37. – Еще известие о походе Конрада III и Лудовика VII.

1146 г.

(В 1180 г.).

12. После того (т. е. по заключении мира между Византиею и турками, в 1046 г.) начались дела на западе. Немцы (Keltoi), французы (Germanoi; так называли их греки, а потому и Лудовик VII является у нашего автора везде германским королем) и галлы, вместе с обитателями древнего Рима, бритты и британцы, двинулись на нас со всеми силами Запада. Предлогом к такому походу выставлялось намерение перейти из Европы в Азию, сразиться с неверными турками (PersaiV), потом проникнуть в Палестину и поклониться Храму господню и святым местам; но настоящею причиною нашествия служило желание опустошить по дороге владения греков (Rwmaiwn, т. е. римлян; так называли себя в средние века византийские греки) и ниспровергнуть все встретившееся на пути. Войско их превышало всякое число. Когда император (basileuV) узнал, что они приближаются к пределам Венгрии, он выслал к ним навстречу некоего Димитрия Макремболиту и Александра, родом из Италии, бывшего графа (komhV) итальянского города Гравины; последний, быв выгнан вместе с многими другими из своих владений сицилийским тиранном (т. е. герцогом норманским), перешел, вследствие того, на сторону императора (византийского). Им было дано поручение разведать намерения чужеземцев, и если они станут уверять, что она идут не на погибель греков, то потребовать от них клятвенного подтверждения. Когда послы были приведены к вождям варваров (т. е. западных европейцев), они говорили им следующим образом:

«Нанести войну без всякого ее объявления, и притом людям, не причинившим никакой обиды, еще никто не считал делом святым или честным; особенно этим не могут гордиться те, которые обладать и благородством, и могуществом. В случае победы, она не будет приписана их храбрости; если же они будут побеждены, [388] то никто не скажет, что они по доблести подвергали себя опасностям. И в том, и в другом случае им не будете никакой похвалы. Потому и вам не надлежит, вступать в землю греков, прежде нежели вы обяжетесь клятвенно не причинять оскорблений императору. Если же вы не желаете клясться, то почему вам не объявить войны прямо? с греками опасно вести даже и внезапную войну; присоединяя же к тому вероломство, вы должны будете иметь дело и с могуществом греков. Но если ваша дружба искрення и чужда коварства, то, утвердив ее клятвою, вы можете спокойно идти по владениям великого императора и пользоваться гостеприимством и другими знаками благоволения».

Так говорили послы. Чужеземцы же, собравшись в ставке Конрада, немецкого короля (Korradon tou Alamanon rhgoV), так как он занимал первое место среди западных народов, уверяли, что они пришли вовсе не для нанесения обид грекам, и, если то нужно, готовы подтвердить свои слова клятвою; им будет тем легче, говорили они, дать такую клятву, ибо их поход имеет целью Палестину и турок, опустошающих Азию своими набегами. По выслушании всего того греками, они немедленно доказали свои слова на деле, как те, которые были вельможами короля, так и те, которые занимали какие-нибудь высокие должности; я разумею герцогов и графов. У них каждая должность имеет свои привилегии, получаемый от императорского достоинства, стоящего выше всего и от которого проистекают все остальные: герцог выше графа, король выше герцога, а император стоить над королем. Тот, кто ниже всех, подчиняется высшему по самой сущности дела, делит с ним тяжести войны и повинуется во всем прочем. Потому лицо, именуемое у греков basileuV, называется у латинов imperator, и пользуется верховною властью; короли же избираются по установленному порядку. Таковы у них различные степени достоинств.

По исполнении возложенного на них поручения, послы возвратились в Византию, а короли продолжали предпринятый ими путь, но впрочем не вместе: впереди шел Немец (AlamanoV, т. е. Конрад), а сзади его на большом расстоянии следовал Француз (GermanoV, т. е. Лудовик VII); но почему они так распорядились, мне неизвестно: быть может, каждый хотел вести свое собственное войско, или они опасались недостатка съестных припасов. Шли же они в бесчисленном множестве, превосходя собою морской песок, так что и Ксеркс в древности, переплывая Геллеспонт, не мог бы гордиться столькими тысячами. Когда они подошли к Дунаю и все было изготовлено для их переправы, император (византийский), назначив особых чиновников, дал им приказание стоять на противоположном берегу и отмечать число переехавших на каждом судне; но они, дойдя до 90 тысяч, долее не могли поспевать считать.

