СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ХРОНИКИ О СОБЫТИЯХ В ИСПАНИИ В ІV-VІІІ вв.

(до арабского завоевания)

История варварских вторжений в Испанию, а затем и варварских королевств в Испании отражена в ряде источников. Огромное значение имеют юридические документы. В последнее время все больше материалов дают археологические раскопки, которые доставляют не только материальные памятники, но и надписи. Что же касается политической истории, то трудно переоценить значение различных хроник, составлявшихся в основном в самой Испании. Надо отметить, что за пределами Испании испанскими делами интересовались сравнительно мало. Несколько больше внимания авторы, жившие вне Испании, обращают на эту страну во время варварских завоеваний, когда Пиренейский полуостров был еще частью Римской империи. Позже внимания на нее уже почти не обращали. О ней немного вспоминали, когда происходили военные конфликты с другими государствами. Так, о войне с испанскими готами писал Прокопий Кесарийский, рассказывая о войнах императора Юстиниана, но даже и в этом случае рассказ об испанской кампании оставался на периферии прокопиевского повествования, поскольку эта кампания была не столь трудна и важна, как африканская или италийская. И испанцы довольно мало внимания обращали на то, что делается за пределами их страны. Испания развивалась в относительной изоляции от общеевропейских процессов; даже на соборах, собираемых папой, испанские епископы не присутствовали. Конечно, связи Испании с другими странами существовали, но определенный изоляционизм несомненен. В этих условиях хроники, написанные испанскими авторами, являются главным и во многих случаях единственным источником наших знаний об этом периоде испанской истории.

Как уже говорилось, о вторжениях варваров в Испанию и борьбе там с ними сообщают разные авторы. Первенствующее значение имеет Хроника Идация. Идаций (Hydatius) родился в Испании, по-видимому, вскоре после 393 г. Судя по его довольно редкому имени, он, вероятнее всего, был внуком одноименного Идация, который в IV в. был епископом города Эмериты и упорно боролся с Присциллианом. Присциллиан, в частности, заявлял, что Христос имел только одну Божественную природу и поэтому не страдал на Кресте; что мир и человеческое тело — порождение дьявола, а душа — часть Бога и поэтому [223] церковь не должна иметь ничего общего с этим дьявольским миром, в том числе иметь имущества; что человеческая душа, будучи частью Бога, может соединиться с Господом без посредства Церкви. Он настаивал на полном аскетизме, на использовании апокрифов, на праве женщин исполнять те или иные культовые обязанности. Все это не только было противоположно официальному церковному учению, но и ставило под вопрос саму необходимость церковной организации. Испанская церковь, естественно, решительно выступила против учения Присциллиана, и одним из вождей этой борьбе был Идаций Старший. Он решительно обвинил Присциллиана в ереси, хотя на первых порах и не смог сформулировать суть еретических взглядов своего оппонента. Испанская церковь фактически раскололась. В 380 г. в Цезаравгусте (Сарагосе) для решения назревших вопросов и преодоления раскола был созван церковный собор, на котором Идаций-Старший не только выступил против Присциллиана, но и представил специальный доклад, в котором уже сформулировал все обвинения и потребовал изгнания еретика из церкви. Но, как кажется, собор только осудил чрезмерный, с его точки зрения, аскетизм Присциллиана, умолчав об остальных обвинениях. Это не устроило Идация, и он обратился к императору Грациану с письмом, в котором обвинял Присциллиана в магии и просил изгнать того за пределы империи. Однако Грациан не стал вмешиваться в церковные споры в сравнительно далекой Испании, и демарш Идация ничем не окончился. Теперь сам епископ Эмериты стал объектом суровой критики.

Внутрицерковная борьба все более приобретала политический характер. Когда же власть в западной части империи захватил узурпатор Магн Максим, сам происходивший из Испании и поэтому лучше знающий обстановку в этой стране и стремившийся к получению поддержки ставшей уже могущественной испанской церкви, положение изменилось. Идаций и его соратник Итаций, епископ Оссонобы, обратились к Максиму с требованием положить конец распространению ереси. Сначала Максим также попытался снять с себя ответственность за решение этих проблем, возложив решение на церковный собор в Буридигале (Бордо), который осудил Присциллиана как носитель официальной религии, после чего Идаций и Итаций снова обратились к Максиму уже для принятия юридических мер. И тот был вынужден взяться за это дело. Он вызвал Присициллиана и некоторых его видных сторонников в свою резиденцию Августу Треверов (Трир). Под пытками еретик «сознался» в магии, общении с бесчестными женщинами, в вознесении молитв в обнаженном виде. В результате он и его соратники были осуждены и казнены. Присциллианство было осуждено как [224] ересь, и принадлежность к нему стала считаться уголовным преступлением. На этом, однако, борьба с присциллианством не закончилась, и внуку Идация тоже пришлось в ней участвовать.

На судьбе самого Идация Старшего эта борьба отразилась все же весьма негативно. Такая суровость в отношении ересиарха и использование светской власти в решении проблем церкви вызвали недовольство даже значительной части римского клира, включая папу Сириция. В результате Идаций был смещен с поста епископа Оссонобы, а Идаций был вынужден добровольно оставить свое епископское место в Эмерите. Позже он, как кажется, снова занял епископскую кафедру в этом городе. По некоторым сведениям, Идаций Старший все же окончил свои дни в ссылке. Идаций Старший был епископом Эмериты, столицы провинции Лузитания. Его внук родился в городе Лимии, в провинции Галлеция, и вся его дальнейшая жизнь была связана именно с этой провинцией. Можно думать, что семья обоих Идациев происходила именно из Галлеции, где, кстати, находился очаг движения Присциллиана и имелось наибольшее число его приверженцев (чем могло объясняться и столь жесткое и даже жестокое отношение к нему Идация Старшего). Возможно, что после краха церковной карьеры эмеритского епископа семья возвратилась в Галлецию, где и родился будущий хронист.

В 407 г. Идаций направился в большое путешествие по святым местам. Сам он писал, что в то время был маленьким мальчиком и сиротой (infantulus et pupillus). Эти слова и позволили определить, что родиться Идаций не мог раньше 393 г., ибо едва ли он себя определил бы как infantulus после 14 лет. Эти же слова свидетельствуют и о том, что уже в детском возрасте Идаций потерял по крайней мере отца. В то же время он был достаточно богат, чтобы иметь возможность предпринять столь далекое путешествие. Через Кипр он добрался до Палестины, где посетил Цезарею, Иерусалим и Вифлеем, а оттуда прибыл в Александрию и уже из этого египетского города вернулся на родину. В Палестине он встретил знаменитого отца церкви Иеронима, и эта встреча произвела на мальчика глубокое впечатление. В то время многие, если позволяли средства, совершали путешествие на Святую землю. Так, известно, что в начале V в. в паломничество отправилась богатейшая латифундистка Мелания, мать которой происходила из Испании. Перед своим отъездом Мелания и ее муж Пациан распродали свое имущество. Мелания осталась в Иерусалиме, где и умерла. Но большинство паломников все же возвращалось. Вернулся на родину и Идаций. Возможно, что впечатления от этой поездки, в том числе и от встречи с Иеронимом, а также пример деда вдохновили его на избрание [225] церковной карьеры. Достигнув определенного возраста, Идаций в 416 г. стал священником и уже через одиннадцать лет, в 427 г., стал епископом города Акве-Флавие (совр. Иданья) в родной Галлеции.

