-

ДИНО КОМПАНЬИ

ХРОНИКА О ДЕЛАХ, ПРОИЗОШЕДШИХ В ЕГО ВРЕМЕНА

Вступление

Какие причины имел автор для описания: и каково его понимание предмета.

Воспоминания о древней истории долго побуждали мой ум описать опасности и неприятности, которые выдерживал многие годы благородный город, дочь Рима, и особенно во время юбилея в 1300 г.

И прошу извинить меня, вышеназванного, потому что, неспособный, поверив в то, что написано другими, я оставил описания многих годов: до такой степени умножились опасности и заметные ожидания, что не могу сохранять молчания, не описав их, на пользу тем, которые наследуют лучшие годы, чтобы узнали благодеяния Бога, который держит власть во все времена.

КНИГА ПЕРВАЯ

Метод изложения автора.

Описание Флоренции.

Когда я начинал, предполагая написать правду о делах, которые я видел и слышал, хотя они и были делами, достойными внимання, некоторые из них, как мне уверенно казалось вначале, [были] ничтожными и те, которые ясно не видел, предполагал описать согласно услышенному и потому многие согласно их воле испортили и пропустили в рассказе и извратили правду, поставив перед собой [задачу] написать благоприятное известному большинству.

И чтобы чужестранцы могли лучше понимать происшедшее, скажу о внешнем виде благородного города, который находится в провинции Тоскана, основан под знаком Марса, богат и обширен; с величественной рекой, [наполненной] пресной водой, которая разделяет город почти посередине; с умеренным климатом, оберегающим от вредных ветров, [которые делают] скудной землю [и] оставляющим плоды; с горожанами [которые] защищены оружием, горды и противоречивы, богаты от незаконных прибылей, дотаций и владений [приобретенных] для своего величия в близлежащих землях, которые более чем любимы.

Пиза находится в 20 милях от Флоренции, Лукка в 40 милях, Пистойя в 20 милях, Болонья в 58 милях, Ареццо в 40 милях, Сена в 30 милях, Сан-Миниато, по направлению к Пизе, в 20 милях, Прато, по направлению к Пистойе в 10 милях, Монте-Аччиенико, по направлению к Болонье, в 22 милях, Фиджине, по направлению к Ареццо в 16 милях, Подджи Боници по направлению к Сене в 16 милях; [это] все вышеупомянутые земли со многими другими замками и деревнями и во всех вышеупомянутых городах есть много знатных людей, графов и кастелянов, которые более любят жить в раздорах, чем в мире, и подчиняются более страху, чем любви.

В упомянутом городе Флоренции весьма много людей, они рождаются из-за мягкого климата; горожане хорошо воспитаны, женщины весьма красивы и изящны; прекрасные дома, полные многих необходимых украшений, более чем в других городах Италии.

Ради такого дела многие из далеких стран приезжают, [чтобы] увидеть, не по необходимости, но благодаря нужде и искусствам, и для преукрашения города.

О происхождении старых гражданских смут во Флоренции между гвельфами и гибеллинами (1215).

Итак, восплачем над своими согражданами и над их детьми, которые погибли из-за их высокомерия, коварства и соперничества на службе; таким образом, благородные разорили город, опозорили законы, в короткое время замарав почести, которые их предки приобретали долгое время весьма тяжелым трудом; [в] ожидании Божьего правосудия, каковое для многих признак предвещенных им бед, ввиду проступков; которые будучи, свободными не могли быть порабощены.

После многих старых бед, случившихся из-за раздоров граждан, произошедших в указанном городе, одна из них разделила всех его жителей таким образом, что возникли две враждебные партии, названные новыми именами – гвельфы и гибеллины. Причиной этого во Флоренции был один благородный молодой гражданин, именовавшийся Буондалмонте деи Буондалмонти, собиравшийся взять в жены единственную дочь мессера Одериго Джиантруфетти.

Когда он проезжал однажды мимо дома Донати, одна благородная женщина по имени мадонна Альдруда, жена мессира Фортегуерра Донати, которая имела двух очень красивых дочерей, находясь на балконе своего дворца, увидела проезжавшего и, позвав его, показала одну из упомянутых дочерей со словами: ”Как я знаю, ты хочешь жениться?. Я предназначала тебе в жены эту [дочь]”. И, увидев, что она весьма приятна, он ответил: ”Теперь уже не могу по другому”. На что мадонна Альдруда сказала: ”Да, можешь, а наказание заплачу я за тебя”. Тогда Бондалмонте ответил: ”И я этого хотел бы”. И тотчас обручился, оставив ту [которой] дал клятвенное обещание. Однако мессер Одериго, огорчившись со своими родственниками и друзьями, решили отомстить за себя, избив его за причиненный им позор. [Но], послушав Уберти, знатнейшую и влиятельнейшую семью и своих родственников, решили убить его: так [возникла] большая смертельная вражда, [твердая] как железо, [после того как это было] задумано. И устроили его убийство за то, что он обручился; и сделали так. Оттого и произошла столь смертельная вражда, что горожане разделились вместе со своими родственниками и друзьями на две партии; таким образом, возникло указанное противостояние, которое не закончится никогда; отчего родились многие раздоры, убийства и городские беспорядки.

Но, поскольку, моим намерением не было описание старых дел, потому что истина не возвращается несколько раз, но остается, я рассказал об этом вначале, чтобы открыть путь к пониманию того, откуда появились во Флоренции проклятые партии гвельфов и гибеллинов, [теперь же] вернемся к делам, бывшим в наши времена.

Раздоры между Гвельфами, ставшие причиной их примирения с Гибеллинами. Две партии достигают примирения при посредничестве папского легата (1279, 1280).

В год от воплощения Христа 1280-й правившая во Флоренции партия гвельфов была изгнана гибеллинами, превратившись из маленького источника в большую реку; это было из-за одного маленького разногласия в партии гвельфов [в результате чего было достигнуто] большое соглашение с партией гибеллинов. Они, опасаясь гвельфов между ними, и презирая в их собраниях и в их советах одни слова о другом, и боялись более благоразумия, которое не могло не прийти и, видя появление признаков, которых они боялись (потому что один знатный горожанин, рыцарь Буонаккорсо дельи Адимари, из влиятельного дома гвельфов, богатый земельными владениями, поднялся в высокомерии над другими грандами: невзирая на осуждение партии, один из его сыновей, рыцарь, упомянутый мессер Фарезе, отдал дочь в жены графу Гвидо Новелло из дома графов Гвиди, главы партии гибеллинов, тогда гвельфы, после многих совещаний, проведенных [внутри] партии, решили примириться с гибеллинами, которые были изгнаны.

И благоразумно заключили с ними мир под давлением церкви, чтобы быть связанными для укрепления церковью и постановили, чтобы Папа был посредником в их раздорах. Папа, по их просьбе, послал мессира брата Латино, кардинала, во Флоренцию заключить мир между двумя партиями. Кардинал по прибытии попросил синдиков каждой партии, о том, чтобы они примирились; и так было сделано. И в силу соглашения постановили, что гибеллины вернутся во Флоренцию со многими условиями; и договорились [поделить] между ними должности; и было учреждено городское правительство из 14-ти граждан: 8-ми гвельфов и 6-ти гибеллинов; и во многих других делах установили порядок усилиями обеих партий, узаконенный Римской церковью. Каковые законы и договоры решено было записать среди муниципальных законов города. Властную и гордую семью Уберти приговорили саму [через] некоторое время к изгнанию с другими их родственниками: [там] где были их семьи, наслаждаются их богатствами другие; а тем, которые выполняли это поручение о ссылках, было дано от Коммуны, сверх того за его изгнание несколько динаров, но не рыцарям меньше, чем рыцарям.

Новые опасности гражданских раздоров в городе. Некоторые пополаны, среди которых Дино, собираются вместе и, чтобы защитить народ от усиления грандов, учреждают магистрат цехов или приорат (1280-1282).

