бы он видел и самый труп убитого, и [241] редко случается, чтобы судья был расположен уменьшить примерным наказанием дерзость преступников, дабы преступления не были столь часты. Ежели преступление не очень известно, то преступника н евыводят на позорище народу. Я сам видел тому во Пскове пример на одном Английском купце, вероломно умертвившем Немецкого купца; здесь нет многоразличных судебных мест. Воевода, по нашему начальник города и уезда, разбирает все дела с помощию двух или трех бояр, коих можно бы назвать Советниками, и как первый, так и последние назначаются Князем. Люди сии бывают без просвещения и без вежливости. Однако ж редко случается, чтобы они делали смертные приговоры, разве в случае величайшего преступления, о котором тогда нужно докладывать Государю. Часто палка [242] строго наказывает вины преступников и ослушных. Впрочем, сие постыдное наказание не почитается здесь, как у нас, самым бесчестнейшим. Как скоро проходит боль, то забываются и палочные удары, которым подвергается всяк, хотя бы он был и благородного происхождения и в чинах, если только важность его преступления заслуживает таковое наказание; но важнейшие преступления наказывают здесь обыкновенно заточением, посылая виновных иногда с их семьею в Сибирь, к самым отдаленным пределам государства: если они осуждены жить там вечно, то, не надеясь возвратить себе права свои, предаются забвению. Так случилось во Пскове в 1650 году с тремя семействами, обвиненными в произведении великого мятежа: ибо когда по просьбе некоторых знаменитых особ, Шведская Королева просила о возвращении многих [243] граждан, бежавших из Естонии и Ингерманландии в Московию, то Великий Князь отвечал, что не может их выдать, и предложил вместо того денежное вознаграждение. Предложение сие принято с тем, дабы вместо денег был выдан хлеб, и вдруг цена на оный поднялась во Пскове и в окрестностях его неумеренно; таким образом Шведский коммисар ошибся в своем рассчете, а народ доведен был до крайней нужды, и когда стали отдавать хлеб, возмутился, отзываясь, что верно Государь не желает, дабы подданные его терпели голод, и что как житницы его наполнены хлебом, а деревенские истощены, то можно было бы частным людям дозволить собирать хлеб с полей. Народ и некоторые бедные бояре, внезапно напав, отняли сей хлеб, другие бояре и прочие люди, сохранившее должное почтение к Царской воле, хотели противиться, [244] но тот же час были убиты. Бунтовщики взяли в плен Шведского Коммиссара, Консула Науко, имевшего с собою граммату Великого Князя, и обыкновенного переводчика Воеводы (кои мне о сем расказывали), и обходились с ними довольно худо. Дурной пример граждан был причиною, что и крестьяне в окрестных деревнях также возмутились, завладели остатком хлеба, который еще не был вывезен, и умножили число мятежников до того, что трудно было усмирить сие внезапное возмущение.

Политические правила иногда предписываю в подобных случаях употреблять скорые средства, подобно как врачи употребляют огонь и бритву, если видят, что вредные соки в ранах могут ядом своим заразить и достальные части тела. Но Государь принял другую меру для прекращения бунта, употребив, так сказать, [245] утолительное лекарство. Он сначала показал, будто не обращает внимания на сие преступление; вскоре потом поручил он некоторым монахам, имевшим уважение в народе, сделать увещания всенародно и частным образом. По прекращении мятежа, вдруг заключены были в тюрьму 30 виновнейших семей и сосланы в Сибирь, а прочие прощены.

Таким образом, смотря по обстоятельствам, Государь управляет политическими делами, принимая те меры, которые ему кажутся удобнейшими; гражданские же дела производятся по руководству природного ума. Я никогда не слыхал, чтобы в сем государстве существовали какие-либо писанные общие законы (!), а тем более права, присвоенные какому-либо городу (!). Находится только там какой-то Государев указ, определяющий наказания в случаях, относящихся к [246] пользам Государя, или к его удовлетворению (Сие место, равно как и некоторые другие, сами собою показывают недостаток основательных сведений сего писателя о тогдашнем состоянии России. Изд.).

