ДЖИОРДЖО ВАЗАРИ

ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ

VІТЕ DEI PIU ECCELLENTI PITTORI, SCULTORI, ED ARCHITETTORI, SCRITTE DA GIORGIO VASARI PITTORE ED ARCHITETTO ARETINO

ВАЗАРИ.

БИОГРАФИЯ ДЖУЛИО РОМАНО.

Из многочисленных и даровитых учеников Рафаэля, говорит Вазари, ни один счастливее Джулио Романо не подделывался под манеру, композицию, рисунок и колорит великого урбинского живописца. Джулио превзошел всех своих соперников познаниями, твердой и смелою кистью, пылким и блестящим воображением. Настоящее его имя Джулио Пиппи. Он родился в Риме в 1492 году, но современные писатели не оставили нам ни каких известий об его семействе. Джулио был так ласков, так весел и приятен в обществе, что Рафаэль всегда любил его как сына, и позволял ему принимать участие в исполнении своих важнейших работ. Так, например, когда папа Лев X предложил Рафаэлю расписать комнаты Ватикана, тот поручил любимому ученику исполнение многих картин по своим рисункам, в том числе «Сотворение Адама и Евы», «Построение Ноева ковчега», «Жертвоприношение» и «Моисея», спасаемого дочерью Фараона». В той зале Torre Borgia, где находится «Пожар Борго», Джулио помогал Рафаэлю расписывать цоколь, и писать фигуры, изображающие графиню [76] Матильду, короли Пепина, Карломана, Годофреда Бульионского, короля иерусалимского, и других лиц, принесших дары Римской Церкви: некоторые из этих картин были, в недавнее время, выгравированы по рисунку Джулио Романо. Он также кончил большую часть фреск галереи Агостино Киджи, и работал над великолепною картиною Рафаэля, представляющую святую Елисавету. Картина эта известна под именем «Святое Семейство», и отослана к Французскому королю, вместе с картиной «Святая Маргарита», и портретом Иоанны Аррагонской, в котором кисти Рафаэля принадлежит одна только голова, а остальное писано Джулио, равно как вся Фигура святой Маргариты. Эти картины были поставлены в Фонтенбло, в придворной церкви.

Изучив труднейшее в искусстве живописи под руководством Рафаэля, который с любовию занимался его образованием, Джулио Романо вскоре научился чертить перспективу зданий, их планы и фасады. Часто случалось и то, Что Рафаэль набросает только простой очерк своего изобретения, поручит Джулио начертить его в подробности, и по нем уже исполняет архитектурные свои создания. Это самое и было причиною, что Джулио Романо, мало-по-малу, пристрастился к подобного роду занятиям, в не замедлил сделаться очень искусным архитектором.

Джулио Романо и Джиовани Франческо, прозванный Фаттторе, остались, как известно, наследниками Рафаэля, под условием привесть к окончанию начатые им работы, и с честью выполнили принятое на себя условие.

Кардинал Юлий Медичи, впоследствии папа Климент VII, заметив прекрасное местоположение на Monte Mario, где скат горы, по которому струится множество ручейков, идет вдоль Тибра по холмам, от Monte Molle до Ворот Святого Петра, решился разбить на нем сады и построить дворец, не щадя издержек, лишь бы создать что-нибудь изящное. Юлий Медичи сверил производство вот Этих работ Джулио Романо, и знаменитый художник воздвиг прекрасный дворец, названный в ту пору [77] Vigna de Medici, а теперь известный под именем Vigna di Madama. Джулио, сообразуясь с местностью и желаниями кардинала, дал фасаду здания вид полукружия, вроде амфитеатра, с нишами и окнами по размерам ионического ордена, и все это сделал с таким превосходным вкусом, что многие полагают, будто первоначальные очерки принадлежат руке Рафаэля. В этом дворце находится множество фресков работы Джулио, особенно на стенах изящной галереи, украшенной двумя большими и многими малыми нишами, которые все заняты античными статуями. В числе этих статуй находился и «Юпитер», изваяние красоты необыкновенной, принесенное домом Фарнезе в дар королю Франциску I. В этой-то галерее, которой стены и своды покрыты чудесной живописью, Иоанн Удинский поместил свои гротески. Здесь же находится и прекрасная фреска Джулио, изображающая Полифема, окруженного детьми и маленькими сатирами. Но между тем последовала кончина папы Льва X: папа Адриан вступил на ватиканский престол; кардинал Медичи возвратился в Флоренцию, и все публичные работы, начатые Львом X, остановились.

В это время Джулио Романо и Джиовани Франческо принялись за довершение многих работ, не конченных Рафаэлем: они сбирались даже писать по его картонам в ватиканской зале, где великий художник уже начал-было четыре фрески, на предметы извлеченные из истории императора Константина, и приготовил грунт под одну картину масляными красками, но увидели, что папа Адриан не любит ни живописи, ни скульптуры, и вовсе не заботится об окончании прежденачатой работы.

