-

Из всех Историков, не только Мусульманских, но и Восточно-Азийских, избиравших предметом свое-го повествования необыкновенные подвиги Монголов, первенство принадлежит без всякого спора Министру Хулагидскому Рашид-Эддину: не говоря о Сананг-Сецене, даже классические Китайские Летописи не представляют ни той полноты, ни той критической обработки, которую мы находим в Истории этого повествователя. Конечно, мы не можем не сожалеть, что Рашид-Эддин, передающий нам до самых мелких подробностей Истории Хулагидов, очень скуп на рассказы о Джучиевом Улусе; но в праве ли мы требовать этого от Историка, когда знаем, что Золотая Орда, не смотря на свое громкое имя, принадлежала к числу мало образованных владений Монгольских, где, кроме войн, не о чем было и говорить Историку, Государи которого притом находились во враждебных отношениях с потомками Батыя? Взявшись писать Историю Монголов, Рашид-Эддин весьма справедливо обратил особенное внимание на бесчисленных кочевников, составивших грозную армию Чингиз-Хана, и старался разъяснить чрезвычайно запутанные отношения их как между собою, так и к племени [222] Монгольскому, а потом с замечательною подробностию рассказал Историю Монгольского завоевателя и его потомков. В картине, которую постепенно развивает перед вами искусный повествователь, краски наложены соразмерно и ни одна часть рассказа не выдвигается на счет другой; прочитывая внимательно Историю Рашид-Эддина, вы даже не замечаете у него Мусульманского фанатизма; напротив, невольно удивляетесь такой развитости исторического беспристрастия в человеке его времени и его общественного положения. Кроме этих важных достоинств, можно указать не мало других в Истории Хулагидского Министра; так, наприм., как часто и в новейшее время Историк не достаточно вооружен Филологией или, наоборот, Филолог совершенно затмевает Историка. В Рашид-Эддине мы не откроем и этого недостатка: как Историк, вполне понимающий свое дело, он не пренебрегает ни одним вспомогательным знанием, по крайней мере столько, сколько это было возможно человеку его времени; Филологические познания Рашид-Эддина тем более имеют цены, что запутанное определение разнородных племен в Монархии Чингиз-Хана никак не может обойтись без пособия Филологии.

Кажется, исчисленных мною достоинств достаточно для того, чтоб оправдать предпочтение, отдаваемое Рашид-Эддину большею частию Ориенталистов. Военное значение Истории этого Писателя выразилось еще более в том, что она включена в число сочинений, которые должны войти в состав знаменитого издания «Collection oriental». Один из первейших Ориенталистов нашего времени Г. Катрмер взялся за перевод и [223] объяснение «Сборника Летописей», и конечно, никогда столь важный предмет не находил более достойного толкователя. Но послушайте, что говорит сам Г. Катрмер: Je m’etais d’abord charge de mettre au jour le volume de Raschid-eldin, sans en retrancher un seul mot; mais en examinant de plus pres l’immensite de la tache que je m’etais imposee, en reflechissant sur la brievete de la vie et la lenteur avec la quelle devait necessairement marcher l’impression, je sentis que le travail etait au-dessus de mes forces, et que je ne pouvais nullement me promettre de le conduire a son terme. Je me suis donc borne a publier la partie de l’ouvrage, qui donne l’histoire des Mongols de la Perse; et, si le temps me le permet, j’y joindrai le supplement, qui, comme je l’ai dit, presente une vie detaillee des deux sultans mongols Khoda-bendeh ou Oldjaitou et Abou-Said» ¹. Это было писано еще в 1836 году: с тех пор о продолжении труда Г. Катрмера ничего не слышно; первый же том, которым ученый Автор подарил Ориенталистов, заключает в себе только биографию Хулагу, что не составляет и четырнадцатой части Истории Монголов, Рашид-Эддина.