Установив [правление] двух партий в городе [и], насладившись благодеяниями мира, гвельфы, которые были более влиятельными, начали день ото дня подрывать мирный договор. Сначала [заплатили] сосланным, потом позвали без порядка на службу, ссыльных, бывших мятежниками, и столь поднялись и возвысились, что прекратили во всем [оказывать] почести и благодеяния гибеллинам, отчего началась между ними распря.

Некоторые, подумав о том, что могло произойти, по просьбе некоторых вождей народа, предложили средство [достижения мира], чтобы из-за раздоров не погиб город. Поэтому, некоторые из народа, вкусив [эти] слова, выступили, объединившись вместе с шестью гражданами пополанами, среди которых был я, Дино Компаньи, который по молодости лет не знал карающих законов, но чистый душой [стал причиной того], что город пришел к переменам. Скажу по поводу этого: мы дошли до того в городских преобразованиях, что избрали троих горожан главами цехов, которые помогали, где было необходимо, торговцам и ремесленникам: это были Бартоло, мессир Джакопо деи Барди, Сальви дель Кьяро Джиролами и Россо Бакьерелли; и собирались они в церкви Сан-Броколо.

И слишком уверились в своих силах пополаны с указанными тремя, видя, что не было сопротивляющихся; и слишком распалили свободолюбивыми словами горожан, которые говорили об их свободе и понесенных оскорблениях; и столь набрались смелости, что ввели порядки и законы, которые тяжело будет вновь привести в порядок.

Других больших дел не было, но менее важных произошло достаточно. Указанное правительство было назначено на два месяца, которые отсчитывались с 15 июня 1282: (по прошествии которых, на двухмесячный срок, начавшийся с 15 августа 1282 г. было избрано 6 человек – по одному от сестьеры). И назывались они приорами цехов: (и заседали, запершись в башне Кастанья, около Бадиа, чтобы не бояться угроз власть имущих; и могли постоянно носить оружие, и другие привилегии имели; и были они даны шести семьям.

О том, что новые магистраты сделали мало из-за нечестности и скраденности, благоприятствуя грандам из партии гвельфов (1282).

Их законы [которые] были введены в действие [постановили] оберегать имущество Коммуны, и чтобы члены синьории ввели правосудие для каждого, и чтобы малые и слабые не были притесняемы богатыми и сильными. Установление этой формы [правления] было весьма полезно народу; но вскоре [все] изменилось, потому что граждане, которые вошли в это правительство, не занимались рассмотрением законов, но были развращены подкупами. Если их друзья или родственники попадали под наказания, они добивались от членов синьории и от чиновников сокрытия их проступков, чтобы они оставались безнаказанными.

Они не только не смотрели за имуществом Коммуны, но, напротив, нашли способ как можно лучше расхитить его: так из казны Коммуны было извлечено много денег, под протест людей, имевших заслуги на службе. И не было [защиты] бедным от нападавших на них богатых, и так ”жирные” пополаны, которые были в правительстве, сроднились с богатыми, и многие за деньги защищались от наказаний Коммуны, в которой [все пришло в] упадок. Оттого добрые граждане пополаны были недовольны и осуждали правление приоров, потому что гранды из гвельфов оставались синьорами.

Происхождение войны в Ареццо, связанной с флорентийскими гвельфами, изгнанными из этого города (1282–1289).

Ареццо управлялся в то время гвельфами и гибеллинами, [которые] были равны в управлении, и клятвенно установили между собою мир. Однако народ поднялся и выбрал в одном из городов, Лукке, так называемого приора, который управлял весьма благоприятно для народа, и вынудил знатных повиноваться законам. [Но гранды] сговорились вместе и возмутили народ, и его взяли и бросили в водоем, где он утонул.

Гвельфы из Ареццо, побуждаемые партией гвельфов из Флоренции, попытались захватить Синьорию, но, как сделать это – не знали, или не смогли; гибеллины, не просмотрели этого и изгнали их из города. Гвельфы прибыли во Флоренцию жаловаться их противникам: те, посоветовавшись, поддержали их и помогли. Но гибеллины не приняли их угроз, присланных из Флоренции; и попросили [о помощи] Уберти, Пацци из Вальдарно и Убертини, и епископа, который лучше служил на войне, чем в церкви; [этот епископ из рода] Пацци, был человек гордый и сильный духом. Прежде было разногласие между ним и сиенцами из-за одного его замка, который был передан партии флорентийских гвельфов, захотевших помочь сиенцам, [изгнанным] из Ареццо, против епископа, вызвав большую вражду между флорентийцами, епископом и гибеллинами. Из-за чего произошла третья война флорентийцев в Тоскане в 1289 г.

Расположения и приготовления к войне между двумя партиями (1289).

Флорентийские гвельфы и власть имущие имели большое желание войти неприятелями в Ареццо; но, о многих других, пополанах, не думали, поэтому они говорили, что это деяние не будет правым и имели гнев к правительству. Но все же взяли на службу капитана, называемого мессером Бальдовино ди Соппино с 400-ми всадниками; Папа поддержал это, однако [подкрепления] не прислал.

Аретинцы попросили [о помощи] многих знатных и могущественных Гибеллинов из Романьи, Марки и Орвието; проявили большую смелость и охоту сражаться, привели в порядок защиту города и получили преимущество в [несколько] шагов. Флорентийцы попросили [о помощи жителей] Пистойи, Лукки, Болоньи, Сиены, Сан-Миниато и великого капитана Майнардо да Сузинана, женатого на одной из рода Тозиньи.

В то время прибыл во Флоренцию король Сицилии Карл, направлявшийся в Рим, который был с почестями представлен Коммуне и участвовал в [рыцарском] турнире, и Гвельфы попросили одного капитана под его знаменем. Король оставил им мессера Америго ди Нарбона, своего барона, благородного человека, молодого и прекрасной наружности, но не слишком надежного в подготовке армии, оставив с ним одного старого рыцаря, своего бальи, и многих других рыцарей, опытных в военном деле, со множеством денег и провизии.

Договор флорентийцев с епископом Ареццо, каковым занимались аретинцы (1289).

Епископ Ареццо, как благоразумный человек, исходивший из того, что они могли прийти к войне, попытался договориться с флорентийцами и вышел со всем своим потомством из Ареццо, [чтобы] дать им свой епископский замок в залог, и из ренты верующих хотел [получать в] год 3000 флоринов, которые предоставил богатейший из горожан Виери де Черки. Но синьоры [города] в то время находились в большой вражде: это были мессер Руджери да Куона, судья; мессер Якопо да Чертальдо, судья; Бернардо, сын мессера Манфреди Адимари; Паньо Бордони; Дино Компаньи, автор этой ”Хроники”, и Дино, сын Джованни, называемый Пекора; которые управляли с 15 апреля до 15 июня 1289 г.

Причина разногласий [заключалась в том], что некоторые из них хотели [разрушить] замок епископа, и особенно Биббиену, прекрасно укрепленную, некоторые же нет; они не хотели войны, полагая, что из этого продолжится зло, однако, в конце-концов, согласились последовать со всеми, но не разрушать [замок]. Согласие восстановили [благодаря] Дино Компаньи, потому что он был добрый и благоразумный человек, который сделал все, что ими предполагалось; [он] послал мессера Дураццо, вновь подготовленного им рыцаря, и поручил ему заключить мирный договор с епископом [как] можно лучше.

Епископ Ареццо в этот момент думал, что если он согласится с договором, то сделается предателем; однако, собрались главные [люди] его партии и те, [кто] их поддерживал, и заключили мир с флорентийцами; он же не захотел терять Бибиену, которая была усилена и защищена, иначе заключил бы договор. Аретинцы пренебрегли его словами, потому что он нарушил все их планы, и устроили бы его убийство; если бы не мессер Гильельмо де Пацци, его родственник, который был на совете, и, узнав об этом, сказал, что [это] было бы весьма удовлетворительное дело; но, когда его спросили, он не допустил бы этого, [так как] не хотел проливать его кровь. Тогда они постановили схватить его и, как отчаянные, без всякого другого совета, остались на месте.

О том, как флорентийцы подготовили выступление в поход по дороге в Казетино вместе с союзниками.