Пока Адриан был жив, Джулио Романо, Фатторе, Перино дель-Вега, Иоанн Удинский, Себастиано Венецианец, и другие славные художники, чуть не успели умереть с голоду. Уже придворные, окружающие пану и привыкшие к щедрости и пышности Льва X, смутились духом, а художники печально подумывали о своей будущности, видя что всякое дарование остается в совершенном забвении, как, волею Божией, папа Адриан помре; и место его [78] заступил кардинал Юлий Медичи, принявший имя Климента VII. Все художества мгновенно одушевились новою жизнью.

По приказанию папы, Джулио и Фатторе немедленно приступили к окончанию константиновской галереи. Начали они тем, что сняли грунт, приготовленный Рафаэлем для картины масляными красками, но сохранили однако ж две фигуры, одну, изображающую «Правосудие», другую «Кротость», которые перед тем написали сами, хоти некоторые и утверждают, будто обе эти фигуры принадлежат кисти Рафаэля. В той же самой зале, Рафаэль, над всеми дверьми устроил большие ниши, которые украсил он изображениями детей, держащих лилии, брильянты, перья, и другие эмблемы дому Медичи; а Джулио Романо написал на внутренних стенах этих нишей нескольких римских первосвященников, причтенных к лику святых, и при каждом из них изобразил по две Добродетели. Эти фрески считаются лучшим произведением Джулио: и должно сказать, что он трудился над ними с особенным тщанием, судя по превосходному рисунку его руки, представляющему святого Сильвестра, рисунку, в котором больше красоты чем в самой картине. Заметим кстати, что Джулио Романо вообще отчетливее передавал свои идеи в рисунках нежели в картинах: в первых у него всегда видно больше одушевления, характеру и чувства; это легко может быть следствием того обстоятельства, что рисунки свои набрасывал он в один час времени и еще под влиянием творческого гения, тогда как на произведение картины ему нужны были целые месяцы, а иногда целые годы.

Но возвратимся к живописным произведениям заключающимся в константиновской зале. Сначала, Джулио написал Константина, произносящего речь к своим воинам; вверху картины видна надпись, in noc bingo vinces, и лучезарный Крест, несомый тремя ангельчиками; у ног Константина изображен карла, который силится примерить шлем. Потом, написал он «Битву при Понте-Молле», где Константин разбил Максенция. И нельзя [79] надивиться искусству, с каким художник разместил в этой картине группы пеших воинов и всадников, придав им самые разнообразные позы: Максенций изображен здесь в тот момент, когда он вместе с конем своим готов сделаться добычею вод Тибра. Эта картина была бы превосходным произведением, если б Джулио Романо, по своему обычаю, не употребил на мое слишком много черной краски: но, как бы то ни было, она все-таки останется образцом для живописцев, занимающихся этим родом живописи. Примолвим, что при исполнении этой картины, Джулио умел воспользоваться барельефами колонн Траяна и Антонина, с которых списал он оружие и одежды воинов, знамена, бастионы, тараны и формы других военных машин и орудий.

Третья картина, созданная Джулио в этой зале, изображает «Крещение Константина». Святой Сильвестр, в котором легко было узнать портрет Климента VII, крещает императора точно в такой купели как та, что находится теперь в церкви святого Иоанна Латеранского. В числе особ, окружающих папу, и которых лица отчасти портреты современников Джулио, замечательна фигура мессера Николо Веспуччи, родосского рыцаря, прозванного Cavalierino, любимца его святейшества. Бенвенуто Челини говорит, что этот Cavalierino был человек низкого происхождения, в сперва служил, просто, при конющнях Филлипа Строцци; но папа, по какому-то случаю, уверился в его преданности, почтил полною доверенностью и осыпал богатствами.

Под фрескою «Крещение Константина», Джулио написал светотенью другую фреску, представляющую того же императора, занятого построением храма Святого Петра; очевидно, что художник хотел намекнуть в этой картине на папу Климента VII, потому что изобразил на ней Браманта и Джулиани Леми, держащих план этой церкви.

Наконец, Джулио Романо написал «Константин дарует Рим папе». Картина эта, занимающая верхнюю [80] часть камина, представляет перспективу внутренности храма Святого Петра, в котором видны кардиналы, прелаты, певчие и музыканты; Константин, на коленях, предлагает Рим в дар папе, святому Сильвестру, которого Джулио опять списал с папы Клемента VII, а Рим изобразил точно в том виде, как он изображается на древних медалях; несколько прекрасных женщин, тоже на коленях, смотрят на эту торжественную церемонию; нищий просит милостыни; ребенок играет с собакой, а папская стража отталкивает чернь. В силе множества портретов разных лиц, изображенных художником на этой картине, замечательны портреты самого Джулио Романо, искреннего его друга графа Бальдаццаро Кастильоне, Пентано, Марульио, и многих других ученых и придворных. В простенках, между окнами этой залы, Джулио написал также очень много девизов и других поэтических вымыслов, так, что папа остался совершенно довольным работою художника и щедро наградил его.