Это было очень суровое время. Уже много лет страну разоряли варварские племена. Галлеция стала местом оседания свевов, но борьба с ними не закончилась. И Идаций принял в этой борьбе самое активное участие. В частности, в 431 г. он направился к всесильному полководцу Аэцию, который в то время находился в Галлии, чтобы просить помощи против свевов. Сам Аэций не смог вмешаться в испанские дела, но отправил туда своего подчиненного Цензория, вместе с которым Идаций и вернулся на родину. Одновременно Идаций, как и его дед, повел решительную борьбу с присциллианством, которое имело еще очень много сторонников в Галлеции. В 445 г. вместе с епископом Астурики (Асторги) Турибием он рассмотрел дела, возбужденные против еретиков в этом городе, а вскоре папа Лев III официально поручил Идацию добиться на провинциальном соборе Галлеции повторного осуждения присциллианитов. В 460 г., при новом нападении свевов, Идаций был схвачен ими и уведен из Акве-Флавие. Вскоре ему удалось вернуться, но это не уменьшило его ненависти к свевам. Когда Идаций умер, неизвестно. Но последний год, о котором сообщает его Хроника, — 468-й. Долго ли он жил после 468 г., мы не знаем. Но думается все же, что едва ли долго. Ему же было явно за 70 лет. А условия той жизни и того времени не особенно располагали к долголетию.

Несмотря на тяжелые времена и активную церковно-политическую деятельность, Идаций нашел возможность заниматься историей. Он обработал списки римских консулов и продолжил их, взяв период с 390 до 468 г. Работа эта совершенно несамостоятельна и в принципе никакого значения как исторический источник не имеет. Гораздо интереснее его Хроника. При ее написании он, несомненно, вдохновлялся примерами Евсевия и Иеронима. Более того, само это его произведение, как подчеркивает автор, представляет собой продолжение Хроники Иеронима. Но его главный интерес сосредоточен на Испании. Кругозор Идация довольно ограничен. Идаций — испанец и римлянин, он ненавидит врагов Рима, бесчинствующих в Испании. Такими главными врагами в то время были свевы, которые обосновались на родине Идация, в Галлеции, и с которыми аквефлавианский епископ постоянно сталкивался. И в центре его повествования находится именно история отношений испано-римлян и свевов. Не исключено, что в действительности свевские походы не были столь ужасающи и разорительны, как описывает Идаций. Все-таки не только во всей Испании, но и в самой Галлеции, где в основном свевы и поселились, сохранилось [226] испано-римское население со своей социальной структурой, религиозной жизнью, которой свевы почти не мешали, языком и другими проявлениями римского образа жизни. Но эта сосредоточенность на Испании и на отношениях со свевами делает из Хроники Идация бесценный исторический источник, ибо о событиях того времени в Испании практически никто не писал, и, если бы не труд этого епископа, засевшего в своем далеком углу рушащейся империи, мы бы почти ничего об этом не знали.

О своих источниках Идаций пишет сам. Он говорит, что материал свой он взял частично у других писателей, частично из рассказов лиц, которым доверял, а частично из собственного опыта. Это последнее особенно важно и интересно. Хронист непосредственно рассказывает о событиях, свидетелем которых и частично участником был он сам. Его произведение было известно, его, например, использовал в своем повествовании Исидор. Сохранились две рукописи Хроники Идация. Сама Хроника впервые была опубликована в 1615 г. в Риме под ложным именем некоего Павла Профиция. Через четыре года, в 1619 г., эта Хроника была издана в Париже Ж. Сирмоном уже под именем настоящего автора. Это издание во многом легло в основу последующих. Лучшим до сих пор считается издание, предпринятое Т. Моммзеном в 1894 г. в серии Monumenta Historiae Germaniae. Autores Antiquissimi.

Идаций, по-видимому, не дожил до того времени, когда вестготский король Эйрих вторгся в Испанию и подчинил себя ббльшую часть страны, позже вестготы завоевали и весь Пиренейский полуостров. Начинается новая эпоха в истории Испании. После того как франки разгромили вестготов и отняли у них почти все запиренейские владения, Испания стала основной территорией Вестготского королевства. Здесь же, в городе Толете (Толедо), находилась и их столица. Долгое время вестготы были арианами, а испано-римляне придерживались никейского вероисповедания. Оказавшись в подчинении у варваров и к тому же еретиков, испано-римляне старались крепче держаться за старинные традиции, за древнее наследие. В свое время испанцы оказывали римскому завоеванию упорнейшее сопротивление, и римлянам пришлось потратить 200 лет на их подчинение. Но эти времена ушли в далекое прошлое. Романизация Испании сделала значительные успехи, и к тому времени, когда варвары вторглись в страну, ее жители, забыв в большинстве своем (кроме предков — басков) свой язык и в значительной степени свою религию, уже ощущали себя римлянами. Они говорили на латинском языке, подчинялись римским правовым нормам, были организованы на римский манер, приняли римскую религию, а когда ее сменило христианство, [227] вместе со всей остальной империей обратились в эту новую религию и стали чрезвычайно фанатичными христианами. И теперь под властью вестготов испанцы в значительной степени самим себе стремились доказать свою приверженность римскому наследию. Разумеется, речь идет об испано-римской элите, в первую очередь элите церковной, но и более широкие массы населения, находясь под сильным влиянием своих господ, и особенно церкви, продолжали себя считать римлянами (Romani) и испанцами (Hispani) в противоположность господствующим готам. Принятие готами католицизма, то есть никейского вероисповедания, сгладило острые противоречия между победителями-готами и побежденными испано-римлянами, но не устранило их полностью, ибо к политической власти последних не допускали. Правда, нам известны некоторые знатные испано-римляне, носившие высокий сан сенатора, но значительной роли в политической жизни королевства они не играли. Некоторым исключением был Клавдий, происходивший из района Эмериты (современная Мерида), столицы провинции Лузитания и ставший герцогом этой провинции. Он прославился как видный и успешный полководец, действовавший при первом католическом вестготском короле Реккареде, но его карьера была именно исключением. Даже соборы испанской церкви, на которых преобладали испано-римские епископы, подтвердили, что королем Испании может быть только гот.

Варварские завоевания сопровождались многочисленными разрушениями, в ходе которых гибли многочисленные культурные памятники и рукописи. Но то, что еще сохранилось, сберегалось испаноримской элитой. Особенно много памятников сохранилось на окраинах Вестготского королевства, где самих вестготов было немного и испано-римская элита продолжала вести свой прежний образ жизни. Из этой элиты и выходили писатели, в том числе и те, которые обращались к истории не только своей страны, но и ее завоевателей. Исключением среди правящей знати вестготской Испании был Клавдий, исключением среди писателей того времени был бикларский аббат Иоанн, написавший Хронику, которая охватила правление Леувигильда и часть правления его сына Реккареда.

О жизни Иоанна известно немного. Он был не римлянином, а готом, но не арианином, а католиком. О его семье ничего не известно, так что нельзя сказать, был ли католиком уже его отец или же только он сам обратился в никейское вероисповедание, неизвестны и конкретные причины обращения семьи (или самого Иоанна) в католицизм. Иоанн родился в городе Скаллабисе, в провинции Лузитания. Готов в этой провинции было не очень много, ибо их основная масса [228] расселилась в центре Пиренейского полуострова, и испано-римское (и оно же католическое) население здесь в большой степени преобладало. Но все же готы здесь имелись, и в большинстве своем они, как и остальные вестготы, были арианами. Позже, когда король Реккаред сам стал католиком и обратил в эту веру свой народ, именно в Лузитании вспыхнуло восстание против него, которое было подавлено Клавдием. Надо, однако, отметить, что Иоанн был не единственным готом-католиком в Лузитании. В дни его молодости католическим епископом Эмериты был гот Массона. Видимо, жившие в Лузитании вестготы, оказавшись в преобладающем испано-католическом окружении, раньше, чем их соплеменники, обратились к католицизму.