Флорентийцы выслушали их постановление; капитаны и военные правители собрались в церкви Сан-Джованни на совет о том, как было бы лучше поступить, чтобы можно было снабжать лагерь тем, в чем была необходимость. Некоторые одобряли поход на Вальдарно, чтобы, пойдя по другой дороге, там, где аретинцы не прошли бы на лошадях, и не сожгли бы дома в округе; некоторые одобряли путь через Казетино, говоря, что это была лучшая дорога, и придавая этому большое значение.

Один благоразумный старик, по имени Орландо да Кьюзи и Сассо да Мурло, владельцы большого замка, боясь разрушения их замка, высказались на совете [за то, чтобы] они направлялись по тому пути, опасаясь, что если направятся по другой дороге, [как бы] не было разрушений от аретинцев, которые жили в их округе; и мессир Ринальдо де Бостоли, который был изгнан из Ареццо, согласился с ними. Здесь было сказано достаточно: тайным голосованием решили идти через Казетино. Но вcя эта дорога была настолько трудна и опасна, [что лучше было бы не] следовать ей.

Так решили флорентийцы, возложившие [поход на] союзников: это были жители Болоньи с 200 рыцарями; жители Лукки с 200 рыцарями; жители Пистойи с 200 рыцарями, капитаном которых был мессер Корсо Донати, флорентийский рыцарь; Майнардо да Сусинана с 20 рыцарями и 300 пехотинцами, мессер Мальпильо Чиккони с 25 и мессер Бароне Манджиадори из Сан-Миниато; Сгуарчиалупи, Коллиджиани, и из другого замка Вальдельса, которых было множество: 1300 лошадей и достаточно пехотинцев.

Битва у Кампальдино, в которой победители флорентийцы не смогли воспользоваться всеми плодами победы.

В назначенный день флорентийцы под знаменами двинулись в землю неприятелей, пойдя на Казентино по плохой дороге, где они имели [возможность] встретится с врагами, [которые] могли нанести достаточный урон, но Бог не захотел этого. И дошли до Биббиены, в одно место называемое Кампальдино, где были враги, и здесь остановились и построились в ряд. И капитаны поставили опытных воинов спереди вряд; и павийские щиты с алой лилией на белом поле, были впереди. Тогда епископ, страдавший близорукостью, спросил: ”Кто те, что стоят у стены?” Ему ответили: ”Павийцы, неприятели”.

Мессер Бароне де Манджиадори из Сан-Миниато, смелый и опытный в военных делах рыцарь, собрав вооруженных людей, сказал им: ”Cиньоры, в Тоскане считается, что нападение хорошо для победы, здесь не выдерживают слабые люди и умирают те, которые не имеют опыта убивать. Теперь есть надежный способ: чтобы победить лучше оставаться неподвижными, потому мой совет в том, чтобы вы стояли крепко и отражали нападения”. И так они расположились. Аретинцы атаковали лагерь так мощно и с такой силой, что ряд флорентийцев сильно отошел назад. Битва была очень тяжелая и суровая; молодые рыцари состязались здесь с одной стороны и с другой. Мессер Корсо Донати с бригадой пистойцев ударил врагов со стороны. И они прорвали каре; аретинцы оказались слабыми и были там раненые, оттого [что] были открыты; воздух был покрыт величайшими облаками пыли.

Шедшие следом аретинцы встали на четвереньки под животами лошадей с ножом в руке и вспороли их; и их искусные войны так быстро пробежали и их искусные войны так быстро пробежали, что в середине ряда было много убитых с каждой стороны. Многие из тех, которые считались очень храбрыми, оказались трусами и многие, о которых не говорили, были уважаемыми [людьми]. Весьма достойный [человек], имевший полномочия капитана, здесь умер. Был ранен мессер Биндо ди Башьера Тозиньи, [который] вернулся во Флоренцию и скоро умер. Из противной партии были мертвы епископ [Ареццо], мессер Гульельмо де Пацци, смелый рыцарь; Бонсонте и Луччо да Монтефельтри и другие отважные люди. Граф Гвидо не ожидал конца, но скончался от полученного удара шпагой. Очень хорошо старался мессер Виери де Черки c одним из своих сыновей, рыцарем на его фланге. Аретинцы были разгромлены, не из-за трусости или из-за малой храбрости, но из-за излишка этого у врагов.

Была послана погоня, чтобы убить их. Флорентийские солдаты, которые привыкли к поражениям, убили их, крестьяне не имели милосердия. Мессер Тальяно Адимари со своими [людьми] вскоре вернулись в их места. Многие флорентийские пополаны, которые имели лошадей, остались убитыми; многие не были похоронены, когда неприятели были разбиты. И не вошли, как надеялись в Ареццо, с победой, полученной немалым трудом.

Капитан и молодые рыцари, которые нуждались в отдыхе, казалось, были вполне готовы их победить без преследования. Наибольшие потери имели их противники, [потерявшие] многих плененными и убитыми, чего не было во всей Тоскане. Указанная битва произошла 11 июня, [в день] св. Бернаба, в местечке, называемом Кампальдино, около Поппи.

Однако после упомянутой победы не все гвельфы смогли вернуться в Ареццо: некоторые перестраховались, а [те] о которых я говорил, если хотели здесь остаться, поступали согласно своей воле. Между флорентийцами и аретинцами не был [заключен] мир; но флорентийцы удержали потерянные [прежде] замки Кастильоне, Латерина, Чивителла, Рондине и многе другие замки, и несколько снесенных. Вскоре флорентийцы отправили воинов в Ареццо, разбили здесь лагерь и послали сюда двоих приоров и потом пошли на Биббиену и снесли ее стену. Многие были осуждены теми двумя приехавшими приорами, потому что не было их долгом, но обычаем благородных людей на войне после этого они возвратились с незначительным результатом. потому что здесь было достаточно причинено беспокойство людям.

Размолвка во Флоренции между народом и грандами. Гонфалоньер Правосудия и Установления справедливости (1289–1293).

Во Флоренцию вернулись граждане, возвратившие народу в несколько лет богатое и могущественное государство; но знатные и богатые граждане, возгордившись, нанесли много оскорблений пополанам, с побоями и другими грубостями. Оттого многие добрые граждане пополаны и торговцы, среди которых был один богатый и влиятельный горожанин (благоразумный, опытный и добрый человек по имени Джано делла Белла, весьма решительный и из доброго рода, которому не понравились эти оскорбления), встал во главе управления с помощью народа (вновь выбиравшего [членов] Синьории, которые вступили в должность 15 февраля 1292), и с товарищами усилил [власть] народа.

И к должности приоров они присоединили [еще] одну с той же властью, что и другие, которая называлась гонфалоньером Правосудия ([первым ее занял] Бальдо Руффоли от сесты Порта Дуомо), которому было дано знамя народной армии, имевшее крест на белом поле, и тысяча вооруженных пехотинцев с указанным знаком отличия или гербом, которые должны были оказывать помощь в любой просьбе упомянутому гофалоньеру на площади или где было необходимо.

И приняли законы, которые назывались Установления Правосудия, против могущественных [людей], которые причиняли бесчестье пополанам: о том, что один [их] родственник [должен был отвечать] за другого, и о том, что преступление [считалось доказанным, если о нем] публично заявляли два свидетеля, и постановили, что в любой семье, имевшей в своей среде рыцарей, все становятся грандами, и не могут быть ни [членами] Синьории, ни гонфалоньерами Справедливости, ни [членами] коллегий: и было всех упомянутых семей 33, и решили, что старые [члены] Синьории могут избирать новых. И в этом деле объединились 24 цеха, дав их консулам некоторую власть.

Кляузы судей против ”Установлений Правосудия” <…>; противостояние народа и грандов; отвага и твердость Джано делла Белла (1293).

И проклятые судьи начали толковать эти законы, которые были написаны мессером Донато, сыном мессера Альберто Ристори, мессером Убертино Строцца и мессером Бальдо Агульони. И говорили, [что там] где преступление должно быть наказано действием, они растягивали это во вред врагам, и устрашили правителей: и если оскорбление было нанесено гибеллину, то и судьей был гибеллин; и наподобие этого сделали гвельфы: члены семьи не могли жаловаться их родственникам, чтобы не подвергнуться наказаниям.