Занимаясь этим великим трудом, Джулио Романо и Фатторе нашли однако ж время написать «Успение», для женского монастыря Monte Lucci в Перуджии. Потом, Джулио стал работать один и создал изящную картину, «Мадонна, играющая с кошкой», известную в Италии под названием Quadro della gatta; другая, большая картина Джулио, «Страсти Господни у столба», украсила алтарь Santa Prassedia, в Риме.

Спустя несколько времени, мессер Джиовани Маттео Джиберти, искренний друг Джулио, докладчик папы. Климента и впоследствии епископ веронский, попросил у него рисунков лестницы и некоторых комнат здания, которое в ту пору строилось на Площади Святого Петра, близ Ватиканских Ворот. Здание это теперь не существует. Потом, Джулио написал, для того же Джиберти, картину «Мучение святого Стефана», которую тот отправил в Геную, в свою приходскую церковь. Лик первомученика вполне выражает покорность воле Провидения и истинно небесное терпение: можно сказать, что святой страдалец [81] уже видит в небесах Христа Спасителя, сидящего одесную Бога-Отца! Впоследствии, Маттео Джибертит подарил эту картину монахам Monte Olivetto, и вместе с тем передал им свою приходскую церковь, из которой они создали монастырь. По заказу Якова Фукера, родом Германца, в принадлежащий ему придел церкви Santa Maria di Anima в Риме, Джулио Романо написал также прекрасную картину, в которой изобразил Пречистую Деву, святых Анну, Иосифа, Иакова, малютку Иоанна Крестителя, и евангелиста Марка, стоящего на коленях подле льва, которого грива и шерсть отделаны превосходно, на этой картине тоже представлено много женщин: одна из них прядет и смотрит на наседку с цыплятами. Над Пречистою Девой раскинут намет, поддерживаемый детьми. Вид здания, украшенного статуями, дополняет картину, и в ней не было бы решительно никаких недостатков, если бы Джулио воздержался от всегдашней привычки класть много черной краски, которая, будь она составлена из угля, слоновой кости, сажи, или жженой бумаги, неминуемо производит слишком сильный эффект, которому не поможет никакой лак. Картина эта в течение долгого времени находилась в ризнице, и в разлитие Тибра была снизу подмочена водою; но все фигуры остались целые; она слегка возобновлена и поставлена за престол.

В числе многих учеников Джулио Романо, помогавших ему в работах, считают Бартоломмео де-Кастильионе, Томмасо Папарелло де-Кортона, Бенедетто Паньи де-Пескиа; но ни Папарелло, ни Кастильионе не оставили по себе никаких произведений; однако ж надобно, думать, что они были люди с талантом, если могли помогать такому великому живописцу как Джулио Романо. Чаще других своих учеников Джулио занимал работою Джованни даль-Лионе и Рафаэло даль-Колле, из Борго-Сан-Сеполькро. Эти два искусные художника написали, по рисунку своего учителя, близ старого монетного двора, in Banchi, герб папы Климента VII, поддерживаемый двумя фигурами в роде Тер…нов. Через не много времени потом, Рафаэло даль-Колле, тоде по рисунку Джулио, [82] исполнил, в полукружии над дверью дворца кардинала делла-Валле, фреску, на которой изображена Божия Матерь, одеявающая в покров спящего Младенца Христа. На этой картине, по сторонам, представлены, с одной, апостол Андрей Первозванный, с другой святитель Николай; она справедливо почитается изящным произведением искусства

По желанию искреннего своего приятеля, мессера Бальдаццаре Турини де-Пескиа, Джулио Романо построил для него дворец на Яникуловой Горе, близ самого того Места, где некогда находился загородный дом Марциала, яс которого, как говорит поэт, можно обнять взором весь Рим:

…………..Totam posis aestimare Romam.

В этом дворце было соединено все, чего только можно желать для удобства и пользы хозяина. Комнаты украшены штукатуркою и фесками. Джулио сам написал на стенах несколько черт из жизни Нумы Помпилиа, которого надгробный памятник стоял, в давно минувшие времена, на самом месте дворца, и, при помощи своих учеников, изобразил он на стенах купальни баснословные похождения Венеры, Купидона, Аполлона и Иакинфа. Со всех этих фреск сделаны гравюры.

Расставшись совершенно с Джиованни Франческо, Джулио занялся в Риме архитектурой. Таким образом, он составил рисунок дому фамилии Альберини in Banchi, который многие приписывали Рафаэлю, и рисунок дворца, что и теперь еще можно видеть на Площади Дога ны, в Риме, и, на одной из сторон Macello de’Corbi, где был дом, в котором он родился, поставил строение, примечательное по отличной грациозности своего фасада.