13. Таково множество было их. Когда они подступили к Ниссе, главному городу Дакии, Михаил, по прозванию Врана, которому император поручил управление тою провинциею, приготовил им все необходимое, сообразно императорскому указу. После того они явились к Сардике, где их встретили двое знатнейших мужей, [389] которые приняли их радушно, как то и следовало, и позаботились о их продовольствии... Но варвары шли спокойно, пока дорога была затруднительна: между Дунаем и Сардикой тянутся обрывистые и малодоступные горы; на всем этом пространстве они не позволили себе ничего, что могло бы оскорбить греков. Достигнув же ровных мест, не представляющих трудностей пути, они обнаружили враждебные замыслы: отнимали силою то, что следовало бы купить, а того, кто сопротивлялся, умерщвляли мечем. Король Конрад нисколько не беспокоился, что являлись жалобы, и не хотел ничего слушать; а если и выслушивал, то ссылался на необузданность толпы. Когда дошло то до императора, он выслал против и их с войском, поспешно собранным, Прозуха, известного своими воинскими доблестями (Прозух был турок по происхождению, но воспитывавшийся в Вязантии). Прозух настиг варваров под Адрианополем; сначала он следовал за ними на близком расстоянии и не дозволял производить беспорядков; но, наконец, видя, что их неистовство увеличивается, он вступил с ними в явную борьбу по следующему случаю. Один из знатнейших немцев, захворав, слег в монастыре в Адрианополе, имел при себе деньги и другие богатства. Несколько пеших людей из греков, проведав о том, сожгли его вместе с жилищем и овладели деньгами. Когда об этом узнал Фридрих, племянник Конрада (т. е. Барбарусса), человек невероятно жестокий, дерзкий и гордый, он направился к Адрианополю и, предупредив двумя днями Конрада, сжег весь монастырь, в котором лежал тот немец, и дал тем повод грекам в войне со своими. Прозух, напав на Фридриха, обратил его в бегство и избил варваров во множестве. Это был тот самый Фридрих, который впоследствии наследовал Конраду у немцев, как мы то объясним со временем. С тех пор немцы, изведав на деле силы греков, прекратили свои неистовства.

15. Это (т. е. переговоры) произошло следующим образом. Конрад, по прибытии в Пикридий, отправил к императору письмо с содержанием вялым и слабодушным, смысл которого был следующий: «О император, муж благоразумный судит о вещах не по ним самим, а по цели, которой ими достигают; тот же, которого дух предупрежден, весьма часто не решается похвалить хорошее и осудить дурное, и таким образом он часто принимает за благодеяние поступки врагов и негодует на друзей. Потому не слагай на нас вину того, что было совершено в твоих владениях, [390] вследствие неустройства и многочисленности войска; не возмущайся против нас за то, в чем мы нисколько не виноваты: все это произошло от необузданности толпы. Я нисколько не изумляюсь тому, что во время прохождения чужеземного войска, которое нуждается в отдаленных фуражировках для приискания продовольствия, могут случиться несправедливости с обеих сторон». Это и тому подобное писал Немец. Император же, видя в его словах одни увертки, отвечал ему следующим образом: «Нашему величеству не безызвестно, как склонна бывает к неистовствам чернь, которою столь трудно управлять и сдерживать. А потому мы особенно заботились о том, чтобы вы, пришельцы и чужестранцы, не потерпели никакого бедствия при прохождении по нашим провинциям, тем более, что вы пришли не с злыми умыслами и не можете причинить нам оскорблений; так бы то и произошло, если б и мы не услышали, что вы нарушили законы гостеприимства. Но вы, мужи благоразумные и ясно понимающие сущность вещей, не находите в том никакой вины, и мы приносим вам благодарность за то; ибо и нам не следует после того заботиться об укрощении нашей черни; мы будем также приписывать все ее необузданности, как вы нас тому научаете. В вашем интересе было бы не нападать вразброд и не скитаться по чужой земле. Если же кто иначе думает, и с обеих сторон отдельные партии того и другого поиска получать позволение нападать на кого угодно, то нет возможности, чтобы пришельцы не пострадали от туземцев».