Немногие преступления были раскрыты из-за того, что противники не были найдены; многие не были наказаны по закону. И первыми подверглись наказанию Джаллигаи; некоторые из них во Франции совершили преступление [против] двух сыновей одного упомянутого торговца, по имени Уголино Бенивьени, который пришел со словами [о том, что] один из упомянутых братьев был ранен от тех Джаллигаи и умер.

И я, Дино Компаньи, ставший новым Гонфалоньером правосудия в 1293 г., пошел к домам их и их родственников, и велел разрушить их согласно законам. Это правило впоследствии другие Гонфалоньеры применяли во зло; потому что если они разрушали по законам, народ говорил, что они были подлыми, если не разрушали хорошее совсем. И многие обезобразили правосудие из страха перед народом. И случилось [так], что один из сыновей мессера Бондальмонте, совершил убийство, [за что] были разрушены его дома; после он их восстановил.

Много людей процветало, потому что гранды, совершившие преступления, были наказаны; потому что правители боялись законов, которые, как они хотели, наказывали бы действием. Это действие столь растягивалось, что подозревали, если обвиняемый не был наказан, что правитель не защитит и не оправдает: поэтому никто из обвиняемых не оставался безнаказанным. Отчего законы причиняли грандам сильнейшее беспокойство, и об их исполнителях они говорили:

”[Если] скачущая лошадь ударит хвостом в лицо пополана или если один в толпе даст без злого умысла в грудь другому или девуши юного возраста попадают в неприятности, люди обвиняют [грандов]: должны ли они из-за столь малых дел быть уничтоженными?”

Вышеназванный Джано делла Белла, человек мужественный и сильный духом, был столь храбрым, что защищал те дела, которые другие оставляли, и говорил о том, о чем другие молчали, и все делал на пользу правосудия и против преступников: и столь был страшен правителям, что они опасались скрывать преступления. И гранды начали говорить против него, грозясь тем, что он делает это не из-за справедливости, а для того, чтобы умертвить своих врагов, ненавидя его и законы: и где бы не находились, угрожали лишить защиты пополанов, которые поддерживали [Джано]. Отчего некоторые, которые их слушали, отступились от пополанов; [они] начали ожесточаться, из-за страха и возмущения вносили путаницу в законы; из-за чего каждый становился ревнивым. Самыми важными из народа были Малаготти, потому что они всегда были поддерживаемы народом и имели большую свиту; вокруг них было много родов, которые были соединены с ними единым духом, и более мелкие ремесленники пошли с ними.

Гранды сговариваются и ищут способы избавиться от Джано (1293–1294).

Могущественные горожане (из которых не все были благородной крови, но из-за других случайностей были названы грандами) из-за негодования народа, нашли много способов для того, чтобы свергнуть [Джано]. И вызвали из Кампаньи смелого и отважного рыцаря – мессера Жана Шалонского, более могущественного, чем честного с некоторыми полномочиями, [которые] дал ему император. И он прибыл в Тоскану, договорившись с флорентийскими грандами, по воле новоизбранного папы Бонифация VIII; он имел документ и права на завоеванные земли; поэтому некоторые здесь смогли найти печать (чтобы раздробить народ Флоренции!): это были мессер Вьери ди Черки, Нуто Мариньоли, по мнению некоторых, мессер Пиетро Кане из Милана, поверенный упомянутого Жана Шалонского. Многие выступали за то, чтобы убить Джано делла Белла, говоря: ”Ударь пастуха и рассеются овцы”. Назначили день для его убийства; но потом отказались от этого из-за страха [перед] народом. Потом нашли ловкий способ его убить с тонким коварством; и сказали: ”Он справедлив: сперва предложим это дело мясникам, которые подозрительные и недоброжелательные люди”. Между ними был один, по прозвищу Пекора, крупный мясник, поддерживавший Тозиньи, который делал его дело фальшивыми способами и опасностями для республики; он преследовался цехом, однако свое коварство применял без страха; и угрожал приорам и чиновникам и готовился к плохому делу с большими, сильными и вооруженными людьми.

Они составили заговор против Джано и, собравшись по поводу обновления законов в день Всех Святых, сказали Джано: ”Видишь, насколько из-за деятельности мясников умножились плохие дела?”. И Джано ответил: ”Город может погибнуть прежде, чем это перенесет”; и добился торжества законов над ними. И на подобиое сказали судьи: ”Видишь, судьи угрожают правителям, и из-за страха навлечь на них несправедливости благодати, и оставляют дела нерешенными по три или четыре года, и некому выносить приговоры; и не может тот, кто хочет проиграть тяжбу по своей воле; многие захватывают права и награды без порядка”.

Джано, справедливо рассердившись на них, сказал: ”Законы служат для того, чтобы быть уздой для слишком коварных”. И когда получили столь яркое [наставление] в правосудии, тайно послали к судьям, мясникам и другим мастерам, говоря, что Джано бесчестил их, и что законы направлены против них.

Совет грандов в церкви Сан-Джакопо (1294–1295).

Гранды устроили совет у Святого Якова в Ольтрарно и всем присутствовавшим сказали, что Джано будет убит. Потом собрались из одного рода, и выступил мессер Берто Фрескобальди, и сказал: ”Так как собаки из народа отняли их почести и должности, и не осмелились войти во дворец, и не могли ускорить их тяжбы: если не поразим нашего слугу, мы будем уничтожены. И потому, синьоры, я предлагаю, чтобы мы вышли из этого рабства. Возьмем оружие и пойдем на площадь: убъем друзей и врагов из народа, скольких мы ни найдем, чтобы уже никогда мы или наши дети не были их порабощены”.

После поднялся мессер Бальдо делла Тоза и сказал: ”Синьоры, совет разумного рыцаря был бы хорош, если бы не был слишком рискованным; потому что, если наше намерение окажется недостаточным, мы будем все мертвы: но мы победим их, прежде всего, умом, и растрогал их жалостливыми словами, сказав: ”Гибеллины притесняли страну и мы изгнали их, и что Бог не дал гибеллинам возвыситься в Синьории; и так отлученные примирились, чтобы никогда больше не подняться”. Совет рыцаря понравился всем, и отправили двоих по кварталу, чтобы подкупать и отлучать народ и обесчестить Джано; и все влиятельные люди из народа отдалились от него из-за указанных соображений.

Восстание народа против подеста, использованное врагами Джано для клеветы против него. Джано уезжает из города и объявляется осужденным (1295).

Таким образом, скрывали граждане, что город был в больших раздорах. Случилось, что в то [время] мессер Корсо Донати, могущественный рыцарь, послал нескольких воинов, чтобы поразить мессера Симона Галастроне, своего родственника и в стычке один из них был убит, а другие ранены. Обвинение коснулось обеих партий, тем не менее, собирались действовать согласно ”Установлениям правосудия”, в принятии решений и в наказании. Процесс вел подеста по имени Джан ди Лучино, ломбардец, знатный рыцарь, весьма разумный и добрый. И поручил следствие одному судье, и, услышав [что] свидетельства обеих сторон, были направлены против мессера Корсо: нотариус же сделал описание противоположное этому, так что мессер Корсо был оправдан, а мессер Симоне осужден. Оттого подеста, будучи обманутым, освободил мессера Корсо и осудил мессера Симоне. Горожане, которые подписывали дело, посчитали, [что подеста] сделал это за деньги, [поскольку] был врагом народа; и особенно кричали противники мессера Корсо: ”Смерть подеста! В огонь, в огонь!”. Первыми зачинщиками были Тальдо делла Белла и Бальдо даль Борго, более из-за неприязни к мессеру Корсо, чем из-за любви к правосудию.