По смерти Рафаэля, Джулио Романо увидел себя в первом ряду итальянских художников. Граф Бальдаццаро Кастильионе, находившийся в то время при папском дворе в качестве посланника Фридриха, владетельного [83] маркиза Мантуи, получил от своего государя приказание пригласить к нему какого-нибудь искусного архитектора, который бы мог завидовать всем производством работ, как в его столице так и во дворце. Фридрих присовокуплял, что ему всего бы желательнее пригласить Джулио Романо. Граф Бальдаццаро стал так убедительно просить художника, что тот согласился с ним ехать, лишь бы только папа изъявил на то соизволение. Папа соизволил, и граф увез Джулио в Мантую: там он представил его Фридриху, который, осыпав гостя ласками, приказал отвесть ему великолепно меблированный дом, назначил значительное жалованье и стол, и для него так и для ученика его Бенедетто Паньи, и еще для одного молодого человека, находившегося в услугах счастливого художника. Кроме того, маркиз надарить ему кусков бархату, атласу, и других дорогих тканей; потом, соображая, что Джулио не на чем выезжать, отдал ему собственного любимого коня, Руджиери.

Между-тем, заметим, что не только блистательный прием, сделанный Джулио владетелем Мантуи, принес художнику честь и пользу, но, главное, это удаление из Рима спасло его от праведного гневу папы, который, в скором времени после отъезду Джулио, узнав, что рисунки слишком известных шестнадцати гравюр Маркантониа Раймонда принадлежат карандашу этого художника, хотел его повесить. Аретин, автор сонетов приложенных к этим гравюрам, одним только бегством спасся от справедливого наказания, но Маркантонио был схвачен, посажен в тюрьму, и вероятно поплатился бы за дерзость головой, если б за него не вступился кардинал Ипполит Медичи и не умилостивил разгневанного папы.

Раз, Фридрих вывел Джулио в поле, на недальнее расстояние от ворот святого Себастиана, на место, называемое Те, лежащее посереди лугу, на котором были расположены конюшни его светлости. Маркиз желал, чтобы художник, не уничтожая существующих уже конюшенных зданий, построил ему тут загородной дон. [84] Соображаясь с этою идеей, Джулио принялся за работу. Он начал тем, что построил большую залу, с рядом комнат, идущих от обеих ее сторон, и, не имея под руками ни каменоломней, ни готовых камней, придумал выделать колонны, капители, карнизы, украшения к дверям, окнам и другим частям здания из кирпичу, обложенного гипсом. Так началась посторйка дворца, который, впоследствии, по приказанию маркиза, разросся в огромное здание, скоро оконченное Джулио Романо при содействии других художников.

Главный корпус этого дворца составляет правильный квадрат. Двор, крестообразно разделенный четырьмя въездами тоже расположен в виде четвероугольника. Один из въездов — к крыльцу на открытую галерею, выходящую в сад; другие две галереи, украшенные штукатуркой и фресками, ведут в разные отделения аппартаментов. По стенам залы, которой свод разбит на несколько частей и покрыт живописью, Джулио велел своим ученикам, Бенедетто Паньи и Ринальдо Мантуанскому, изобразить любимых собак и лошадей Фридриха, которых нарисовал сам. На своде другой залы, Бенедетто и Ринальдо написали масляными красками «Свадьбу Психеи и Амура» и «Мщение Венеры». На стенах этой комнаты представлена фресками, остальная часть истории Психеи. С одной стороны видна Психея в купальне: она окружена амурами, которые льют на нее благовонные воды; с другой Меркурий готовит все к брачному пиру. Грации сыплют на стол цветы; бакхантки играют на разных инструментах; Силен, опирается на своего осла: его поддерживают сатиры, а два ребенка сосут козу. Два тигра лежат у ног Бахуса, облокотившегося на буфет, по сторонам которого стоят верблюд и слон. Верх этого буфета сведен полу-кругом, и покрыт фестонами зелени, цветов и виноградными ветвями, обремененными плодом; по его полкам в три ряда расставлена разная посуда, странных форм, чаши, вазы, бокалы, глубокие блюда, все золото и серебро, дотого превосходно изображено, что кажется, будто это и в самом деле серебро [85] и золото. Тут и Психея, окруженная прислуживающими женщинами: она смотрит на показывающегося вдали Феба, который едет на своей колеснице, запряженной четырьмя лошадьми, а Зефир, покоясь на облаках, дует в рог, чтобы прохладить воздух. Вся эта картина, за исключением фигур Бахуса, Силена и дух малюток, сосущих козу, кисти Бенедетто и Ринальдо, только должно сказать, что Джулио впоследствии поправил почти всю их работу.

Джулио Романо, по примеру Рафаэля, заставлял своих учеников писать по рисункам, которые сам сочинял для них. Эта метода чрезвычайно полезна для учеников; они, от одного уже навыку, по необходимости должны приобресть большое искусство; а если и сыплется между ними какой-нибудь гордец, который вообразит, будто знает в рисунке толк не меньше своего учителя, то ему скоро прийдется сознаться, что он только по-пустому тратит время в тщетных попытках, и что не должно оставлять руководителя, пока не достигнешь цели.