Когда я предпринял издание «Библиотеки Восточных Историков», я имел в виду, не касаясь Истории Рашид-Эддина, перевод которой ожидался от Г. Катрмера, представить в Русском переводе позднейших Писателей о Монгольской Истории: таким образом мною уже отданы на суд Ориенталистов «Шейбаниада» и Татарский текст ***; перевод Абульгази печатается и скоро выйдет в свет. Ныне же, когда [224] предположениям Г. Катрмера, по-видимому, не суждено осуществиться, я решился начать перевод первой части Истории Монголов Рашид-Эддина, вообще самой интересной и для Русских и для Европейских Ученых ². Конечно, в прекрасном сочинении Г. Д’Оссона: Histoire des Mongols depuis Tchinguiz-khan jusqu’ a Timour bey ou Tamerlan (T. I-IV) уже изложены с значительною подробностию походы Чингиз-Хана и притом преимущественно по Рашид-Эддину, а почтенный наставник мой Ф. И. Эрдман представил в отдельной статье обозрение Монголо-Тюрко-Татарских племен по тому же Рашид-Эддину ³; однако ж полный перевод первой половины Истории Хулагидского Министра, при том внимании, которое ныне обращено на ценность и разработку источников, становится с каждым днем необходимее, тем более, что здесь излагается с замечательным критическим тактом История одной из всесветных Монархий. Не смотря на многочисленные труды Европейских Ориенталистов над Историей Рашид-Эддина, мною будет представлен в первый раз полный перевод Чингиз-Ханова уложения «Яса», из которого только не многие и притом неверные отрывки были когда-то переведены Г. Лангле (Langles) ⁴ [225] по Истории Мирхонда и которое до сих пор не было переведено, может быть, потому, что текст представляет особенные трудности.

Перевод Истории Рашид-Эддина начат мною по находящейся у меня рукописи Императорской С. Петербургской Академии Наук ⁵: в последствии времени я присовокуплю к нему сравнение по манускрипту, принадлежащему Императорской Публичной Библиотеке в С. Петербурге ⁶. Если обстоятельства будут мне благоприятствовать, то к полному переводу Истории Рашид-Эддина я постараюсь приложить и Персидский текст по двум С. Петербургским рукописям, двум Парижским, одному Венскому, одному Лондонскому и некоторым другим; печатание же текста по двум Русским рукописям едва ли можно считать удовлетворительным, хотя Г. Катрмер в своей Истории Хулагидов и ограничился двумя Парижскими манускриптами. В настоящем случае я предлагаю перевод извлечения о нервом походе Монголов на Россию, с [226] присоединением некоторых примечаний, число и размеры которых в полном издании должны быть весьма увеличены.

Рассказ о пришествии Джебе и Субудая в область Ирак, Азербайджан и Арран, о избиении и разграблении в стране Дештской и о возвращении в Могулистан через Кыпчак.

Когда Султан Джелаль-Эддин убежал из Нишабура и направился к Газнейну, Джебе и Субудай ⁷ [227] отправили послов с докладом к Чингиз-Хану, что Сультан Махмуд умер, а сын его Джелаль-Эддин бежал и вышел той стороной: теперь мы, отвратив сердце от их дел, в силу повеления указа, который непреложно исполняется, по мере возможности, один [228] или два года приложив старание к завоеванию находящихся впереди стран, если угодно Всевышнему Богу, можем прийти, к сроку, назначенному повелением указа, через Кыпчакский Дербенд в сторону Могулистанскую, да поведается тем могущество Великого Бога и [229] владычество Чингиз-Хана. После того, непрерывно посылали еще послов для передачи событий, и по той причине, что страна не была еще упрочена, ни один посол не шел менее как с тремя - или четырьмя стами всадников. Вообще, когда приступили к завоеванию области Ирака, взяли сначала Хару ⁸ и Симнан; оттуда они [230] пришли к городу Рею ⁹, где произвели убийства и грабеж. Направились к Куму и там губили всех жителей, а детей полонили. Оттуда пошли к Хамадану: Сеид Меджу-Эддин Ала-Эддоуле покорился, послал подарки, состоявшие из вербовых лошадей и платьев, и принял Правителя. Оттуда, так как они слышали, что в Саххасе собрался многочисленный отряд, Икин Саладжи (