Будучи еще очень молодым человеком, Иоанн приблизительно в 570 г. направился в Константинополь. К этому времени византийцы захватили часть Южной Испании, и именно в 570 г. недавно избранный король Леувигильд начал с ними войну. Можно предположить, что католики в этих условиях чувствовали себя не очень-то комфортно. Особенно это относилось к католикам-готам, которых можно было рассматривать как предателей и своего народа, и своей веры. И юный Иоанн уехал в столицу врагов своего короля. Там он изучал греческую и латинскую науку, что в условиях того времени подразумевало никейское богословие, и после более чем шестилетнего пребывания покинул Константинополь и вернулся в Испанию. Мы не знаем причин его возвращения. Совсем не исключено, что в византийской столице молодой гот тоже чувствовал себя не очень-то уютно: ведь он все-таки принадлежал к «варварскому» племени, на которого византийцы, считавшие себя прямыми наследниками великого Рима, ромеями, смотрели свысока. Но вернулся Иоанн в неудачное время.

Леувигильд, понимая значение религии для укрепления государства, стремился сделать арианство верой не только вестготов (арианство — «готская вера»), но и всех своих подданных. Переход из католицизма в арианство он всячески поощрял, а сопротивление старался сломить, тем более что всех католиков он считал потенциальными сторонниками Византии. Более всего он, естественно, ненавидел католиков из числа готов. Когда же его собственный сын Герменегильд, ставший католиком, поднял против него мятеж, король начал преследование католиков. Жертвой этого преследования стал и Иоанн. Он принял активное участие в религиозных спорах и, вероятно, именно в связи со всеми этими событиями и этими спорами был схвачен и сослан на другой конец Пиренейского полуострова — в Барцинон (Барселону). Но и там он в течение многих лет продолжал спорить с арианами, подвергаясь за это всяческим преследованиям с их стороны. [229]

Положение радикально изменилось, когда сын Леувигильда Реккаред принял католицизм. Теперь не только испано-римляне, но и вестготы стали католиками. Прежняя религиозная рознь исчезла. Изменилось и положение самого Иоанна. Вскоре после этого он основал в местечке Биклар монастырь и стал его аббатом. В монастыре он не только занимался чисто хозяйственными или религиозными вопросами, но и писал хронику своего времени. Хроника начинается с избрания королем Лиувы, брата Леувигильда, а затем и самого Леувигильда, а заканчивается подавлением направленного против Реккареда мятежа Агримунда. Этот мятеж произошел вскоре после Толедского собора, утвердившего переход всей Испании в католицизм. Так что Иоанн описал совсем незначительную часть царствования Реккареда. В 592 г. Иоанн участвует во II Сарагосском соборе, а вскоре после этого становится епископом города Герунды (совр. Жироны, Хероны) к северу от Барцинона и в качестве такового затем участвует в некоторых других соборах испанской церкви. Видимо, оставив Бикларский монастырь и перебравшись в Герунду, Иоанн перестал заниматься своей Хроникой. Конечно, время до 592 г. было слишком кратким, чтобы, занятый и другими заботами, бикларский аббат мог и собрать весь необходимый материал, и написать полностью текст своей Хроники, несмотря на всю ее краткость. Вероятнее всего, эту работу, по крайней мере сбор источников, Иоанн начал еще в Барциноне. Рукопись Хроники осталась в монастыре, и около 602 г. она была обработана неким тамошним монахом, и эта ее обработка стала основой всех более поздних рукописей Хроники Иоанна, аббата Бикларского. Сам Иоанн оставался епископом Герунды вплоть до своей смерти (около 620 г.).

Иоанн не был крупным историком. В своем произведении он продолжал опыт первых христианских хронистов — Евсевия и Иеронима. Но сосредоточился он лишь на своей стране и на своем времени. Иоанн сам был свидетелем многих событий, мог пользоваться рассказами современников, не исключено также, что в его распоряжение могли попасть и какие-то документы. Иоанн был ярым приверженцем католицизма, который тогда еще не отличался от православия, и свою верность ему доказал упорной борьбой с арианством. Однако это не помешало ему довольно объективно описать деятельность короля Леувигильда, активно преследовавшего католиков, в том числе и самого Иоанна. И это, несмотря на определенные недостатки, делает его Хронику очень важным источником наших знаний о событиях второй половины VI в. в Испании.

До наших дней Хроника Иоанна дошла вместе с еще двумя произведениями — Хроникой Виктора Тонненнского и так называемой [230] Цезаравгустанской хроникой. Древнейшие рукописи этой одной книги ныне потеряны, но сохранились более поздние списки. В этой книге произведение Иоанна представлено как продолжение труда Виктора: «Так до сих пор распределил порядок годов Виктор, епископ Тонненнской церкви провинции Африка; мы позаботились прибавить последующее. От этого времени историю повел достопочтенный аббат Иоанн, основатель Бикларского монастыря». В действительности Хроника Иоанна ни в коем случае не является продолжением подобного произведения африканского епископа, ибо последний вообще не касался событий в Испании. Мысль о соединении обеих Хроник появилась лишь у более позднего переписчика.

Скорее Хронику Иоанна можно считать продолжением Цезаравгустанской хроники. Ее сохранившаяся часть, как было только что отмечено, помещена в той же книге, что и произведения Виктора и Иоанна. В этой Хронике содержатся среди известных из других произведений событий и упоминания о тех, о которых другие хронисты молчат. И можно только горько сожалеть, что она дошла до нас далеко не полностью. Ее сохранившаяся часть завершается 568 г., и именно с этого времени начинает свою Хронику Иоанн Бикларский. Первоначально Иоанну приписывали авторство и этой Хроники. Позже ее автором называли цезаравгустанского (сарагосского) епископа Максима, о котором его современник Исидор Севильский писал как об авторе различных историй готов в Испании. Но это предположение осталось неподтвержденным. Цезаравгустанская хроника является по-прежнему анонимной.

Сейчас трудно сказать, какова была причина объединения в одной рукописи всех трех хроник. Это объединение было сделано явно в Испании. Видимо, Виктор Тонненнский пользовался довольно большим авторитетом, но испанскому переписчику показалось странным, что в его произведении практически полностью отсутствуют сведения о событиях в Испании, и он, как полагал Т. Моммзен, дополнил материал Виктора Тонненнского, Хроникой Иоанна Бикларского, а период более ранний был «закрыт» Цезаравгустанской хроникой.

Крупнейшим писателем вестготской Испании был современник Иоанна Бикларского Исидор Севильский. Он происходил из знатной и явно богатой испано-римской семьи, имевшей владения в Карфагенской провинции на востоке Пиренейского полуострова. Биография его отца Севериана практически неизвестна. Известно лишь, что когда центр провинции город Картагена Спартария перешел под власть византийцев, Севериан по каким-то причинам покинул его и [231]перебрался, видимо, в ту часть Бетики, которая официально находилась во владениях вестготов, и осел в Гиспалисе. Вероятно, с этим районом его связывали какие-то имущественные интересы. Судя по тому, что три его сына стали известны кроме своей церковной деятельности и как писатели, в доме Севериана должна была царить определенная культурная атмосфера. Его дети были позже причислены клику святых, и это свидетельствует о прочности католической веры и высокой набожности всей семьи. Бетика стала основной ареной деятельности его детей. Дочь Флорентина постриглась в монахини и стала основательницей и аббатисой монастыря. Фульгенций занял епископскую кафедру в городе Астиги и написал ряд произведений, в том числе комментарии к Пятикнижию и сочинение «О вере». А Леандр, по-видимому, самый старший из братьев, стал епископом Гиспалиса (Севильи) и играл важную роль в политической и идейной борьбе того времени, а главной ареной этой борьбы оказалась опять же Бетика.