Все же, принадлежащее к военным делам, управляется по непосредственным повелениям Государя, он раздает все должности; назначает всех Офицеров, Полковников, Маиоров и Капитанов; причем не столько обращается внимание на храбрость природных жителей, сколько на денежное пожертвование: ибо здесь должности сии даются не навсегда, а на некоторое время, и от оных удаляются один лица для замещения их другими. Кажетея, однако ж, что иначе поступают с иностранцами, которые как скоро получат какую-либо степень, то более и более возвышаются, по мере того, как увеличивается мнение о храбрости их. Вся ратная наука [247] состоит у них единственно в том чтобы знать, каким образом строить лагери, и наступать на неприятеля, и по сей причине нет у них ни одного иностранца, который не имел бы офицерского чина (!). Слух же, будто бы их находится несколько тысяч в должности солдат, совершенно несправедлив. Может быть, в столь большом войске найдется около 400 иностранцев, занимающих должности, к каким угодно их было определить Государю, собразно мнению его о храбрости и опытности их; из сего числа Александр Вессель, родом из Шотландии, имеет важнейший пост с званием Генерала; по нем второе месшо занимает Полковник Бутлер. Оба они крещены вторично. Как тот, так и другой находятся в большой милости у Государя, не только по оказанной ими опытности в военном искустве, [248] но и по тому, что они не отказываются исповедывать Русскую веру. Государь показывает даже, будто бы все распоряжения происходит по совету сих воевачальников, между тем, как известно, что в прошедшую войну действовали без их советов: ибо они не умели ни укреплять лагеря, ни употреблять, надлежащим образом пушек, ни учить пехоты. Вся сила войска состояла в коннице, и все меры к получению победы в быстроте нападения на неприятеля которого старались окружить многочисленною ратию. Но из военной науки сего века они, кажется, заняли искуство строиться против неприятеля, и осаждать города надлежащим образом, как то оказалось под Смоленском и другими городами, взятыми приступом в Лит ве Однако ж силы сего государства ныне состоят, не только в коннице, но даже в пехоте, [249] которую Великий Князь выводит с собою в таком числе, какого требует важность предпринимаемого похода. Удивительно, как сии люди охотно повинуются Государю, и никогда нельзя слышать, чтобы который из них жаловался на свою судьбу и на претерпеваемые неприятности, или обнаруживал не удовольствие по причине недостатка съестных припасов, или удержания жалованья, по каковым причинам в других местах столь часто раждаются мятежи и многие бежат из войск. Здесь неизвестны подобные случаи. Московитяне знают, что они родились служить, и потому, кажется, им не тяжело носить сие иго на всяком месте, где ни повелит Государь. Числу и силе солдат соответствует изобилие съестных припасов и денег. В Московии земля доставляет столько хлеба, что его достаточно на всякую нужду, умеренностью же [250] Московитян увеличиваетея изобилие. Они легко переносят голод, и в пище, лучше сказать, воздержны, нежели умеренны. Будучи довольны водою с солью, в которой размачивают свои черные сухари, они почитают лакомством, если им удастся иметь к тому чеснок, лук, или соленые огурцы.

Реки, частые озера и стоячие воды, коими орошается Московия, столь великую доставляют удобность к развозу различных предметов в разные места, что, можно сказать, они везде имеют съестные припасы, заготовленные в отдаленнейших меетах. Мне не случалось также видеть, чтобы они имели недостаток в военных припасах и в артиллерии: ибо хотя Московия и не имеет рудников (?), где добывались бы разные металлы, однако ж Великий Князь имеет сих последних довольно много для военных надобностей. И так, если [251] помянутым причинам и изобилию соответствует храбрость солдат, то можно бы думать, что Русский Государь есть самый сильнейший в Европе.

Относительно к числу войска, мне известно то, что писано о походах прежних Великих Князей протвл Швеции, Литвы и царств Казанского и Астраханского; но ни один из писавших о сем не старался узнать истину с тою подробностию, как удалось мне: ибо, желая осведомиться, какое число конницы может выступить вдруг, я узнал, что из тех только, кои обязаны вооружиться по первому Государеву указу, вдруг набираются 80.000, даже без жалованья. Сие исчисление легко сделать ибо дворяне, будучи снабжены по милости Князя землями (поместьями), служащими для содержания семейств, имеют обязанность находиться в готовности с оружием и конем при [252] всяком данном им повелении. Они не освобождаются от Княжеской службы, хотя и были бы отягчены летами, или неспособны к военной службе по какой-либо другой причине. Кто не может следовать за назначенным ему знаменем, тот обязан поставить другого на свое место. Следственно, исчисление сие не может быть ошибочно: ибо если находится во владениях Великаго Князя 50,000 благородных семейств, как и полагается (их столь же много, как и в Польше), то наберется вдруг 50,000 конных солдат. Недостающее же 30.000, для дополнения означенного числа, набираются из имений, принадлежащих мужеским и женским монастырям, весьма многочисленным и богатым, так что у них, как полагается, земли одною третию более, нежели у Дворянства. Во всем же государстве ни один, владеющий землею, не освобождается в случае [253] войны от сих обязанностей. Сии же последние (монастыри) вооружают своих крестьян, коих даже обязаны содержать на жалованье, если бы который из них умер, или сделался неспособным к службе, то монахи обязаны на место его поставить другого. Из частных же имений, которые пообширнее и побогаче, Князь имеет право назначать конницы столько, сколько ему покажется нужным, и сей набор стоит малого труда. Сколь велико число сих последних, нельзя наверно полагать; – многие преувеличивают оное, но я, исчисляя с некоторым вниманием обширность занимаемых ими мест, могу, кажется, основательно думать, что оно гораздо превосходит число дворян и воинов, поставляемых монахами.

(Продолжение в след. книжке).

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки, Часть 37. № 106. 1829