) и Куч-бука Хан (

) выступили в авангарде и все сборище уничтожили. Оттуда они пришли в Зенджан ¹⁰ и подобию другим городам учинили избиение и не оставили никого в тех местах. Опять пошли к Казвину ¹¹ и сотворили брань с Казвинцами: брань была великая, но город взяли. Казвинцы внутри города дрались по обыкновению ножами, так что с обеих сторон убито около 50,000 человек. В округах же и в области Иракской они учинили еще более опустошений, убийств и грабежей. Когда наступила зима, армия оставалась еще в тех пределах ¹², а Чингиз-Хан в то время находился в пределах Термеза и Нахшаба: в том году случился холод. Они направились к Азербайджану и в каждой стране, встречавшейся на проходе их, обычным [231] образом производили убийства и грабеж. Когда они достигли Тебриза ¹³, тамошний Правитель Атабек Узбек ¹⁴, сын Джахан Пехлевана, скрылся и послал человека, прося мира, и отправил много имения и четвероногих. Склонившись на мир, они направились к Аррану ¹⁵, чтоб провести там зиму: проход их был со стороны Грузии. Десять тысяч Грузин вышли противу них и сотворили брань: Грузины были обращены в бегство и большею частию побиты. По той причине, что они нашли дороги Грузии узкими и густые леса, они воротились и направились к Мераге. Когда они опять явились у ворот Тебриза, тамошний Наместник Шамс-Эддин Туграи послал много имущества, так что они удовольствовались и удалились. Они обложили город Мерагу. По той причине, что в то время правителем тамошним была женщина, которая засела в Руине ¹⁶, не было никого в городе, кто мог бы сопротивляться. Они (жители) ополчились: Монголы выставили вперед пленных Мусульман и принуждали их лезть на стену, всякого отступавшего убивали. Несколько дней они таким образом ратовали, но наконец одержали верх, избили чернь и знатных, и то, чего тяжесть была легка, они увезли, а остальное сожгли и разбили. Они направились к Диарбекиру и Эрбилю ¹⁷. Когда услыхали [232] молву о многочисленности войск Музаффер-Эддина Кукбуру, возвратились вспять. Так как Джемаль-Эддин ¹⁸ Абиэ, из служителей Харезм-Шаха, с сборищем произвел возмущение, убил Правителя Хамаданского, а Аля-Эддоуле, за изъявление покорности, схватили и, опечаленного действиями, заключили в крепость, Монголы опять пошли к Хамадану. Хотя Джемаль-Эддин Абиэ вышел вперед с покорностию, однако ж его и с служителями предали смерти, город взяли осадой и произвели всеобщее побиение ¹⁹ в Реджебе 608 года ²⁰. По разрушении Хамадана, они направились к Нахичевану, взяли его и произвели убийство и грабеж. Наконец Атабек безмолвно ²¹ явился с покорностию: ему дали деревянную досчечку и красную тамгу ²². Оттуда они [233] направились к Аррану и взяли более богатств в нем и произвели убийство и грабеж: то же сделали и с Ардебилем ²³. Оттуда пошли к городу Байлекану ²⁴, взяли его силою и одолением и избили всех от мала до велика. Потом они напали на Генджу ²⁵, главнейший из городов Аррана, взяли его и совершенно разрушили ²⁶. Оттуда они обратились к Грузии: те устроили войско, и приготовились к битве. Когда они сошлись [234] друг с другом, Джебе с пятью тысячами человек скрылся в засаде, а Субудай с войском двинулся вперед, но тотчас же в первых рядах Монголы оборотили тыл, а Грузины их преследовали: Джебе вышел из засады, напали с обеих сторон на Грузин и в одно мгновение избили до тридцати тысяч Грузин.

Оттуда они обратились к Ширванскому Дербенду ²⁷: на проходе взяли осадой Шамаху ²⁸, произвели общее избиение и взяли много пленных. Так как проход от Дербенда был труден, то они послали к Ширван-Шаху: «пришли несколько человек, чтоб заключить мир». Тот послал из вельмож своего народа десять человек: Монголы одного из них убили, а другим сказали: «если вы покажете нам дорогу от этого Дербенда, мы дадим вам пощаду, а если нет, то и вас убьем также». Те от страха обезумели и провели тем местом. Когда Монголы достигли страны Алан, там было множество народу: единодушно с Кыпчаками они выстроились против Монгольской ²⁹ армии: [235] никто из них не одержал верха. Тогда Монголы дали весть Кыпчакам, что «мы и вы - одна община и из [236] одного рода, Алане же нам чужие. Мы заключим с вами договор, чтоб не тревожить друг друга и дадим [237] вам столько золота и платья, сколько вы пожелаете оставьте их с нами». Они послали много имущества. [238] Кыпчаки возвратились, а Монголы одержали победу над Аланами: что было возможно, предали убийству и [239] грабежу. Кыпчаки, в уверенности на мир, без опасения разошлись по стране: Монголы внезапно устремились на [240] них, и всякого, кого находили, убивали и взяли опять вдвое против того, что дали. Некоторые из [241] уцелевших Кыпчаков убежали в волость Русскую, а Монголии в той стране, которая имела множество пажитей, заночевали на зиму. Оттуда они двинулись к городу Судаку ³⁰, на берег моря, соединяющегося с [242] Константинопольским проливом, и тот город взяли, а жители тамошние рассеялись. Потом они направились на землю Русскую ³¹: Кыпчаки, которые ушли туда, там приготовились; собралась рать многая. Монголы, видя их толпу, обратились вспять. Кыпчаки и Русские подумали, что они обратились вспять от страху, двенадцать дней путных преследовали их. Внезапно Монгольская рать обернулась и ударила на них и, до соединения их, [243] избила у них людей. Неделю ратовали: наконец Кыпчаки и Русские обратились в бегство; Монголы преследовали их и разрушали города, так что большую часть волости их привели в запустение. Оттуда они двинулись и присоединились на пути к Чингиз-Хану, который возвратился из страны Таджиков (