Долгое время положение на юге и юго-востоке Испании было весьма своеобразным. После того как вандалы в 429 г. покинули Южную Испанию, оставив в наследство название южной области — Вандалусия, а затем Андалусия, эта часть Пиренейского полуострова долго оставалась вне различных войн, происходивших в Испании. Вестготские короли считали эту территорию с ее богатыми городами и плодородной долиной Бетиса своим владением, но на деле никакого контроля над ней не осуществляли. Не исключено, что испано-римские магнаты этой области даже вообще считали себя скорее подданными не вестготского короля, а императора, сидевшего в далеком Константинополе. Но император был далеко, и местная знать была фактически самостоятельна. Только в середине VI в. вестготские короли решили подчинить себе испанский юг. Однако они натолкнулись на упорное сопротивление. Королю Агиле сначала улыбнулась удача, и он сумел захватить город Кордубу, но вскоре против него вспыхнуло восстание, и Бетика снова обрела независимость. Агила был свергнут Атанагильдом, причем помощь ему оказали византийцы, которые воспользовались этими событиями и захватили часть Испании, в том числе Кордубу и Гиспалис. Атанагильд, утвердившись у власти, отбил Гиспалис, но на этом его успехи закончились. Жители Бетики, как и византийцы, поддержали Атанагильда в его выступлении против Агилы, но это не означало признания ими его самого; они выступали не против того или иного вестготского короля, а против королевской и арианской власти вообще. И в этом их поддерживали византийцы. Гораздо успешнее действовал Леувигильд. Он сумел действительно подчинить себе [232] долину Бетиса, подавил там восстание и оставил за византийцами лишь прибрежную полосу. Ббльшая часть Южной Испании теперь на деле вошла в состав Вестготского королевства.

Новый оборот приняли события в конце 70 — первой половине 80-х гг. VI в. Леувигильд назначил правителем Бетики своего сына Герменегильда. Тот под влиянием своей честолюбивой супруги и фанатичной католички Ингунды, дочери одного из франкских королей, решил стать самостоятельным государем и перейти в католицизм. Огромную роль в этом сыграл Леандр, занимавший к тому времени епископскую кафедру в Гиспалисе, в городе, который Герменегильд сделал своей столицей. Именно Леандр окрестил Герменегильда по католическому обряду, оформив тем самым его переход в католицизм. Леувигильд был убежденным арианином и, как уже говорилось, стремился сделать это вероисповедание религией всех своих подданных. До этого времени отношения между католической церковью и арианскими королями складывались довольно мирно. Только Агила, пытаясь силой покорить Южную Испанию, перешел к активным антикатолическим действиям, за что в известной степени и поплатился. А так католические прелаты и епископы спокойно собирались на свои соборы, католики без всяких препятствий совершали свои обряды, молясь, в частности, и за королей-еретиков. Считая католицизм «римской верой», а арианство — «готской», короли спокойно смотрели на веру своих испано-римских подданных. Леувигильд же начал систематическое преследование католиков, и те в начавшейся войне между отцом и сыном решительно встали на сторону последнего. И их идейным вождем был Леандр.

Леандр не ограничился ролью духовного вдохновителя. Он, по-видимому, играл роль и политического советника Герменегильда. Когда давление Леувигильда возросло и дело явно шло к открытой войне, Леандр отправился послом Герменегильда в Константинополь с просьбой о помощи. Там Леандр, видимо, заключил договор, по которому Герменегильд в обмен за помощь отдавал византийцам Кордубу. Но византийцы, снова овладев этим городом, реальной помощи Герменегильду не оказали. В 583-584 гг. Леувигильд разгромил своего сына и полностью овладел территорией, которой тот управлял, в том числе и Кордубой, которую сдал ему византийский комендант. Сам Герменегильд был захвачен и сослан, а затем убит, его жена, бежав с сыном в византийские владения, скоро умерла, а ее сын был доставлен в Константинополь, где тоже довольно скоро умер.

Трудно сказать, где во время всех этих событий находился Леандр. Может быть, он вернулся в Гиспалис, но король не захотел обострять отношения и предпочел его не трогать, а может быть, он остался в [233] византийской столице и вернулся в Испанию лишь после смерти Леувигильда. В любом случае его пребывание в Константинополе не было особенно кратким. Там он встретился с монахом Григорием, который в будущем станет знаменитым папой Григорием I Великим. Они подружились и много времени проводили в обсуждении различных вопросов, порой упорно споря друг с другом, что не мешало их дружбе и сохранению верности одной религиозной позиции. Когда сын Леувигильда Реккаред сам обратился в католичество, настал звездный час Леандра. В 589 г. был собран III Толедский собор, который должен был официально закрепить переход вестготов в католицизм. Председателем этого собора был Леандр, а его правой рукой — аббат Сервитанского монастыря Евтропий (в будущем епископ Валенции). Надо заметить, что недалеко от этого монастыря находился тот монастырь, которым руководила сестра Леандра Флорентина. Авторитет Леандра был неоспорим. Он фактически возглавлял всю испанскую церковь. В известной степени это было признано его старым другом папой Григорием, который прислал ему знак архиепископства. Умер Леандр 14 марта, но год его смерти установить точно не удается. Видимо, это произошло в самом конце 90-х гг. VI в. Его преемником на епископской кафедре Гиспалиса стал Исидор.

Исидор родился около 570 г. и был самым младшим сыном Сервиана. Его семья к тому времени уже жила в Гиспалисе. Сервиан умер, когда его младшему сыну было очень мало лет, и воспитанием и обучением Исидора занялся Леандр. Старший брат оказался довольно суровым воспитателем. И хотя, естественно, такое воспитание вызывало протест у ребенка, оно дало свои плоды. Южная Испания, оказавшаяся, как уже говорилось, в течение довольно долгого времени вне сферы непосредственных военных действий и нападений варваров, в большей степени сохранила различные памятники античной культуры, включая рукописи многих произведений, уничтоженных в других местах. В Испании вообще, и на ее юге особенно, античных книг сохранилось больше, чем в других европейских странах. Известно, что в личной библиотеке Исидора имелось большое количество не только христианских, но и языческих произведений. Еще в римские времена Бетика была наиболее романизованной провинцией Испании, и этот дух «романства» в ней сохранялся довольно долго и после подчинения вестготам. В своем противопоставлении готам — варварам и арианам — испано-римляне подчеркивали свою приверженность римской культуре и римскому образованию. Существовали многочисленные школы в монастырях, в том числе городских, и при городских церквах. Основное содержание образования было религиозным, но при этом (зачастую ради опровержения) давали некоторые знания и о прежней истории, и о [234] языческой литературе. Разумеется, такое образование получали в основном клирики, хотя, по-видимому, и какая-то часть светской элиты тоже была относительно образованна. Давно прошло то время, когда христиане уничтожали языческие памятники. Теперь при всей ненависти ко всему нехристианскому верхи церкви сохраняли произведения ушедшего времени и пытались приспособить их к современности. В это время центрами культуры и образованности являлись богатые дворы епископов, которые имели средства и возможности для сохранения и переписки древних сочинений и написания новых. Таким был и двор Леандра. Там юный Исидор мог познакомиться с самыми разными сочинениями римских авторов.

Следуя примеру своих братьев и сестры, Исидор избрал церковную карьеру. Положение Леандра открыло ему быстрое продвижение. Какое-то время он, возможно, был аббатом одного из монастырей, а когда Леандр умер, Исидор тотчас занял его место. Имея всего лишь около 30 лет от роду, он возглавил самую в то время влиятельную и авторитетную в Испании епископскую кафедру. Гиспалис считался метрополией Бетики, и его епископ, будучи одновременно митрополитом этой провинции, возглавлял всю ее церковную организацию. Под его началом находилось еще девять епископов. В качестве митрополита Исидор председательствовал на провинциальном церковном синоде Бетики в 619 г. Но церковными делами Исидор не ограничился. Добившись высочайшего авторитета в церковных делах, он активно участвовал и в политической жизни, которая, впрочем, тогда была тесно связана с церковной. Как Леандр при Реккареде, так Исидор при последующих королях играл видную роль. Арианская реакция при короле Виттерихе была недолгой, и его преемник Гундемар возвратился на строго католические позиции. А после смерти Гундемара на престол взошел Сисебут, с которым Исидор вступил в переписку. И это было не случайно.