Из залы Психеи, входишь в другую залу, украшенную двойным гипсовым фризом, исполненным Франческо Приматиччио Болоньским и Джованни-Батиста Мантуанским, по рисункам Джулио Романо. Эти фризы — подражание барельефам Траяновой Колонны. На стенах крыльца представлены двенадцать месяцев года и история Икара. Наконец, Джулио Романо, желая показать весь объем своего гения, создал залу, в которой живопись и архитектура производят эффект действительно очаровательный. На твердом фундаменте велел Джулио вывесть стену, которая, возвышаясь, описывала круг, и составляла сжатый сверху свод в виде устья печи. Глыбы гранита, из которых были образованы двери, окна и намет, расположены таким образом, что казались готовыми обрушиться. Джулио написал на них гигантов, громимых Юпитером, предмет по изобретению и новый и смелый. Самый верх свода представлял небо и трон владыки Олимпа, воздвигнутый посреди круговидного храма; поддерживаемого колоннами дорического ордена. [86] Разгневанный Юпитер бросает свои молнии в гордых гигантов. Юнона как-будто помогает державному супругу уничтожать противников. Ветры изливают свою ярость на землю, а богиня Опис, испуганная ревом громов, бежит с своими львами: за нею следуют многие другие божества, между которыми видны Венера, Марс, Грации и Часы. Диана, Сатурн и Янус летят от этой бури в горние пространства. Нептун, сопровождаемый Тритонами, старается удержаться при помощи своего трезубца. Пан спасает в объятьях нимфу. Аполлон сел на свою колесницу, а несколько Часов удерживают бег его коней. Трепетные сатиры и нимфы окружают Бахуса и Силена; Вулкан, вооруженный своим молотом, глядит на Геркулеса, разговаривающего с Меркурием; Помона, Вертумн, и другие божества, поражены сильным страхом; Гиганты несут на своих мощных плечах огромные скалы, по которым хотят достигнуть до самого неба; но минута их гибели наступает, перуны обрушивают на них те горы, которые они сами взгромоздили к безумной своей дерзости: подумаешь, целое мирозданье готово разрушиться! В группе убитых или низверженных гигантов, замечателен Бриарей, тщетно бьющийся под тяжестью придавившей его огромной скалы; сквозь отверзтие грота видны многие гиганты, остановленные в бегстве, молнийными стрелами Юпитера; с другой стороны тоже гиганты, подавленные обломками разрушающихся храмов, колонн и зданий: словом, картина полная ужасу! Посереди развалин всех этих зданий Джулио Романо устроил камин, в котором, как скоро разведут огонь, являются новые гиганты, охваченные пламенем, а Плутон, сопровождаемый фуриями, низвергающийся в бездну ада на своей колеснице, влекомой тощими конями. Повторим: в этом создании гениального воображения все служит к тому, чтобы вселять ужас. Зритель не может удержаться от страху быть задавленным этими окнами, дверьми, скалами, зданиями, которые все надают и рушатся; но произведение это в особенности кажется изумительно своею общностью, затем что в нем, так сказать, не видно ни конца ни начала: все так [87] последовательно, все так одно с другим связано, что когда войдешь в эту залу, которой длина не превосходит тринадцати сажен, что кажется, будто вошел в обширное поле; н чтобы обман был совершеннее, пол в ней устлан небольшими круглыми камешками, и такие же камешки нарисованы кругом стен до высоты одного фута от помосту. Исполняя эту работу по рисункам Джулио Романо, Ривальдо Мантуанский сделался превосходным колористом, и верно принес бы большую честь своему учителю, если бы смерть не похитила его рановременно.

Между-тем, император Карл Пятый, посетив Мантую, дотого был доволен пиршествами, данными в его честь под руководством Джулио, что возвел мантуанское маркизатство на степень герцогства. Джулио, окончив загородный дворец, возобновил замок, местопребывание герцога, устроил в нем две превосходные винтообразные лестницы и украсил многие комнаты драгоценною гипсовою работою; в одной из зал велел он изобразить «Троянскую войну», а в другой, где находятся портреты двенадцати императоров, работы Тициана, велел, поверх этих портретов, написать, над каждым, по картине масляными красками. Потом, Джулио дал рисунок здания, воздвигнутого в Мармируоло, в пяти милях от Мантуи, и украсил это здание фресками не менее изящными фреск дворца в Те. В церковь Сант-Андреа, для придела синьоры Изабеллы Бускета, Джулио написал, масляными красками, картину, представляющую Пречистую Деву и святого Иосифа, покланяющихся Младенцу Христу, по сторонам которого стоят Иоанн Евангелист и святой Логгин. На стенах этого придела, Ринальдо, по рисункам своего учителя, исполнил две картины, из которых одна представляет Господа, распятого между двумя разбойниками.

Джулио Романо написал, также для герцога Фридриха, Пречистую Деву, омывающую Младенца Христа, между-тем как ребенок Иоанн Креститель, играя, проливает воду из сосуда: все фигуры на этой картине, [88] изображенные во весь рост, чрезвычайно хороши; вдали видно несколько женщин, идущих посетить Божию Матерь, Картину эту герцог подарил синьоре Изабелле Бускета, которой портрет Джулио поместил на небольшой своей картине «Рождество», доставшейся синьору Веспазиано Гонцага: для него же кисть художника написала картину «Святой Иероним», а для графа Николая Маффея другую, «Александр, держащий статуйку Победы». Для мессера Джироламо, органиста мантуанского собора, своего искреннего приятеля, Джулио сделал на камине фреску, представляющую Вулкана, кующего стрелы, между-тем как Венера обмакивает в сосуд лезвия уже откованных и наполняет ими колчан Амура; а для мессера Людовико да-Фермо, дописал «Умершего Спасителя», которого Иосиф Аримафейский и Никодим готовятся положить в гроб. Эта же самая картина была написана Джулио Романо в гораздо меньшем размере, и отдана в Венецию, Флорентинцу мессеру Томассо да-Эмполи.