Вот все, что сообщает Рашид-Эддин о походе Субудая на Север. Арабский Историк Ибн-Эльасир, в своей Всеобщей Истории, говорить несколько подробнее об этом событии, но в сущности рассказ его весь помещен в сжатом виде у Рашид-Эддина, за исключением только разбития, в конце 620 года (1223), Монголами 4.000 Булгаров с помощию той же стратагемы, которою они раньше поразили Русских, и еще прибавления о том, что из Булгарии Монголы пошли через Саксин ³². Мусульманские Историки Монгольского [244] владычества в своих рассказах о походе Субудая выражаются еще короче: Джувейни только говорит (

Рукоп. Библиот. Казан. Универ. fol. 57 v°):

«Когда они (Субудай-Багадур и Джебе-Ноян, которых манускрипт называет

) достигли Дербенда, никто не показал, чтобы там проходила армия или пыталась бы на это; они прибегли к хитрости и прошли оттуда. Войска Джучи (

) находились в степи Кыпчакской (

) и в тех пределах: они присоединились к ним и оттуда явились к Чингиз-Хану».

Вассаф говорит только (

Рукоп. Библиот. Казан. Университ. Т. IV, fol. 140 v°):

«Из Ширвана пошли к Дербенду и в степи Кыпчакской присоединились к войску Чучи».

Мирхонд, заимствовавший свой рассказ о Монголах из Истории Джувейни, Вассафа, Рашид-Эддина и других, в повествовании о нашествии Джебе-Нояна и Субудай-Багадура (Vie de Djenghiz-khan, 132-134; неправильно везде

) следует Рашид-Эддину, лишь с прибавлением разных украшений в стиле (вм.

у него

и по ошибке вм.

к странам Русской и Кыпчакской, сказано:

к морю Русскому и Кыпчакскому; стр. 134). [245] Наконец Абульгази, также следовавший преимущественно Рашид-Эддину, повторяет известие этого же Историка о Кипчакском походе (Abulghasi Historia Mongolorum, 69-70, где вместо

должно читать

; Истор. Абульгази, рукоп. Академии Наук, fol. 160 v°), прибавляя только от себя, что Джебе-Ноян и Субудай-Багадур (в печатном неверно

, а в рукописи:

и_

, также

) и веселые и радостные (в рукописи правильно вм.

печатного), пришедши на службу к Чингиз-Хану, принесли много даров и, удостоясь аудиенции, представили доклад о своих действиях. Хан, с своей стороны похвалив их действия, дал много наград и пожалований». Это заключение Харезмского Историка повторил и Н. М. Карамзин в своем творении.

Так как экспедиция Субудай-Багадура на Север, не смотря на огромное, пройденное им пространство и на подвиги храбрости, была не более, как рекогносцировка; так как пройденные им земли были мало известны и слишком отдалены на Север, и наконец так как за этим походом последовала тотчас кончина Чингиз-Хана: то сведения Восточных Историков об экспедиции Кыпчакской не имеют желаемой полноты. Видно только, что главным предводителем в этом походе был искусный полководец, особенно отличавшийся в последствии, имевший свою тысячу ³³, и что этот [246] поход был замышлен, с знанием местности и дела, самим Чингиз-Ханом, давшим по этому случаю указ; кроме того должно заметить, что эта экспедиция возлагалась первоначально на Джучи-Хана (как это видно из биографии Джучи в Истории самого Рашид-Эддина), неизвестно почему - вероятно, по причине расстроенного здоровья и неудовольствия на отца, подчинившего его, в экспедиции Харезмской, Угедею - уклонившегося от приказа Чингиз-Ханова ³⁴.