Сисебут был чрезвычайно интересным человеком. Он выделялся своим образованием, хотя неизвестно, каким образом и в каких условиях он это образование получил. Но уже став королем и активно занимаясь различными проблемами внешней и внутренней политики, он уделял внимание и литературному труду. Хотя его произведения и не были образцами литературного искусства даже в ту пору, они все же демонстрируют хорошее знакомство Сисебута с литературой, как религиозной, так и светской. Осознавая важность образования, Сисебут считал, что именно Исидор является той фигурой, которая по своему образованию, способностям и положению сможет особенно много сделать для распространения в Испании знаний. Он даже стал [235] инициатором написания Исидором ряда произведений. И Исидор именно ему посвятил некоторые из них. Исидор и Сисебут переписывались друг с другом. Сисебут даже написал Исидору в стихах почти научное письмо-трактат о солнечных и лунных затмениях.

С этого времени Исидор — видная фигура в общеиспанском масштабе. Его роль резко возросла во время событий 631-633 гг. В 631 г. против короля Свинтиллы выступил Сисенанд. Он, видимо, происходил из Септимании, то есть той части Галлии, которая еще оставалась под властью вестготских королей, и, возможно, был герцогом этой провинции. При активной поддержке франкского короля Дагоберта Сисенанд поднял мятеж против своего государя и добился успеха. Как только он прибыл в Цезаравгусту (совр. Сарагосу), готская армия тотчас провозгласила его королем. Свинтилла был свергнут. Но южная часть Испании отказалась признать Сисенанда. Некий Юдила, видимо местный аристократ, судя по имени, готского происхождения, объявил себя королем и даже начал чеканить свою монету. Брат свергнутого Свинтиллы Гейла, который сначала поддержал Сисенанда, по-видимому, в надежде взять власть в свои руки, выступил против нового короля. И в церкви Сисенанд получил далеко не полную поддержку. Даже в столичной толетской церкви вопрос о поддержке новой власти вызвал острые разногласия, и, возможно, именно в связи с ними толетский епископ Геладий покинул свой пост и удалился в близлежащий монастырь, аббатом которого он был до занятия епископской кафедры. Его преемник Юст столкнулся с оппозицией пресвитера Геронтия, которого поддержал король. И в этих довольно трудных условиях на помощь Сисенанду пришел Исидор. Гиспалийский епископ решительно поддержал нового короля. И это дало свои плоды. Авторитет Исидора был столь велик, что больше ни о каком неподчинении Сисенанду говорить не приходилось.

Стремясь легализовать свое положение и добиться большего сплочения не только светской, но и церковной знати вокруг своей особы, Сисенанд в 633 г. созвал в Толете собор, каковые не собирались уже много лет. Председателем этого собора был Исидор. И собор со всеми своими решениями прошел как торжество Исидора. Его идеи, мысли, высказывания были теперь оформлены в виде решений собора.

IV Толедский собор имел огромное значение в истории не только испанской церкви, но и всего королевства. Он принял ряд решений, касающихся чисто церковных дел. В частности, была принята очень важная формула, ставшая чуть ли не новым символом веры; было закреплено положение, что Святой Дух происходит от Отца и Сына. Этот вопрос, известный в церковной истории как filioque [236] (и от Сына), разделял западную и восточную ветви христианства и позже стал основанием для Великого раскола 1054 г., когда более или менее единая прежде церковь, основанная на никейско-константинопольском символе веры, окончательно разделилась на католическую (западную) и православную (восточную). Разногласия по этому вопросу начались гораздо раньше, и обе ветви христианства постепенно все более отдалялись друг от друга, но в VII в. западная церковь еще не решалась на открытый разрыв и допускала споры по этому вопросу. Испанская церковь оказалась гораздо более решительной. Испанские прелаты, возглавляемые Исидором, оказались большими католиками, чем римский папа. Этот же фанатичный католицизм проявился в ужесточении отношений с иудеями. В духе мыслей Исидора, который прекрасно понимал значение образования, собор принял постановление о поощрении развития специальных школ, в которых обучались и воспитывались будущие священники и монахи.

Были приняты и другие многочисленные решения, оформлявшие структуру и положение церкви в Вестготском королевстве. Некоторые из них, будучи по форме религиозными, на деле имели политическое содержание. Так, было запрещено препятствовать священникам всех рангов исполнять их служение, а это фактически выводило клир из-под действия светских законов. С другой стороны, епископы отныне не имели права без разрешения короля обмениваться какими-либо посланиями с другими народами. Это явно было направлено против епископов Септимании, которые фактически были больше связаны с соседним Франкским королевством, чем с запиренейской Испанией, а также против тех, чьи епархии были близки к Византии, которая в то время владела Балеарскими островами и Северной Африкой. Очень важным было также решение относительно созывов соборов. Последний собор, в котором участвовали представители (в основном главы) всех церквей Испании и Септимании, был созван королем Реккаредом для официализации обращения готов в католицизм. Больше короли в таком институте не нуждались. Теперь, используя во многом еще не очень твердое положение Сисенанда, участники собора приняли решение о необходимости более частого созыва таких соборов. Сроки их созывов установлены не были, и время для них определял сам король. Но было твердо установлено, что именно соборы являются высшим органом церкви всего королевства, как провинциальные синоды — церквей соответствующих провинций. В соборах могли участвовать и представители светской знати, что превращало их в относительно регулярный [237] институт политической власти. Решения соборов фактически приравнивались к законам королей.

Под влиянием Исидора IV Толедский собор принял специальное постановление (75-й канон), который регулировал наследование королевской власти. После того как с политической и физической сцены исчез последний представитель рода Балтов, которым традиционно принадлежало королевское достоинство у вестготов, никаких правил занятия трона уже не было. Попытка Леувигильда закрепить престол за своей династией не удалась: уже его внук Лиува II был свергнут всего через два года после прихода к власти. Отсутствие правил вело к политическому хаосу, когда торжествовало право сильного. У вестготов, как и у других германцев, существовал принцип выборности глав своего общества. В варварских королевствах, образовавшихся в ходе и результате Великого переселения народов и краха Западной Римской империи, этот принцип фактически исчез, сменившись династическим. Но в условиях отсутствия твердых правил наследования вестготского трона он возродился. С другой стороны, среди образованной церковной верхушки, более или менее знакомой с римской историей, бродили мысли о занятии престола наиболее достойным гражданином государства.

Эти идеи были во многом кристаллизованы Исидором, который в духе римской политической мысли разделял подлинного короля и тирана. Последний определялся не столько способом обретения власти (как обычно считали в древности), сколько своими нравственными качествами и своим поведением. Король, в отличие от тирана, должен был быть в первую очередь благочестивым и справедливым. Первое определялось его отношением к церкви и христианской вере, которой он должен покровительствовать и защищать от всех врагов и еретиков. А второе — подчинением законам, в том числе и своим собственным. Такому королю церковь должна дать Божье благословение. Основываясь на этих принципах, собор заявил, что Свинтилла допускал произвол и несправедливость, то есть являлся тираном в исидоровском смысле, за что и был свергнут. Более того, и он, и его жена, и дети, и его мятежный брат были отлучены от церкви, и их имущество должно было быть конфисковано. Таким образом, собор под несомненным влиянием Исидора полностью легализовал узурпацию Сисенанда. Правда, к свергнутому королю отнеслись милостиво, может быть, тоже под воздействием Исидора: ему не только была оставлена жизнь, но и возвращена часть имущества, и он мирно жил еще несколько лет, пережив своего преемника. [238]