В 1526 году, когда Иоанн Медичи, раненый пулею, был привезен в Мантую и там умер, Джулио Романо, по просьбе мессера Пиэтро Аретино снял с лица покойного гипсовый слепок, и написал его портрет.

Во время посещения Мантуи императором Карлом Пятым, Джулио соорудил несколько триумфальных арк, изобрел множество театральных декораций и значительное число других великолепных украшений, приличных обстоятельству. Никто не умел лучше его составлять планов маскарада и выдумывать необыкновенные костюмы для разных кадрилей.

Мантуя, город некогда дотого грязный и неопрятный, что в нем почти нельзя было жить, стал, благодаря Джулио Романо, местом жительства здоровым и приятным. Мантуя обязана ему большею частью своих домов, садов, и прекрасных фасадов разных зданий. Раз, случилось, что река По прорвала плотины, и вода затопила, слишком на три сажени, низменные кварталы города так, что в них едва не круглый год пировали лягушки. [89] Джулио Романо стал придумывать средства, как бы помочь такому горю, и кончил тем, что заставил воду стечь; но, не довольствуясь этим и жедая предохранить город от могущих впоследствии случиться наводнений, он возвысил насыпями все низменные улицы, примыкающие к реке, снес множество незначительных домишек, и на места их соорудил великолепные дома, служащие украшением всему городу. Многие частные лица стали-было противиться исполнению этого распоряжения художника, и жаловались герцогу, что оно причиняет им слишком ощутительные убытки; но герцог не хотел никого слушать, и даже приказал, чтобы без позволения Джулио никто не смел производить построек. Тогда, место жалоб заступили угрозы; но герцог тотчас же намекнул, что приймет за личное себе оскорбление каждую обиду, нанесенную своему архитектору, и будет уметь наказывать дерзких. И в самом деле, Фридрих дотого любил Джулио Романо, что не мог обойтись без него; зато и художник, с своей стороны, безгранично был предан своему благодетелю, от которого никогда и ни в чем не знал отказу, и щедрости которого был обязав состоянием, приносившим в год слишком тысячу червонцев доходу. Джулио Романо построил себе в Мантуе дом, напротив церкви Сан-Барнаба, и украсил его фасад разноцветным гипсом. Внутренние стены этого дому обогатил он подобным же гипсом, фресками и антиками, подаренными герцогом. Число рисунков, сделанных им для зданий в самой Мантуе и ее окрестностях, поистине превосходит вероятие: но что ж мудреного, когда ни в городе ни в его окрестностях никто не мог в не смел строить чуть-чуть порядочного здания иначе как по рисункам Джулио Романо! Он выстроил также на прежнем фундаменте церковь Сан-Бенедетто, и украсил ее дорогими фресками и картинами.

Джованни-Матео Джвберти, епископ веронский, пожелал, чтоб его соборная кафедра была вполне расписана по рисункам Джулио кистью де-Mоpo, пользовавшегося известностью во всей ломбардии. Герцог феррарский [90] попросил тоже знаменитого художника доставить себе картины для золотом и шелком тканных обоев, которые были исполнены двумя Фламандцами, маэстро Николо и Джованни-Батиста Россо. Эти картины впоследствии выгравированы Джованни-Батиста Мантуанским, равно как и многие другие создания Джулио, в числе которых мы не забудем упомянуть картины «Врач, приставляющий кровососные банки к плечам женщины»; «Бегство в Египет», на которой изображено несколько Ангелов, преклоняющих ветви фигового дерева, чтобы Младенцу Христу можно было достать ручкою до плодов; «Рем и Ромул» сосущие волчицу на берегах Тибра; «Плутон, Юпитер и Нептун» делящие по жеребью державу неба, земли и моря; «Юпитер» сосущий козу Альфею, которую держит Мелисса; наконец, картина большого размеру, «Пленники в пытке». С картин же Джулио Романо выгравированы Сципион и Аннибал, говорящие речи к своим воинам. «Рождество» воспроизведено резцом Себастиано да-Реджио, и множество гравюр с других превосходных рисунков Джулио сделано в Италии, Франции и Фландрии; но мы не станем их исчислять, потому что они неисчислимы; мы скажем только, что Джулио Романо приобрел такой навык к быстроте работы, что никогда ни какой художник не мог с ним сравниться в плодовитости.

Ни какие ветви искусства не были чужды Джулио Ранено: он пожертвовал много времени и много денег на изучение нумизматики, и, несмотря на множество своих сериозных занятий, занимался тмою безделиц, из угождения герцогу или своим друзьям. Едва, бывало, кто из них успеет в нескольких словах намекнуть на новую мысль, как мысль эта уже схвачена и нарисована.