С этими словами император отпустил послов. Но, зная, что войско греков настолько же выше варваров знанием воинского дела и боевою стойкостью, насколько ниже численностью, он принял следующее намерение: Прозух, Цикандил и другие греческие вожди получили приказание собрать достаточное войско и стать пред немцами, расположившись в следующем боевом порядке: в отдалении поставить слабые и иррегулярные полки (agelsion tou stratou), за четвертым знаменем; далее следуют тяжеловооруженные (‘oplitikon) и панцирные (katajraktwn); потом легкая кавалерия; наконец, впереди всех скифы (т. е. славяне) вместе с турками и греческим и стрелками. Когда немцы увидели войска, расположенные в таком порядке, они бросились на них горячо и шумно, с пагубною поспешностью: бой был ожесточенный и поражение немцев великое. Греки, встретив нападающего неприятеля с воинскою опытностью, избили многих. Конрад ничего не зная о случившемся, оставался в лагере, исполненный гордыни и всякого рода надежд. Император же, с целью сбить ему спесь и посмеяться над ним, отправил Конраду письмо следующего содержания: «Да будет ведомо всем вам, что конь, не слушающий узды, не полезен всаднику и даже часто может свергнуть его в пропасть; и войско, не обращающее внимания или пренебрегающее повелениями вождей, в большей части случаев повергает их в опасность; потому мы никогда не терпели, чтобы наши воины позволяли себе своевольные поступки. Ты же, имея другой взгляд, пренебрегал этим правилом и даже уговаривал наше величество, обратившееся к тебе, как к другу, [391] с увещаниями, чтобы оно показало такое же снисхождение. Теперь же знай, какую пользу принесла вам распущенность войска. До моего сведения дошло, что небольшое греческое войско, вступивши в бой с весьма почтенными силами немцев, дурно обошлось с ними. Всегда выходит так, что туземцы, родившиеся на своей земле, бывают гораздо сильнее пришельцев и чужеземцев; и в этом случае нам не следует наказывать чернь за ее неистовство. Если ты с этим согласен, то пусть твои войска привыкнут повиноваться приказаниям своих вождей и воздержатся от насильственных поступков. Если же думаешь иначе, то взгляни на то, что пред тобою: по крайней мере наш подвиг будет для тебя поучителен».

16. Таково было письмо императора. Между тем Конрад, не получив еще сведений о поражении немцев, по-видимому, не хотел уменьшить своей гордости; даже начал требовать, чтобы ему дали императорскую яхту (dromwna) и гребные суда для переправы его армии; в противном случае он угрожал на следующий год придти с несколькими тысячами войска для осады Византии. Раздраженный всем этим, император приказал на этот раз отвечать против такой дерзости не шуткою, но в оскорбительных выражениях: «Те, которые знают цену и малым вещам, не будут основывать своего мнения на многочисленности, но на их сущности, и на том, чем они богаты и чего в них недостает. Сподвижников Марса должно судить не по их числу, но по их доблести, трудам и опытности в военном деле. За тобою следует громадная армия, а у нас едва нашлось сколько-нибудь войска, ибо наши силы рассеяны по всему пространству империи греков; но твоя армия не устроена и по большей части несведуща в военном деде. Стадо животных, если бы даже оно состояло из множества тысяч, не выдержит нападения льва. Или ты не знаешь, что ты, как птица, находился в наших руках, и нам стоило только захотеть погубить тебя? Подумай о тех, которые населяют эти страны: их предки пронесли свое оружие по всему миру и повелевали как вами, так и другими живущими под солнцем народами. Знай же, что к тебе никогда не явится ни императорская яхта, ни все то, что ты требовал от нас; возвратись туда, откуда пришел. Нас никто не обвинит в том, что мы не оказали расположения тем, которые хотели нанести нам обиды; а наносить обиду и отражать ее – не одно и то же: первое проистекает от злонамеренности, к последнему же принуждает нас забота о безопасности. Наши подданные умоляют нас постоянно доставить грекам спокойное и безобидное обладание тем, что мы успели отнять у соседних нам турок; чего мы не могли допустить нашим ненавистникам, то подтвердим и на тебе; в справедливости этого ты теперь убеждаешься сам».

В конце этой главы автор рассказывает весьма коротко, как Конрад наконец переправился в Азию и, получив проводников, двинулся к Иконию, как он был разбит турками; но греческий автор весьма естественно умалчивает об измене проводников; и как, после поражения, король, едва спасшись от плена, возвратился назад. [392]