И столь сильна была ярость, что народ бросился ко дворцу подеста с хворостом, для того, чтобы поджечь двери. Джано, который был с приорами, услышав крик людей, сказал: ”Я хочу пойти и спасти подеста от рук народа”; и взобрался на лошадь, думая, что народ последует его словам и удалится; но вышло иначе, что они перевернулись при падении с лошади; и потому возвратились назад. Приоры, чтобы угодть народу, вышли со знаменем на площадь, думая усмирить мятеж. Это стало причиной того, что [восставшие] подожгли дверь во дворце и украли лошадей и доспехи подеста. Подеста скрылся в близлежащем доме, его семья была захвачена; документы были разорваны; то, что было злонамеренным и имело отношение к следствию в суде, оказалось уничтожено. И чтобы добиться справедливости, один из судей, мессер Бальдо дель Аммирато, который имел многих противников, находился в суде с обвиняемым и с тяжущимися: поведя процесс против [них] и, боясь быть обвиненным, был весьма осторожен с его последователями, которых он разоружил, и разорвал документы, для того, чтобы их никогда не нашли. Многие делали странные вещи в той смуте.

Подеста и его семья был в большой буре, которую привела с собой женщина, бывшая в Ломбардии весьма уважаемой за большую красоту; она со своим мужем, услышав крик народа, призывавшего к смерти, бежала в близлежащие дома, где они нашли помощь и были спрятаны и укрыты.

Впоследствии собрался совет, [который] постановил во славу города, что украденные вещи возвратят подеста и что его жалование будет выплачено. И так решили и разошлись.

Город оставался в больших раздорах. Добрые граждане осуждали то, что было сделано; другие возлагали вину на Джано, пытаясь изгнать его или сделать ему плохо; иные говорили: ”После того, что нами начато, мы сжигаем то, что осталось”; и слишком много шума было в стране, который воспламенил души всех против Джано. И [им] пошли навстречу Магалотти, его родственники, которые посоветовали ему, для того, чтобы прекратить мятеж на некоторое время удалиться из города; [Джано], поверив в их коварный совет, уехал и, как вскоре было объявлено, он был осужден и приговорен [к конфискации] имущества.

Положение дел после изгнания Джано. Раздоры между грандами и императорским посланцем Жаном Шалонским. Его сговор с гибеллинами и с гвельфами и конец его поручения (1295).

Джано делла Белла был изгнан 5 марта 1294, его дом был разграблен и наполовину разрушен; бедный люд утратил всякую силу и мощь, потому что не имел вождя: и ничего не смогли изменить. Горожане назначили подеста одного [человека], который был капитаном. И начали обвинять друзей Джано; и некоторые были приговорены: кто к [штрафу в] 500 лир, кто к 1000 лирам; некоторые же были осуждены заочно. Джано и его семья уехали из города: и горожане остались в больших раздорах; кто-то хвалил их, а кто-то осуждал.

Мессер Жан Шалонский пришел по просьбе грандов, хотя доставить то, что он обещал, и получить то, что ему было обещано, и попросил плату за пять своих лошадей, которых привел с собой. Ему отказали, сказав, чтобы не ждал того, что было обещано. Это был рыцарь большой храбрости; он пошел в Ареццо к неприятелям флорентийцев, которым сказал: ”Синьоры, я пришел в Тоскану по просьбе флорентийских гвельфов; вот бумаги, они разорваны мною, поэтому я и мои товарищи будем с вами убивать их как врагов”. Поэтому аретинцы, кортонезцы и Убертини стали уважать его.

Флорентийцы, почуствовав это, послали к папе Бонифацию, прося, чтобы он вмешался и заключил между ними договор. И он сделал так: было решено, что флорентийцы отдадут им 20 000 флоринов, о которых они говорили; изменившие ему друзья, видя, что аретинцы доверяли ему, устроили так, что, возвращаясь в Ареццо, он попался нашему врагу и был препровожден в Самминиато, который, как говорят, принадлежал к наиболее укрепленным [замкам] в империи, в который он был приведен, как было поручено. Но один [человек], который знал их тайну, раскрыл ее из-за душевного легкомыслия, дабы показать, что знал о тайных делах; тот, кому он об этом сказал, донес мессеру Геффо де Ламберти. Поэтому, аретинцы узнали об этом и сказали рыцарю, что он отпущен со всеми своими людьми.

Состояние Флоренции в годы, последовавшие за изгнанием Джано. самовластие недоброжелателей пополанов, падение нравов. Крупный мясник Пекора (1295–1299).

Синьорами, изгнавшими Джано делла Белла, были Липпо ди Веллуто, Банчино, сын

Джованни, мясник, Джери Паганетти, Бартоло Орландини, мессер Андреа из Черрето, Лотто дель Мильоре Гуаданьи и Герардо Лупичини, гонфалоньер справедливости, которые вступили в должность 15 февраля 1294. И начали горожане обвинять один другого и приговорили их и отправили в ссылку, чтобы таким образом друзьям Джано внушить страх. Их противники, высокопоставленные и весьма сильные, обвинили Джано и его сторонников в большом высокомерии, говоря, что он положил начало распрям в Пистойе, пожег дома и многих осудил, когда был здесь правителем.

Из-за каких дел следовало бы увенчать короной, потому что им были наказаны изгнанники и преступники, которые вновь объединились, не опасаясь законов. И дело правосудия, как говорили, привело к тирании. Многие говорили [о Джано] плохо из подлости и для того, чтобы понравиться. Крупный мясник по имени Пекора, не очень правдивый человек, последователь зла, льстивый, маскировался, говоря плохо о нем, чтобы понравиться другим. Он подкупил мелких пополанов, сделавших заговор, и было большое коварство, которое проявилось в избранной синьории, из-за его действий. Многим он обещал должности и эти надежды обманывал. [Пекора], статный, смелый и наглый, и весьма болтливый, открыто говорил, кто были заговорщики против Джано, и что с ними он собирался один раз зарыть его в землю. Немногое было доказано, и более жестокостью, чем правосудием. Он обвинил Пачино Перуцци, добропорядочного человека, без существенной необходимости. Он часто выступал на советах и говорил, что был среди тех, которые освободили их от тирана Джано, и что многие ночи он ходил с маленьким фонарем, связывая волю людей, для того, чтобы подготовить заговор против него.

Произвол мессера Монфиорито (1299).

Наихудшие граждане для своей уверенности назначили подеста мессера Монфиорито из Падуи, бедного благородством человека, чтобы он карал как тиран, и находил в правде вину и в вине правду, как им казалось. Вскоре, поглощенный их волей, он последовал ей; освобождал и обвинял без справедливости, как им казалось: и столько силы взял, что он и его семья явно продавали правосудие и не пренебрегали ценою малой или большой. И начал он настолько злоупотреблять, что горожане не могли выдержать, схватили его и двух из его семьи, чтобы повесить: и из его признания узнали о делах, которые для многих граждан оказались весьма постыдными и опасными, и вступили в спор, потому что один хотел, чтобы он был повешен, а другой нет.

Один из них по имени Пьетро Манциоло в другой раз был вызван на [суд], потому что получил фальшивое свидетельство для мессера Никколо Аччиайоли; однако не был осужден, и это стало известным. Узнав об этом, мессер Никколо, имевший опасения, которых не проявлял ранее, устроил совет с мессером Бальдо Аджульиони, проницательным судьей и своим адвокатом, который нашел способ взять акты у нотариуса, чтобы увидеть их, и переписал ту часть, [которая] была направлена против мессера Никколо. Нотариус, подозревая, [что] одолженные акты были испорчены, нашел выскобленное место и обвинил его: мессер Никколо был схвачен и приговорен [к штрафу] в 300 000 лир; мессер Бальдо бежал, но был приговорен [к штрафу] в 200 000 лир и ссылке на один год. В большое бесчестье впали правители: и были многие, которые искали преступления [и] нашли их; и были недовольны [те кто] оказались виновными. Мессер Монфиорито был помещен в тюрьму. Много раз присылали падуанцы, спрашивая, не хотим ли мы возвратить [его] из любви или из благодарности. Потом он бежал из тюрьмы, потому что одна жена [из рода] Арригуччи, муж которой находился в тюрьме, как и он, тайно сделала напильники и другие железные инструменты, с [помощью] которых они взломали темницы и ушли с Богом.