В числе редкостей, хранимых Джулио Романо, находился портрет Альберта Дюрера, рисованный гуашью и акварелью на полотне чрезвычайно тонком, работы самого Альберта Дюрера, который прислал его к подарок Рафаэлю. Он показывал его как какое-нибудь чудо. [91]

Кончина герцога Фридриха дотого опечалила Джулио, которого он так любил, что художник, готов был проститься с Мантуей, и может-быть исполнил бы это намерение, если б его не упросил остаться кардинал Гонцаго, принявший правление на время малолетства своих племянников; впрочем, должно сказать, что жена, дети друзья и имение, также удерживали Джулио во втором его отечестве. Как бы то ни было, кардинал очень был доволен присутствием художника, потому что имел нужду в его советах, намереваясь почти вовсе перестроить соборную церковь.

В это-то время, Джоржьо Вазари, проездом в Венецию, заехал в Мантую, чтобы увидеться с Джулио, которого любил, и с которым вел переписку, хотя в не был знаком лично. Джоржьо, приехав в город, встретится на улице с своим «заочным» приятелем, и оба художника, никогда не видавшие один другого, тотчас узнали друг друга, как-будто вечно жили вместе. Джулио Романо, восхищенный приездом Вазари, не отходил от него в продолжение целых четырех дней. Он показывал ему все свои произведения, все планы древних зданий Рима, Неаполя, Поццуоло, Кампаньи и всех знаменитейших старинных построек, которые большею частью были им самим нарисованы. Потом Джулио отворил большой шкап, и вынул из него планы всех зданий, сооруженных по его рисункам и указаниям в Мантуе, Риме и во всей Ломбардии. Нет, кажется, возможности иметь по части архитектуры идей новее, прекраснее и отчетливее идей Джулио. Когда кардинал Гонцаго спросил Вазари, какого он мнения о произведениях Джулио Романо, тот отвечал, в присутствии самого Джулио, что творец всех этих произведений достоин того чтобы ему воздвигли по статуе на каждой улице города, и что половицы всех владений мантуанского герцога не достанет на вознаграждение трудов и таланта великого художника. Кардинал отвечал, что Джулио и действительно имеет в области большую власть чем сам он, правитель. Вазари оставил Мантую с чувством нежнейшей [92] признательности за все ласки Джулио Романо, и возвратясь из Венеции в Рим в самое то время, когда Миекль-Анджело толь-что вовсе выставил свою картину «Страшный Суд», немедленно отправил к нему, через посредство мессер Нино Нин иди-Кортона, секретаря кардинала Гонцаго, три рисунка, снятые им самим, с семи смертных грехов, изображенных кистью Буанароти. Подарок этот был очень приятен Джулио, которому тогда предстояло расписывать домовую церковь кардинала. Взгляд на великолепное создание Микель-Анджело породил в уме Джулио новые идеи, и он тотчас же принялся за работу превосходного картона, на котором изобразил святых апостолов Петра и Андрея в то мгновение, когда они, повинуясь слову Спасителя, оставляют свои мрежи, идут за Ним, и из ловцов рыбы становятся ловцами человеков. Картон этот, превосходнейший из всех картонов Джулио Романо, был впоследствии исполнен масляными красками, его учеником, Фермо Гвизони, искусным и опытным художником.

Спустя немного времени, казначеи Сан-Петронио, желая приступить к пересозданию фасада своей церкви, убедили Джулио приехать в Болонью, вместе с Тофано Ломбардино, миланским архитектором, построившим уже многие здания и очень уважаемым во всей Ломбардии. Рисунки Балдаццаре Перуччи Сиеннского были потеряны: Джулио и Ломбардино составили новые, и рисунок первого вышел так хорошо, что заслужил ему величайших похвал и богатого награждения.

Между-тем, Антонио да-Сан-Галло умер в Риме, и коммиссия для построения храма Святого Петра находилась в большом затруднении, не зная кому бы доверить окончание этого огромного здания. Наконец, коммиссия рассудила, что никто не заслуживает ее доверенности более чем Джулио Романо, которого достоинства были известны всем ее членам. Будучи уверены, что великий художник с удовольствием воспользуется случаев с честью возвратился в отечество, они поручили многим из [93] его друзей сделать ему блестящие предложения. Но кардинал Гонцаго воспротивился его отъезду, а жена, друзья и родственники употребили все свои усилия чтобы удержать его. Однако ж, все эти настояния не остановили бы Джулио, если бы на ту пору он не сделался больным. Соображая выгоды, которые мог получить для себя и детей своих от исполнения желания коммиссии, он решился-было умолять кардинала чтобы тот не удерживала его более, как вдруг болезнь усилилась.

Провидение уже положило предел жизни Джулио Романо, и вскоре потом, в 1516 году, в самый день праздника Всех Святых, он умер в Мантуе, пятидесяти четырех лет от роду. После него остался сын, которому дал он имя Рафаэль, в честь своему незабвенному учителю. Этот молодой человек, оказавший счастливое расположение к живописи, был также похищен смертью через несколько лет по кончине отца, и умер почти в одно время с своею матерью. Таким образом, в живых осталась одна только дочь Джулио Романо, Виргиния, вышедшая в Мантуе замуж за мессера Эрколе Малатеста.