Именно в духе идей Исидора и был принят 75-й канон. Он устанавливал, что наследования, основанного на принципах крови или желаниях предыдущего короля, быть не может. Невозможен также насильственный захват трона. Отныне король должен только избираться. Учитывая существующую политическую реальность, участники собора, большинство которых было испано-римлянами, постановили, что королем избран мог быть только гот. Надо отметить, что для многих современников, в том числе и для Исидора, о чем еще будет сказано ниже, резкого противопоставления римлян и готов уже не было. После мирной кончины предшествующего государя вельможи всего народа (primates totiusgentis) должны были избрать его преемника, а церковь освятить это избрание, торжественно короновав нового короля и от имени Бога помазав его на царство. Этот обряд, уже установившийся в Византии, восходил к некоторым ветхозаветным установлениям; так, по словам Библии, пророком Самуилом был помазан на царство идеальный царь Давид, являвшийся отдаленным предком Спасителя, воплотившегося в человеческом облике. Таким образом, вестготский король оказывался приравненным как к ветхозаветным царям, так и, что не менее важно, к византийскому императору. Все подданные должны присягнуть на верность избранному и коронованному государю. В таких условиях всякое выступление против Божьего помазанника оказывалось не только светским, но и религиозным преступлением, и такой человек должен был предаваться анафеме. При этом было установлено, что королем не может быть избран тот, кто прибег к насилию, заговору, нарушению клятвы.

IV Толедский собор стал не только духовным, но и политическим триумфом Исидора. Однако прожил он после него недолго. Король Сисенанд, так активно поддержанный Исидором, умер всего через два с небольшим года после собора — в марте 636 г. А меньше чем через месяц, 4 апреля 636 г., ушел из жизни и Исидор, окруженный всеобщим почетом и величайшим уважением. Католическая церковь высоко оценила заслуги Исидора. Как и его братья и сестра, он был позже канонизирован.

Ученик и друг Исидора цезаравгустанский (сарагосский) епископ Бравлион дал такую характеристику гиспалийскому епископу: «Исидор — славный муж, верховный глава Гиспалийской церкви и святейший наследник святого Леандра. Этот блаженнейший муж был с детства предан гуманитарным исследованиям (studiis litterarum), был обучен латинской, греческой и еврейской грамоте, образован во всех видах речи, опытен в изучении тривия, совершенен в побуждении к квадривию, совершенно эрудирован в божественных и [239] человеческих законах, в высшей степени выдавался приятным красноречием, характером, чрезвычайно прославился и жизнью, и учением, и за эти заслуги всеми был назван учителем (doctor) испанцев. Ведь он так превосходил добродетелью, сверкал выдающейся ученостью, что выделялся латинской, греческой и еврейской речью, мудростью и не меньше умениями и был ревностен в несравнимом красноречии... Уже был он велик в мудрости и, будучи опытным, мог черпать познания из различных изучений и тщательно разработанных трудов... Прежде всего он был славен духом пророчества, щедростью в милостыне, выдающимся гостеприимством, твердостью сердца, правдивым в мнениях, справедливым в суде, усердным в проповеди, радостным в ободрении, активным в приобретении душ для Бога, опытным в изложении Писания, предусмотрительным в совете, смиренным во внешнем виде, умеренным за столом, приверженным молитве, прославленным почестью, всегда стремившимся к защите церкви и правды и одаренным всяческими высокими качествами. Кроме того, он являлся отцом клириков, учителем монахов и монахинь, утешителем скорбящих, защитником сирот и вдов, облегчающим угнетенных, защитником граждан, уничтожителем гордецов, преследователем злых и еретиков».

Разумеется, эта характеристика далеко не объективна, в высшей степени пристрастна и полна преувеличений. Так, Исидору приписывается знание греческого языка, хотя сам Исидор говорил, что погречески он не читает. Но она дает представление о том впечатлении, какое производила на современников фигура Исидора Севильского. Исидор оставил огромное количество произведений. Поражает не только их число, но и необыкновенное разнообразие: от правил монашеского поведения до естественноисторических трактатов. Трудно сказать, начал ли он свою литературную работу до занятия епископской кафедры, но в любом случае такое большое число различных произведений свидетельствует не только о его необыкновенном трудолюбии и трудоспособности, но и о помощи, которую ему явно оказывали монахи его епархии. Мы не знаем, каковая доля их труда в общем объеме «Исидоровского корпуса». Однако несомненно, что в целом все произведения гиспалийского епископа носят отпечаток его оригинальности.

Такое разнообразие и общий объем трудов не случайны. Свое литературное творчество Исидор рассматривал как составную часть пасторского служения. Он заботился о религиозном воспитании и образовании не только своей епархии или даже провинции Бетика, церковной метрополией которой, как сказано выше, был Гиспалис, но [240] и всей Испании. И свои произведения он писал в первую очередь для восприятия их клириками, в том числе и будущими, а в известной степени и светской элитой государства, как готской, так и испано-римской. Как уже говорилось выше, проблема отношения к античному наследию в целом уже отошла в прошлое или, во всяком случае, потеряла свою остроту. И все же пережитки враждебного отношения к языческой мудрости еще существовали. Так, антиантичную тенденцию проводил как в своей практической деятельности, так и в своих многочисленных произведениях папа Григорий I Великий (540-604, папа в 590-604 гг.). Он выступал даже против чтения античных авторов, ибо «недостойно одними и теми же устами воздавать хвалу Христу и хвалу Юпитеру». Григорий настойчиво проводил идею христианизации вселенной и господства церкви над миром. Именно под этим углом зрения он рассматривал античную литературу, не находя в ней ничего полезного дчя утверждения христианства. Может быть, именно вопросы отношения к античному наследию и были предметом споров между Григорием и Леандром, когда они оба находились в Константинополе. Испанские епископы в основном придерживались другой тенденции. После принятия готами католицизма острота споров по религиозным вопросам ушла в прошлое. Оставались только иудеи, с ними уже не столько спорили, сколько преследовали их. Арианства уже не было, а язычество казалось лишь атрибутом далекого и даже великого прошлого. И Исидор поставил своей целью дать испанским священникам и монахам возможность усвоить не только Новый и Ветхий Завет и произведения отцов церкви, но и ту языческую мудрость, остатки которой еще сохранились.

В этом отношении Исидор продолжал ту тенденцию, которую особенно выразительно сформулировал еще во второй половине II — начале III в. Климент Александрийский. Климент утверждал, что вера и знание не противоречат друг другу, что истинная вера основана на знании и является «знающей верой», что часть христианских истин уже содержится в языческих учениях, как плод в скорлупе. В свое время Климент уделял большое внимание христианскому образованию. И Исидор следует примеру Климента. В условиях общего упадка культуры в Западной Европе после гибели Западной Римской империи практически только клирики являлись более или менее образованными людьми (да и то далеко не всегда). Так что сохранение относительно приемлемого уровня культуры, столь необходимой для самого существования общества, в огромной степени зависело от уровня культуры церковников. Исидор и стремился не только сохранить, но и как можно выше поднять этот уровень. Поэтому он много внимания [241] уделял и увеличению числа школ (что, как было отмечено выше, отразилось в решениях собора), и написанию книг. Многие его сочинения носили чисто религиозный характер, в том числе и направленные против иудеев. Но значительное место в его корпусе занимают и такие работы, которые, с нашей точки зрения, носят чисто светский характер, хотя сам Исидор, видимо, и их рассматривал как необходимую составную часть религиозного образования.