Начало новой вражды между горожанами (1300); вражда между Черки и Донати (1280-1297).

Город, поддерживавший слабое правосудие, впал в новые раздоры, потому что горожане начали разделяться из-за соперничества по службе, обвиняя один другого. Случилось, что одна семья, называвшаяся Черки (люди низкого происхождения, но успешные торговцы и весьма богатые, и одевавшиеся хорошо, и державшие многих слуг и лошадей, и имевшие приятную наружность), некоторые из них выкупили графский дворец, находившийся рядом с домами Пацци и Донати, которые были более древнего происхождения, но не были богатыми: однако, видя, что, Черки возвысились (заимев обнесенный стеной и укрепленный дворец и придерживаясь роскошного образа жизни), начали питать Донати большую неприязнь против них. [Эта вражда] затронула очень многих, потому что мессер Корсо Донати, рыцарь сильный духом, будучи вдовцом, взял в жены другую, которая была от мессера Аччиерито да Джавилле, который оставил ей наследство; но не соглашались ее родственники, потому что ожидали это наследство; мать же девушки, увидев этого прекрасного человека, против воли других родственников заключила [брак]. Черки, родственники мессера Нери да Джавилле, начали возмущаться и добивались [чтобы он] не получил наследства, но все же через силу он взял. Отсюда возник большой скандал в городе и между разными людьми.

И когда были некоторые из молодых Черки по поручению во дворе подесты, как обычно, была им подана кровяная свиная колбаса, от которой те, кто ел, получили острое отравление, и некоторые из них умерли; оттого был в городе большой шум, потому что они были очень любимы: в этом преступлении был обвинен мессер Корсо. Преступника не нашли, потому что не могли найти, но вражда усилвалась день ото дня, потому что Черки начали наступать и объединились в партию, и привекли пополанов и влиятельных людей, о которых были хорошего мнения, потому что это были люди с хорошим положением и гуманные, и потому были весьма услужливыми, так что из них делали то, что хотели; подобно правителям. И многих горожан привлекали к ним, и среди других мессер Лапо Сальтерелли и мессер Донато Рестори, судьи, и другие влиятельные роды. Гибеллины подобным же образом любили их за их гуманность и потому спешили им услужить и не чинили несправедливостей. ”Тощий народ” любил их, потому что им не нравился заговор, устроенный против Джано. Много было совещаний и столкновений с синьорией, которая легко пошла на уступки из-за их доброты, но никак они не могли договориться.

Однажды многие горожане были на похоронах одной женщины на площади Фрескобальди и по бытовавшему обычаю, собравшиеся горожане сидели внизу, на земле, на камышовых циновках, а рыцари и доктора на высоких скамьях; Черки и Донати (те, что не были рыцарями) сидели на земле одни напротив других и из-за того, что одни были одеты лучше, или по какой другой причине, встали лицом к лицу. Противники, из-за подозрения, также повернулись и положили руки на мечи, другие поступили подобным же образом, и началась драка; другие люди, которые были здесь вместе с ними, разнимали их и не остановили драку, но и не смогли примирить, так как из дома Черки не пришло много людей, которые охотно возобновили бы схватку с Донати, если бы один из Черки не отсоветовал им.

Один благородный юноша, сын мессера Кавальканте Кавальканти, знатный рыцарь по имени Гвидо, щедрый и храбрый, но высокомерный и нелюдимый и сведующий в учении, противник мессера Корсо, имел больше всего решимости убить его. Мессер Корсо сильно его боялся, потому что знал его сильный дух и нашел убийц, [чтобы] убить его, когда Гвидо отправится в паломничество к Св. Якову; но этого не произошло. Потому что он вернулся во Флоренцию и, услышав об этом, восстановил многих юношей против него, которые предложили Гвидо свою помощь. И, однажды, проезжая на коне с несколькими людьми из дома Черки, с дротиком в руке, направил коня против мессера Корсо, думая, что за ним последуют Черки, чтобы помочь ему избежать неприятности и, пришпорив коня, бросил дротик, который ушел в пустоту. Там были с мессером Корсо, Симоне, его сын, сильный и храбрый юноша, и Чеккино де Барди, и многие другие с мечами, следовавшие позади него, но, не догнав его, стали бросать камни и из окон они бросали таким образом, чтобы нанести рану в руку.

Из-за этого начала усиливаться вражда.

И мессер Корсо весьма плохо отозвался о мессере Вьери, называя его ослом у ворот, потому что он был прекрасный человек, но бесхитростный, [который не мог] льстиво говорить: и он часто говорил: ”Ревел ли сегодня осел у ворот?” и весьма презирал его. А Гвидо называл ”Затычкой”. Так рассказывали шуты, особенно один, называемый Скамполино, который отзывался очень плохо [о ком бы] не говорил; поэтому Черки положили начало ссоре с Донати. Черки не двинулись, но угрожали с союзниками – пизанцами и аретинцами. Донати боялись их и говорили, что Черки вступили в союз с тосканскими гибеллинами и так опозорили их, что слух о том дошел до Папы.

Папа, подозревая Черки как друзей гибеллинов, посылает во Флоренцию кардинала для умиротворения. Его неудача. Граница главных двух партий (1300).

Сидел же в это время на престоле св. Петра папа Бонифаций VIII, который был очень гордый и высокоумный, управлял церковью по-своему и унижал тех, кто с ним не советовался. Были с ним его торговцы Спини, семья богатая и влиятельная во Флоренции, и у них находился Симоне Герарди, человек сведующий в подобных делах, с ним был сын одного серебрянных дел мастера, флорентиец, по имени Неро Канби – человек хитрый и острого ума, но жесткий и неприятный. Он так подействовал на папу, чтобы усмирить Черки и их единомышленников, что [Папа] послал во Флоренцию брата Маттео д'Акваспарта, господина кардинала Порто, чтобы примирить флорентийцев. Но ему ничего не удалось сделать, потому что партии не имели желания примириться, и оттого возмущение произошло во Флоренции. Когда наступил канун дня св. Джованни, цехи собрались, как обычно приносить дары, и [люди] бывшие консулами прежде, взяли некоторых грандов и побили, говоря им: ”Мы были те, кто нанес поражение в Кампальдино; вы же лишаетесь должностей и почестей в нашем городе!”. И члены Синьории, возмущенные, советовались со многими горожанами, и я, Дино, был один из тех.

И выслали некоторых из обеих партий: это были, из партии Донати, мессер Корсо и Синибальдо Донати; мессер Россо и мессер Росселино делла Тоза; мессер Джачинотто и мессер Паццино де Пацци; мессер Джери Спини, мессер Порко Маньери и их родственников – в Кастель делла Пьеве; и из партии Черки мессер Джентиле и мессер Торрджиано и Карбоне де Черки, Гвидо Кавальканти, Бачиера делла Тоза, Бальдиначчио Адимари, Нальдо Джеральдини и их родственников – в Сарецано, которые повиновались и пришли к границе. Те из партии Донати не хотели уезжать, демонстрируя, что между ними существовал сговор. Правители же хотели их обвинить. И если бы они не повиновались и взяли бы оружие, то были бы победителями в городе, потому что жители Лукки, по договору с кардиналом, пришли к ним на помощь с большим войском. Члены Синьории, увидев, что лукканцы собираются прийти, написали им, что не будут вторгаться в их землю; мне было поручено написать письмо, и тех, которые жили в деревнях, распорядились отправить назад. И благодаря стараниям Бартоло, сын мессера Якопо де Барди мы добились того, что жители Лукки подчинились. Тогда проявил много воли кардинал, чтобы мир, которого он добивался, стал унижением партии Черки и возвышением партии Донати. Эта воля для многих заговорщиков была достаточно неприятна. И все-таки появился неразумный, который из одной бойницы выстрелил в окно епископской резиденции (где находился кардинал), [но стрела] вонзилась в доску; из страха он ушел оттуда, и, уйдя, остановился в Ольтрарно, в доме мессера Томмазо де Моцци, [который был] более надежным. И члены Синьории, чтобы предотвратить негодование, преподнесли ему 1300 новых флоринов. Я положил их в серебрянный кубок и сказал: ”Монсеньор, не обижайтесь, что мы даем мало, потому что без совета с павийцами мы не можем дать больше монет”. Он ответил любезно, и более того, что увидел, не захотел.