17. Таково было положение немцев. Между тем король французов (twn Germanwn ‘rex, т. е. Лудовик VII Юный), переправившись через Дунай и намереваясь идти далее, не вел себя с таким неистовством, как Конрад: он принял весьма благосклонно императорских послов, Михаила Палеолога августейшего и Михаила по прозванию Врану, и чрез них передать свой поклон императору. Как казалось сначала, он нимало не злоумышлял против греков, и я не знаю, поступал ли он так потому, что был благоразумнее Конрада, или потому, что его характер вообще был мягче от природы. Во всяком случае он приобрел вследствие того особенное расположение императора. Приблизившись к Византии и отправив к императору послов, он не только выражал ему дружбу, но и присоединила к тому, что он охотно вступил бы с ним в переговоры о весьма важных делах, если им можно сойтись вместе и побеседовать о том во дворце. Император согласился на это предложение и просил его явиться с полным доверием. По прибытии короля, близкие к императору, или по своему роду, или по богатствам, вместе с первоклассными чинами вышли к нему навстречу и, приняв его по достоинству, с великими почестями отвели во дворец. Когда он вошел туда, где на высоком троне восседал император, ему подали небольшой стул, который на латинском языке называется sellion (т. е. sella, вообще седалище). Когда он уселся, они завели разговор о различных предметах, и наконец император дал ему помещение вблизи городских стен на загородной вилле, которая в народе известна под именем Филопатии. После он осматривал вместе с императором те здания, которые лежат в восточной части города, и видел в них все, что в них вызывает изумление, равно как и святые предметы, которые благоговейно хранятся в храме, построенном в тех местах; а именно, там находились вещи, некогда прикасавшиеся святейшему телу Христа и укрепляющие христиан. По совершении всего этого и дав клятву, что будет жить с императором в дружбе и на войне останется его союзником, король переправился в Азию.

18. Между тем немцы, претерпев несколько поражений от турок и потеряв множество своих людей, отступили назад, так как не было надежды пройти чрез Филомелий. Прибыв в Никею, они присоединились к французам (GermanoiV), подвигавшимся вперед, и другим королям, которые вели за собою многочисленное войско. Один из таких был повелевавший народом чехов (Tzecoi) и возведенный Конрадом в королевское достоинство; другой начальствовал поляками (Lecoi), скифским народом, которых страна примыкает к западным венграм. Когда оба войска сошлись вместе, старинная насмешка над немцами начала повторяться громко: [393] pootzh ‘Allamane (французск. поговорка того времени: pousse Allemand! долой немец!); так выговаривалось это бранное слово, а происхождение его следующее. У этих двух народов существует различный способ сражения. Французы (Germanoi) ловко садятся на коня и отлично бросаются вперед с копьем: их конница своею быстротою превосходит немецкую; зато немцы (‘Alemanoi) имеют лучшую пехоту и лучше владеют мечем. Когда однажды случилось немцам вступить в бой с французами, они, опасаясь их конницы, решились драться пешими; но французы напали на их неустроенную конницу и поразили ее; вследствие того и немецкая пехота обратилась в бегство, несмотря на то, что численный перевес был на ее стороне. С тех пор французы преследовали тою поговоркой немцев, ибо они, имев возможность сражаться на лошадях, предпочли пешее сражение. И эта поговорка, с которою обращались к немцам, была им немало оскорбительною. Они дошли вместе только до Филадельфии, как вследствие тех оскорблений, так и потому, что боялись во время похода быть силами ниже французов. Таким образом Конрад, видя пренебрежение со стороны французов, приказал оттуда повернуть назад и обратился по этому поводу к императору.

19. Таково было заключение письма. Между тем Конрад, проклиная свое неблагоразумие и не зная, что делать, весьма неохотно следовал за французами. Когда же к нему пришло императорское письмо, он, считая дело выгодным, с поспешностью принял предложение и немедленно возвратился назад. Придя к Геллеспонту и переплыв пролив, он явился во Фракию: встретив императора, который в то время там находился, он вместе с ним прибыл в Византию; в Византии его заняли всякого рода потехи, императорские дворцы, различные зрелища, конные игры, великолепные представления, которые подкрепляли тело, изнуренное трудами. Наконец, собрав достаточную сумму денег, Конрад отправился на судах в Палестину; флотом же управлял Никифор Дазиот, и он же заведовал всем необходимым.

Грамматик Иоанн Киннам.

‘Istoriwn bibliaz. – Кн. II.

Грамматик Иоанн Киннам (Iwannhs KinnamoV) был секретарем при Константинопольском дворе и родился в начале XII столетия. Состоя на службе при лице императора Мануила, он был очевидцем описываемых событий и мог вполне хорошо знать все подробности отношении Византии к участникам второго крестового похода. Как грек, он объясняет нам ту точку зрения, с которой смотрели его соотечественники на религиозные предприятия латин. Получив отличное по тому времени образование, Киннам сначала находился в военной службе; потом, при Мануиле, сделался его секретарем, откуда произошло его прозвание «грамматика». Это последнее обстоятельство доставило ему богатый материал для составления истории своего времени, в которой он продолжал труд Анны Комненой (см. о ней на стр. 160). Его «Семь книг истории» (‘Istoriwn bibliaz) обнимают собою правление Иоанна, сына Алексея Комнена, и Мануила, от 1118 до 1176 года. – Издания: Corpus scriptorum historiae Byzantinae, Ed. Niebuhrii. Bonn., 1828-55, vol. XXIV, 1-300 стр. с латинск. переводом.