Школьное образование того времени было в значительной степени основано на изучении «семи свободных искусств». Это понятие ввел Боэций (около 480-524), который жил и работал в Остготском королевстве в Италии. Он систематизировал и обобщил образовательную практику поздней античности. Все науки, изучаемые в школе, он разделил на «семь свободных искусств». Три, охватывающие преимущественно гуманитарное знание, составили так называемый тривиум (трехпутье): грамматика, риторика, диалектика. Им должен овладеть каждый человек; отсюда и пошло понятие «тривиальность», обозначающее нечто плоское, давно известное. Четыре других «искусства» составляли квадривиум (четырехпутье): арифметика, музыка, геометрия (фактически география) и астрономия (включая астрологию). Сам Боэций написал учебники для квадривиума. По этому пути пошел и Исидор. Многие свои произведения он, по-видимому, рассматривал как учебники. Он поставил и в значительной степени выполнил грандиозную задачу — обобщить все знания древности, очистить их от языческих заблуждений и в таком очищенном виде передать христианскому миру. Эти знания давались Исидором в яркой, краткой и доступной форме, что обеспечило его произведениям широкое распространение не только в Испании, но и за ее пределами. Исидор вошел в историю как первый энциклопедист Средневековья.

Основным произведением Исидора явились «Начала» (Origines), или «Этимологии» (Etymologiae), которое позже Бравлион разделил на 20 книг. Это, по существу, подлинная энциклопедия самых различных знаний — от юриспруденции до истории, от биологии до географии, от медицины до земледелия. Практически не было ни одной сферы тогдашнего знания, о котором не шла бы речь в «Началах». Уже только одно это произведение показывает огромную начитанность автора. Практически все, что к его времени сохранилось от античной литературы, нашло в нем свое отражение. Не меньшую эрудированность демонстрируют и другие труды Исидора. Ученые подсчитали, что в своих произведениях Исидор ссылается на 118 языческих и 94 христианских автора. Для описания конкретного явления он обычно использует только один источник, но порой дополняет его другими. Тот же метод [242] Исидор применяет практически во всех своих работах. Труд Исидора «Начала» имел огромное значение для дальнейшего развития средневековой литературы и распространения образования. По крайней мере, в Испании он оставался таковым в течение долгого времени.

Исидор придавал большое значение историческому образованию, поэтому в его наследии исторические труды тоже нашли свое место. В античности значение истории определялось в первую очередь ее полезностью. Недаром Цицерон назвал историю «учительницей жизни». Для христианских историков их наука являлась лишь вспомогательной дисциплиной, задачей которой было утвердить на историческом материале истинность христианской религии и выяснить точность хронологии различных событий как светской, так и религиозной жизни. Отсюда то огромное место, которое занимают в раннем Средневековье хроники. И Исидор, принадлежа к общему для того времени течению, оставался, по существу, автором хроник. Он написал Большую хронику и Малую хронику, в которых, следуя уже установившейся традиции, в стиле Евсевия и Иеронима, пытался дать очерк всемирной истории. Испания занимает там довольно скромное место. Для изучения же истории Испании большое значение имеет другое его сочинение — «История готов, вандалов и свевов». Практически это тоже хроника. Следует отметить, что с точки зрения развития исторической мысли и исторической науки это произведение стоит на очень низком уровне. Никакого сравнения не только с высотами античной исторической мысли, но и с трудами поздних римских историков, таких как, например, Аммиан Марцеллин или Орозий, оно не выдерживает. Но оно является неоценимым источником наших знаний о раннесредневековой Испании.

Долгое время не только языческие, но и раннехристианские авторы не мыслили себе существования никакого другого возможного государства, кроме Римской империи. Взятие в 410 г. вестготами Рима произвело на современников ошеломляющее впечатление. Под влиянием этого события Августин пришел к выводу, что время земных царств прошло и их заменяет «государство (правильнее — община) Бога» — civitas Dei. Но шло время, пал Рим, на развалинах Западной империи образовались новые государства. Римская империя еще существовала, ее император сидел на троне в Константинополе и по-прежнему претендовал на верховную власть. Но короли новых государств не очень-то признавали эти претензии, а когда император пытался их реализовать, то упорно этому сопротивлялись и время от времени сами переходили в наступление на его владения. И для романской интеллигенции, как светской, так и преимущественно церковной, пришла пора переоценки ценностей. Это целиком относилось и к Исидору. [243]

Исидор, как говорилось выше, ценил античное наследие, он ощущал себя его носителем. События, описываемые им, он датирует и по годам императоров. Но в целом империя, то есть в его время Византия, представляется ему врагом, и он с удовольствием описывает победы вестготских королей над византийцами. Наряду с датировкой по годам императоров он дает и датировку по испанской эре. Исидор — уже не римский, а испанский патриот. Недаром своей «Истории» он предпослал «Хвалу Испании», подлинный гимн своей родной стране. А Испанией управляют вестготские короли. Следовательно, они являются и его королями. И в конце своего изложения истории готов Исидор поместил ее сжатое повторение (recapitulatio), которое фактически превратилось в прославление готов. Исидор, говоря современным языком, — государственник. Кроме того, а может быть, даже еще в большей степени, он — правоверный католик. Поэтому для него старое противопоставление «римлянин — варвар» ушло в прошлое. Оно заменилось другими: испанец — неиспанец, католик — еретик. Готы для Исидора являются не столько завоевателями, сколько объединителями Испании. Конечно, великим был Рим, покоривший другие народы, но готы разгромили и его, чем и доказали свое величие. В ряде случаев этот ход мысли привел и к определенному противоречию в исторической концепции Исидора. Так, будучи государственником, он не может не приветствовать деятельность Леувигильда, который железной рукой объединял страну, воюя, в том числе и с католическими государствами — Королевством свевов и с Византией (напомним, что до Великого раскола на католицизм и православие было еще очень далеко). Но, являясь католиком, он не может одобрять арианина Леувигильда. Отсюда и двойственность вописании истории этого короля. Исидор приветствует его внешнюю политику. Римскую армию Леувигильд пристыдил, Свевское королевство подчинил с чудесной быстротой. Города, выступавшие против Леувигильда, — мятежники. Исидор, по существу, даже приветствует разгром Герменегильда, который в значительной степени под знаменем католицизма выступил против отца: ведь его мятеж угрожал государственной целостности Испании, и поэтому он для историка — тиран. Даже во внутренней политике Леувигильда Исидор готов признать определенные положительные явления, а именно его достижения в законодательстве. Но в основном внутренняя политика короля вызывает резкое осуждение Исидора: и знатнейших людей он преследовал, и казну наполнил посредством грабежей. Но особое осуждение Исидора вызывает религиозная политика короля, которую он называет «нечестивой арианской яростью». С обращением Реккареда в [244] католицизм все изменилось. Наконец-то католицизм и государственни чество Исидора пришли в согласие. И Исидор вовсю прославляет этого короля. Отныне на испанском троне не должно быть тиранов. Однако жизнь оказалась суровее, и сына Реккареда Лиуву II сверг Виттерих. И так как Виттерих склонялся к арианству, то суждение о нем Исидора довольно суровое: он и власть-то захватил тиранией, и победы одерживал не сам, а через своих герцогов, и погиб также от меча, на какой более всего надеялся. Убийство Виттериха не вызывает у Исидора никакого осуждения, скорее даже одобрение.