Как случилось то, что направило вражду между двумя партиями Черки и Донати: какие семьи держали сторону одних, а какие – других (май 1300).

Поскольку молодые более доступны обольщению, чем старые, дьявол, усилитель бед, сделал так, что одна компания молодых [людей], ехавших вместе, встретившись вместе за ужином в вечер майских календ, поднялись столь в высокомерии, что надумали схватиться с компанией Черки и против них пустили руки и железо. В тот вечер [отмечалось] обновление весны и женщины устроили много поблизости танцев. Молодые Черки встретились с компанией Донати, среди которых был племянник мессера Корсо и Барделлино де Барди и Пьетро Спини и другие их компаньоны и сторонники, которые напали на компанию Черки с оружием в руках. В схватке был отрезан нос у Риковерино де Черки одним из бандитов Донати, которого, как говорил Пьетро Спини, укрыли в его доме, и который был виновником несчастий нашего города, потому что возбудил сильную вражду между гражданами.

Черки не обнаружили того, что произошло, выжидая, чтобы совершить великую месть. Вновь был разделен город на людей больших, средних и маленьких и верующие не смогли защитить тех, которые с душой не говорили об упомянутых партиях, кто об одной, кто о другой. Все гибеллины держались с Черки, потому что надеялись иметь от них меньше обид; и все те, кто был душою с Джано делла Белла, хотя, как казалось, им причинило боль его изгнание. Еще был из их партии Гвидо, сын мессера Кавальканте Кавальканти, потому что он был противником мессера Корсо Донати; Нальдо Герардини, потому что был противником Маньери, родственников мессера Корсо; мессер Манетто Скали и его родственники, потому что они были родственниками Черки; мессер Лапо Сальтерелли, их родственник; мессер Берто Фрескобальди, потому что получил от них много денег в заем; мессер Джоккиа Адимари из-за раздора с родичами; Бернардо, сын мессера Манфреди Адемари, потому что был их компаньоном; мессер Билигардо и Башьера и Бальдо делла Тоза, из-за обиды мессера Россо, их родственника; потому что от него были обижены почестями. Моцци и Кавальканти (большей частью) и многие другие семьи и пополаны держались с ними.

Сторону мессера Корсо Донати держали мессер Россо, мессер Арриго и мессер Неро и Пинуччио далла Тоза по обычаю и из-за большой дружбы; мессер Герардо Вентарайя, мессер Джери Спини и их роственники из-за нанесенной обиды; мессер Герардо Сграна и мессер Бенделло по обычаю и из-за большой дружбы; мессер Пацино де Пацци и его родственники; Росси, большинство со стороны Барди, Бордони, Черретани, Борго Ринальди, Манцуоло, крупный мясник Пекора и многие другие. А из пополанов были с Черки Фальконьери, Руффоли, Орландини, Ботте, Анджиольери, Амунити, Сальви, Кьяро Джиролами и многие другие ”жирные” пополаны.

О том, как одни из ссылных нарушили границу, а другие были возвращены обратно. Совет Донати в церкви святой Троицы (1300–1301).

Мессер Корсо Донати, будучи на границах у Масса Требара, сбежал и отправился в Рим, и не слушали его потому что он был обвиняемым. И с Неро Камби, который был компаньоном Спини при [папском] дворе, через мессера Джакопо Каэтани, родственника Папы, и некоторых из [рода] Колонна, с большим трудом упросили Папу, хотевшего исправить положение, потому что партия гвельфов погибала во Флоренции, [и потому что] Черки благоволили гибеллинам. Поэтому Папа призвал на суд мессера Вьери де Черки, который прибыл в Рим весьма почетно. Папа по просьбе Спини, своих поставщиков, и вышеуказанных друзей и родственников попросил его заключить мир с мессером Корсо; [мессер Черки] не захотел примириться, заявив, что не делал ничего против партии гвельфов, поэтому дал им разрешение вернуться. Партия Черки, которая была изгнана, вернулась во Флоренцию. Мессер Торриджиано, и Карбоне, и Виери, сыновья мессера Риковьеро Черки, мессер Билльгьярдо делла Тоза, и Карбоне и Нальдо Джерадини и мессер Гвидо Чимиа де Кавальканти, и другие из этой партии, сделались спокойными. Но мессер Джери Спини, мессер Порко Маньери, мессер Россо далла Тоза, мессер Пацино де Пацци, Синибальдо и Симоне Донати, главы другой партии, не удовлетворились в их возвращением, cобравшись с их сторонниками на площади Святой Троицы, решили изгнать Черки и их партию. И собрали большой совет, высказав многие лживые мысли, и после долгого обсуждения, мессер Бондальмонте, разумный и сдержанный рыцарь, сказал, что было весьма опасно, и что слишком много плохого может случиться, и как бы не пришлось им страдать. И на этот совет сошлось большинство партии, потому что мессер Лапо Салтерелли имел поручение к Бартоло от мессера Джакопо де Барди (к которому питал большое доверие), чтобы привести дела в порядок. И ничего не сделав разошлись.

Дино выстуает за мир в городе между Синьорией и Донати. Черки протестуют и выдвигают Донати обвинение в заговоре на совете в церкви святой Троицы (апрель-июнь 1301).

Отправляясь на упомянутый совет, я, Дино Компаньи, желал единства и мира между гражданами [и, выступая] перед пришедшими сказал: ”Синьоры, зачем хотите вы смутить и разрушить такой пррекрасный город? Против кого хотите сражаться? Против ваших братьев? Желаете победы, но другой, от которой я плачу”. Они ответили, что их совет был не для того, чтобы погасить скандал и находиться в мире. Услышав это, я объединился с Лапо ди Гуаца Ульвиери, добрым и честным пополаном; вместе мы пошли к приорам и были сопровождаемы некоторыми [людьми], бывшими на этом совете, и среди приоров были их посредники и мягкими словами мы смягчили синьоров, и мессер Пальмери Альтовити, который тогда был в Синьории, сильно бранил их без угроз. И был нам ответ, что это собрание ничего более не сделает, и что некоторые солдаты, приходившие к ним спрашивали, будут ли расходиться без нападения. И такой был от синьоров приоров приказ. Противная партия, продолжала побуждать Синьорию к наказанию нас, потому что выступала против ”Установлений справедливости”, чтобы этот совет, прошеший на площади Святой Троицы, представить как заговор и союз против властей.

Раскрыв тайну заговора, обнаружили, что граф Баттифолле отправил сына со своими верными [людьми] и с оружием по просьбе заговорщиков: и нашли письмо от мессера Симоне Барди, в котором он написал сделать большое количество хлеба, чтобы люди, которые пришли, смогли жить. И поскольку ясно поняли масштаб заговора, возникшего из этого совета, прошедшего на площади Святой Троицы, граф с сыном и мессер Симоне были обвинены в тяжелом преступлении. Так вскрылись ненависть и злая воля в обеих партиях: каждый старался обвинить другого, но наиболее смелые открыли Донати, что Черки злословили о них и ничего не боялись.

Усиление Черки в Пистойе. Партия Черных и партия Белых Канчелльери. Капитан Кантино Кавальканти. Условия граждан Пистойи. Капитан Андреа Герардини. Изгнание Черных.

Черки добились [присоединения] пистойцев к их партии, которые отдали им суд, а флорентийцы послали сюда подеста и капитана. И был сюда отправлен Кантино, сын мессера Амадоре Кавальканти в качестве капитана, человек малой чести, нарушавший закон, имевшийся у пистойцев, который заключался в том, что их старейшины избирались из двух партий – Черных и Белых. Эти две партии происходили из одной семьи, называвшейся Канчелльери, которая разделилась, из-за чего некоторые, более сплоченные, именовались Белыми, а другие – Черными: так разделился весь город и так же выбирали старейшин.