Великий художник, искренно оплакиваемый всеми, кто только знал его, похоронен в церкви Сан-Барнаба, где предположено было воздвигнуть ему памятник, но жена и дети отложили это дело в длинный ящик, и умерли прежде, чем успели отдать достойный долг знаменитому человеку. Стыдно сказать, что в Мантуе, обязанной Джулио Романо столькими великолепными произведениями, не нашлось человека, который бы почтил его память. Но, к счастию, его гений оставил сам по себе памятник, которого не сокрушат ни годы ни столетия.

Джулио Романо был среднего росту; черты лица его были прекрасные, борода и волосы черные, глаза тоже, взор веселый и полный жизни. Одевался он изящно и со [94] вкусом; жизнь вел воздержанную; в обращении был вежлив и ласков: его все уважали.

Из фаланги его многочисленных учеников замечательнейшими художниками вышли Джан даль-Лионе, Рафаэль дель-Колле, Бенедетто Паньии де-Песка, Фигурино де-Ф….., Ринальдо и Джованни Баттиста Мантуанские и Фермо Гвизоки.

На камне, покрывающем могилу знаменитого, вырезана надпись:

Romanus mortens secum tres Julius artes
Abstulit; aud mirum, quator unus erat.

————

В дополнение к биографии Джулио Романо мы приведем несколько любопытных замечаний комментаторов творений Вазари. Джулио привез с собой в Мантую только одного ученика; но он перенял от великого своего учителя, Рафаэля, искусство пользоваться каждым обстоятельством и каждым человеком, когда счастливое обстоятельство или даровитый человек случайно встретились ему. Поэтому-то и окружил он себя в Мантуе всеми последователями старинных живописцев, некогда привлеченных сюда первыми Гонцагами. Все эти художники оставались до него вне движения, сообщенного в Ломбардии искусству произведениями Корреджио и да-Винчи, потому что никогда не выезжали из города, в котором щедрость Гонцаг доставляла им возможность жить и пользоваться жизнью. Легко понять, какую выгоду мог извлечь из таким запоздалых и нерешительных художников, дожидавшихся только учителя, чтобы идти за ним, такой человек как Джулио Романо, научившийся великой школе повиновения великому искусству повелевать, и ……….. Столько застал он в Мантуе [95] художников, сколько приобрел и учеников, то есть, в смысле сотрудников. Талант Джулио Романо как нельзя больше подходил под условия такого разделения работ т сотрудничества, без которого художники и более великие, не могли бы вполне развить своей деятельности. Живописец более прилежный чем постоянный, художник более по духу предприимчивости чем по самосознанию, одаренный умом более изобретательным чем глубоким, характером более честолюбивым чем самовольным, Джулио Романо был такой человек, которому необходимо было окружать себя людьми, как Микель-Анджело искать уединения. Микель-Анджело сам делал для себя каждый, даже самый ничтожный инструмент, в котором встречалась ему надобность, потому что не считал ни какого ремесленника довольно искусным, чтобы сделать его по своему желанию. Джулио Романо, собственно, был, так сказать, подрядчик, механик более чем живописец, и в этом он не похож на своего учителя. Произведения Рафаэля тем изящнее, прекраснее, драгоценнее, что ничья рука, кроме его собственной не прикасались к ним; произведения Джулио Романо тем ценнее, чем больше рук работало их; и понять это не мудрено. Гений Джулио любил великолепие: он лучше понимал пышность чем благородство, и ему привольнее было заниматься созданиями многосложными идеями, чем изящными только по простоте. Довольно взглянуть на мадону, портрет, головку ребенка кисти Рафаэля, чтобы убедиться, с какою любовью, с каким увлечением он лелеял незначительнейшее из своих произведений, как старался, в каждую свободную минуту, достигнуть посредством совершенства формы, расчету свету, тени и эффекта до полного отчетливого выражения своей мысли. Джулио Романо, напротив, если принимался за работу, которую приходилось кончить одному, то принимался как будто против воли. Судить о Джулио Романо должно не по его картинам, находящимся в музеумах, а по Мантуе, [96] по ее герцогскому замку, по остаткам дворца в Те, по собору, по всем этим великолепным зданиям, исполненным по его чертежам. Для них Джулио принес с собою из Рима бесчисленное множество рисунков, богатое наследие после Рафаэля, все свои этюды, планы, архитектурные проекты: настоящий колодец, из которого долго черпала мантуанская школа. Следовательно, по справедливости можно сказать, что школа мантуанская — отрасль школы римской, что Джулио Романо совершил подвиг равный подвигу Рафаэля.

Текст воспроизведен по изданию: Вазари. Биография Джулио Романо // Библиотека для чтения, Том 46. 1841

© текст - ??. 1841
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Андреев-Попович И. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Библиотека для чтения. 1841