Особый восторг у Исидора вызывает король Свинтилла. Главнейшей его политической заслугой Исидор считает подчинение всей Испании, чего, как он пишет, еще никогда до этого не было. Прославляет он и его внутреннюю политику, приписывая королю самые разнообразные высокие качества: и веру, и благоразумие, и щедрость, и справедливость. По его словам, Свинтилла достоин называться не только «государем народов», но и «отцом бедных». А тот факт, что король сделал соправителем своего сына Рихимера, особенно радует гиспалийского епископа. Этот пассаж «Истории» вызовет у читателя особое чувство, если он вспомнит, какое суровое суждение о том же Свинтилле вынес IV Толедский собор под влиянием именно Исидора. Едва ли нужно думать о лицемерии Исидора. Он был для этого слишком влиятельной и достаточно независимой фигурой. Видимо, признание королевской власти, идущей от Бога, и, с другой стороны, активная деятельность Свинтиллы по окончательному объединению Пиренейского полуострова и утверждению в стране католической веры вызвали искреннюю признательность Исидора. Положение изменилось после выступления Сисенанда. Страна оказалась под угрозой гражданской войны, и Исидор выступил на стороне того, кто уже был признан королем, и сделал все, чтобы избежать внутренних кровавых раздоров. Как бы ни относиться к тому или иному королю, ясно, что в их деятельности всегда могут найтись моменты, вызывающие осуждение и используемые узурпаторами для оправдания своих действий. Видимо, такие моменты имелись и в деятельности Свинтиллы, и они дали Исидору основание (или повод) оправдать и обосновать правильность его свержения. Надо также иметь в виду, что созывом собора Сисенанд ясно показал свое уважение к церкви, что не могло не привлечь и Исидора, и других испанских прелатов. А само обсуждение на соборе политической проблемы давало возможность ясно и открыто обосновать свою политическую концепцию.

Трудно сейчас определить источники Исидора. Установлено, что никакими документами он не пользовался. И это было связано в [245] первую очередь с определенными идейными установками раннесредневековой историографии. Исходным пунктом этих установок являются строки в Евангелии от Иоанна (19, 35): «И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили». Отсюда христианские писатели делали вывод, что главным и самым авторитетным источником является непосредственный свидетель события, а для более ранних веков — тот писатель, который изложил эти свидетельства. Так думал и поступал и Исидор. Многое им описанное происходило на его глазах или на глазах более старших, но еще живых людей, и их сообщения он мог использовать. Готы хранили память о своей истории, и, общаясь с королями и двором, Исидор вполне мог воспользоваться готскими сказаниями. В одном анонимном трактате несколько более позднего времени говорилось, что необходимо изучать героические поэмы, воспевающие славу предков, а во времена Исидора такие поэмы существовали. Использовал Исидор также уже существующие хроники. Так, при изложении событий V в. он пользовался Хроникой Идация, порой излагая ее чуть ли не буквально. Явно использовал он и Цезаравгустанскую хронику.

Свою «Историю» сам Исидор издал в одной книге, объединив в ней историю всех варваров, пришедших на Пиренейский полуостров в ?в. И сделал он это дважды. Первый вариант «Истории» появился на свет в 619 г., во время правления короля Сисебута. Последующие события, в том числе приход к власти Свинтиллы и особенно изгнание им из Испании византийцев, что привело к полному объединению страны под властью вестготского короля, по-видимому, заставили Исидора вернуться к своему произведению. Но он не ограничился только присоединением рассказа о последних событиях, но частично переработал и остальные части своей «Истории». Так появились два варианта исторического труда Исидора — краткий и пространный. Последний был опубликован в 624 г. Позже, занятый многими другими делами, Исидор к своей «Истории» не возвращался. Но после прихода к власти Сисенанда он счел необходимым прибавить к ней специальное посвящение этому королю и в нем снова кратко изложил начало истории и Испании, и готов. Поводом для этого посвящения послужила просьба самого короля изложить историю происхождения тех народов, которыми он стал править. И эта просьба дала возможность гиспалийскому епископу вновь провозгласить свой символ политической веры — прославление Испании под благодетельной властью готских королей.

«История» Исидора пользовалась большой популярностью. Ее многократно переписывали, и до наших дней дошло не менее трех [246] рукописей краткой редакции и девяти — пространной. Одна рукопись пространной редакции этого произведения, соединенная с работами некоторых других раннесредневековых авторов, хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.

В самой Испании популярность Исидора и его исторического сочинения была столь велика, что ее постоянно стремились продолжить. Особенно великая тяга к продолжению исидоровского труда проявилась после арабского завоевания. В историческом труде Исидора испанские христиане видели прославление своего недавнего гордого прошлого. После арабского завоевания в руках христиан осталась только узкая полоска земли вдоль Бискайского залива. В 718 г. произошел бой у Кавадонги, в котором христиане впервые одержали победу. С этого времени началась Реконкиста — отвоевание Испании, продолжавшееся более семи веков. Победа при Кавадонге привела к образованию Астурийского королевства, и его короли, по крайней мере вначале, ощущали себя прямыми преемниками вестготских государей. В этих условиях «История» Исидора, естественно, приобретала особое значение, и ее активно продолжали, доводя порой до современных автору астурийских королей. Появилось так называемое Испанское продолжение, написанное в VIII в., — Хроника вестготских королей, Оветенская эпитома. Последнее произведение, являющееся сжатым изложением текстов, излагавших события после окончания труда Исидора, было составлено в 883 г. в столице Астурии Овьедо (латинское наименование этого города Ovetum). Все они дают представление об истории Испании, развертывавшейся уже после окончания Исидором своего труда и после его смерти. Эти произведения дошли до нас в ряде рукописей, некоторые из которых достаточно близки по времени к написанию самих произведений.

В отличие от испанских писателей, неиспанские на события в этой стране внимания почти не обращали. Только о событиях V в. они еще кое-что сообщают. Однако эти сообщения составляют лишь эпизоды из общего описания варварских вторжений, часть которых и составляют вторжения в Испанию. По существу, эти сообщения — только небольшая часть общей истории Римской империи в это катастрофическое время. Когда же Западная Римская империя пала и на Пиренейском полуострове возникли самостоятельные варварские государства, интерес к Испании за ее пределами пропал вовсе. Даже готский историк Иордан, который в «Гетике», то есть истории готов, довольно много говорит о вестготах и их деяниях в Испании, в «Римской [247] истории» на события в Испании, в том числе и связанные с вестготами, фактически не указывает. И лишь когда византийский император Юстиниан начал восстановление империи и с этой целью вторгся и в Испанию, Испания снова заинтересовала неиспанцев. На эту страну обратил свои взоры крупнейший византийский писатель того времени Прокопий Кесарийский, он и включил краткое описание испанских событий в свою историю войн с готами. Но провинция Испания была слишком далекой окраиной империи, да и территория ее ограничивалась лишь небольшой частью Южной и Юго-Восточной Испании, так что эта страна снова выпадает из поля зрения византийских историков. А после изгнания византийцев с Пиренейского полуострова и говорить было уже не о чем. Такое невнимание объясняется, конечно, политической изоляцией Испании в тогдашнем мире. Ее короли сосредоточились на своих владениях и сами мало обращали внимания на мир за их границами. Конечно, преувеличивать масштаб изоляции вестготской Испании не следует. Ее церковь, при всем своем стремлении к самостоятельности, все же поддерживала контакты с папским престолом. И Испания волей-неволей постоянно контактировала с франками. И франкские писатели, такие как Григорий Турский или Фредегар (также Псевдо-Фредегар), относительно много писали об Испании. Но рассмотрение их произведений не входит в нашу задачу.

Все те хроники, о которых шла речь выше, еще ни разу не переводились на русский язык. Для перевода использовано лучшее, пожалуй, их издание — Monumenta Historiae Germaniae. Autores Antiquissimi. Т. 11. Berolini, 1894. Издателем этого тома, как и многих других томов этой серии, был Т. Моммзен. Предлагаемый перевод не является строго научным. Из используемых хроник выбраны только те места, в которых говорится о событиях в Испании или непосредственно с Испанией связанных. Некоторое исключение составляет «История готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского, в переводе которой допущены лишь незначительные сокращения. При наличии, как говорилось выше, двух вариантов этого труда — краткого и пространного — использован в основном последний, хотя это и не оговорено в тексте. Из произведений неиспанских авторов выбраны также лишь пассажи, относящиеся к Испании. Читателю предлагается не академический перевод, учитывающий все варианты рукописей и все существующие к настоящему времени издания и (по возможности) исследования, а источниковый материал для изучения политической истории Испании V — начала VIII в.