Этот Кантино нарушил их закон и велел назначить всех старейшин из партии Белых, которая, получив назначение, утверждала по его просьбе, что имела на это предписание от флорентийской Синьории и не говорила правды. Пистойцы, недовольные, жили в больших лишениях, несправедливостях и убивали один другого; и правители были часто осуждаемы и плохо обращались с правым и с виноватым; были из их руки взяты многие деньги. Так как по природе пистойцы были людьми вздорными, грубыми и опасными, этот город был почти мертв. Мессер Уго Торнакуинчи, подеста, подобными обвинениями вытянул 300 000 флоринов и так же многие другие флорентийские граждане, бывшие там правителями. Джано делла Белла был капитаном, который правил честно, но был жесток, потому что сжег их дома вокруг, где оставались не подчинившиеся изгнанники.

В Пистойе был один отважный рыцарь из партии Черных Канчелльери, которого звали мессер Симоне да Пантано – человек среднего роста, худой и темноволосый, жестокий и беспощадный, вор, делавший зло, и был он с партией мессера Корсо Донати; и из противной партии был другой, именовавшийся мессер Шьятта Амати, человек более трусливый, чем разумный, но менее жестокий, который был родственником Белых Черки. В это время флорентийцы послали капитаном в Пистойю Андреа Джерардини, который был сделан рыцарем. И в это же время он увидел, как жители Лукки пришли в Пистойю, чтобы захватить землю.

Оттого упомянутый мессер Андреа сослал многих горожан; те, которые по его приказу не хотели уезжать, прежде укрепились и попытались защитить себя, веря в то, что имеют поддержку; упомянутый мессер Симоне призвал своих друзей и иностранных пехотинцев. Подеста установил им срок к отъезду, но его не послушали, отчего он разгневался; и наказали их оружием и огнем, получив помощь от Флоренции, и их сторонники были объявлены бунтовщиками. Одни говорили, что упомянутый мессер Андреа, получил для помощи 400 000 флоринов, другие говорили, что они были даны Флорентийской коммуной, для того, чтобы он не примкнул к ее противникам.

Достойные сожаления последствия в городе Пистойе, из-за изгнания партии Черных. следы осады, которую впоследствии флорентийские Черные предприняли в Пистойе в 1306 году.

Сколь прекрасен и полезен город и изобилует беспорядками! Плачут его граждане, сложившиеся высоким ростом из тосканцев; владетели столь богатого края, окруженного прекрасными реками и плодородными пастбищами на границах; сильные оружием, разобщенные и опасные, потому что этот город был почти мертв. Но на короткое время им изменила фортуна и они были осаждены флорентийцами; тогда давали мясо для еды, и оставляли себе, отрезав часть, чтобы оставить в земле провизию и столь нуждались, что некоторые яблок не ели в последний день.

Им славный Бог помог тем, что они достигли согласия с условиями, подготовленными для их спасения, которые, однако, рассмотрены не были и после того как их приняли, прекрасные городские стены были разрушены. В довершение бедствий и жестокостей [решили] отрезать носы женщинам, которые ушли из земли ради славы (а мужчинам отрезали руки), не оставив красоты в городе, который остался как разрушенная деревня. Их осаду и их опасности, и славу, и нападения и храбрость, которую проявили те, кто внутри был заперт и о том, что они прекрасный замок потеряли из-за предательства, не желаю писать, потому что другие более уверенно это опишут; те же которые с подробностями это опишут, заставят слушателей долго плакать.

Черки не знают, как преуспеть во Флоренции от победы, одержанной над партией Белых в Пистойе. Потомство Канчелльери. Военный капитан Флоренции. Первые дела Черки против Донати. Разделение партии гвельфов (лето 1301).

По окончании службы упомянутого мессера Андреа, партия Белых, не знала, как удержаться, потому что не имела главы (ибо Черки прнебрегали ими, не хотя имени синьоров, скорее из подлости, чем из жалости), назначили мессера Скьятта Амати из Белых Канчелльери, их военным капитаном и дали ему столько власти, что солдаты отчитывались перед ним; он посылал отряды из своей партии для наложения наказаний, и посылал всадников против противников без всякого совета.

Был упомянутый рыцарь человеком весьма жалким и боязливым; не любил войны и каждый был против его родственника, мессера Симоне да Пантано, из партии Черных Канчелльери. Не принял город упомянутого капитана, так как был бы должен, потому что противники боялись. И солдатам они не заплатили, не имели ни денег, ни отваги, и крепости он ни одной не взял и не защитил границы. Он говорил угрожающие слова и делал достаточный вид, но результата никакого не последовало. И те, кто касался его, боялись богатые, и влиятельные, и разумные и поэтому питали добрую надежду. Но разумные люди говорили: ””Они торговцы и по природе трусливы; и их противники мастеров войны и жестокие люди”. И противники Черки начали бесчестить их у гвельфов, говоря, что они сговариварились с аретинцами, пизанцами и гибеллинами. Но это не было правдой. И с помощью многих людей повернулись против них, обвинив их ложно, так что с ними никто не имел ни соглашения, ни дружбы; но те, кто порицали их, не отрицали этого, веря более страхам, и этим били их, говоря: «Здесь боятся более, опасаясь, что мы не примкнем к ним: и гибеллины будут более любить нас, имея в нас надежду». И хотели Черки господствовать, будучи господами, как прежде было сказано.

КНИГА ВТОРАЯ

Папа Бонифаций VIII призывает в Тоскану Карла Валуа к Белым Гвельфам (оcень 1301).

Так разделились граждане во Флоренции и начали бесчестить один другого по соседним землям и при папском дворе в Риме перед папой Бонифацием, со лживыми известиями. И все более опасными делались сказанные лживые слова во Флоренции, словно железное острие. И добились [вмешательства] упомянутого Папы, сказав, что город попал в руки гибеллинов, и что он может стать убежищем [рода] Колонна; и [благодаря] большому количеству денег со лживыми словами, он посоветовал свергнуть цвет флорентийцев, предложив пригласить Черным гвельфам весьма властного Карла Валуа, [брата] короля Франции, который выехал из Франции, чтобы отправиться в Сицилию, против Фридриха Арагонского, ему же написал, что хотел бы установить мир в Тоскане против противоречащих церкви. Имя упомянутого послания весьма доброе, но его намерению было противоположное, потому что он хотел свергнуть Белых и возвысить Черных, и сделались Белые противниками Франции и Церкви.

Посольство от Черных и Белых из Флоренции к Карлу Валуа в Болонью, его проход мимо Пистойи (август 1301).

Когда уже прибыл мессер Карл Валуа в Болонью, отправили к нему послов от партии Черных из Флоренции, говоривших такие слова: ”Синьор, милостью Божьей, мы, флорентийские гвельфы, верные [королевскому] дому Франции; ради Бога, возьми твою гвардию и твоих людей, потому что наш город держат гибеллины”. К послам, отправленным Черными, присоединились Белые, которые с величайшей почтительностью ему вручили многие дары как их синьору. Но плохие слова смогли больше в нем, чем правда. Потому что он показал большой знак дружбы, которую ему предлагали, сказав: ”Смотри, как ты идешь!” Был совет, который прошел по пути его в Пистойю, чтобы этим привести в возмущение пистойцев, которые были удивлены его приходом и из опасения поставили в городских воротах вооруженых людей в шлемах. И сеятели раздоров сказали ему: ”Синьор, не [надо] входить в Пистойю, потому что они схватят тебя, так как у них имеется в городе тайное оружие, они люди большой отваги и враги [королевского] дома Франции”. И в такой страх они ввергли его, что он прошел за Пистойей, по дороге мимо одной маленькой речушки, демонстрируя неприязнь против Пистойи. И здесь исполнилось пророчество одного старого крестьянина, который долгое время перед этим говорил: ”Придет могущественный синьор до светопреставления, который совершит великие дела, потому что животные, на которых положили тяжолое бремя по причине его прихода, уйдут на вершину башен Пистойи”.

Текст переведен по изданию: Cronica di Dino Compagni. Torino. 1968