Восточные Историки до того кратки в извлечениях о походе в Россию, что даже не означают точным образом времени возвращения Субудай-Багадура на родину: указание Рашид-Эддина, говорящего, что Субудай-Багадур присоединился к Чингиз-Хану в то время, как Чингиз-Хан возвращался из страны Таджиков, дает 1225 год; но Джувейни и Вассаф говорят неопределенно, что Субудай-Багадур соединился с войсками Джучи, около того времени умершего. И действительно, указание Рашид-Эддина, подрываемое словами Джувейни и Вассафа, можно еще отчасти заподозрить и потому, что ни один Историк не упоминает об участии Субудая в Тангутском походе Чингиз-Хана и что этот именитый полководец является на сцене уже по смерти Чингиз-Хана. [247]

Остается обратиться еще к Русским Летописям.

По разбитии Половцев и покорении «семи язык», - которых, впрочем, могло быть и больше семи, потому что даже Крым в то время был населен многими племенами, - Монголы, под родовым именем Татар, принимаемые иными за Тюркменов (Таурмени), устремляются в погоню за Половцами, своими «конюхами». Русские Князья на совете решают сразиться с неведомыми врагами и притом не на своей земле, а в Половецкой: Хан Половецкий Котян не жалеет даров, чтоб подвигнуть Русских на опасного неприятеля, а другой Хан Бастый (Басту) даже принимает Христианскую Веру. Монголы прибегают к той же хитрости, которою они победили Алан и Кыпчаков, - стараются отделить Русских от Половцев. В первой стычке Русские войска одерживают верх: яртаульный (передовой) полк Татарский разбит и остатки его вместе с предводителем своим Гемябеком (т. е. Джемебеком) скрываются в Половецкий курган ³⁵, где и гибнут. Не надеясь на свою силу и не зная, вероятно, численности Русского войска, Субудай-Багадур, о котором Русские Летописи молчат, отступает в течение девяти (по Рашид-Эддину и друг. двенадцати) дней, надеясь утомить Русское войско и вместе с тем узнать точным образом число Русских воинов. Происходит новая сшибка с караульным Монгольским полком, ни к чему не ведущая, и наконец, на берегах Калки, в решительной битве, [248] Монголы разбивают Русские войска, сражающиеся поочередно, что только, может быть, и дало возможность Субудаю одержать верх: потому что Восточные Историки говорят о брани в течение целой недели, и следовательно указывают на трудность победы. Не зная главного Монгольского полководца, Русские Летописи упоминают о двух Татарских вождях: Чегиркане

и Тешнюкане

(

тушкан, заяц), которые были оставлены Субудаем для осады Мстислава Киевского в его укрепленном, по способу кочевников и самих Монголов, стане ³⁶, и которые, с помощию предводителя Бродников (бродяг) Плоскини, изменнически умертвили Русских Князей и губили их воинов. Субудай-Багадур устремляются с главными силами на Запад, опустошая все на своем пути, доходит до Днепра; но, не отваживаясь вдаваться далее на Запад за большую реку с малыми силами и уже имея достаточно сведений о земле, которую предполагалось покорить со временем, Субудай обращается назад, за Волгу ³⁷.

Относительно эпохи Калкской битвы Русские Летописи не согласны между собою, а Русские Историки (Карамзин, Соловьев) принимают для этого 1224 год: счисление Мусульманских Летописцев довольно сбивчиво, но Ибн-Эльасир относит поражение Булгаров к концу 1223 года, т. е. по его известию битва на Калке была не позже этого года. Наконец Густинская Летопись [249] назначает для Калкского поражения 1225 год ³⁸. При таком разноречии показаний и мнений, мы имеем единственное правильное историческое указание, на которое может твердо опереться - это нагробные Мусульманские памятники в Булгаре, в Казанской и даже Оренбургской Губерниях.

На весьма многих надгробиях в Булгаре значится особенная эра, составленная из двух Арабских слов:

пришествие угнетения: никакого численного года при этом не значится ³⁹. Сложив буквы этих слов, мы получаем 623 год гиджры или 1226 год нашего летосчисления. Эта эпоха повторяется потом на многих камнях в Казанской Губернии ⁴⁰, а в недавнее время найден был в Мензелинском уезде также надгробный камень с эрою

⁴¹. Эти многочисленные памятники очень ясно и несомненно говорят, что Субудай-Багадур, вопреки известию Ибн-Эльасира, воевал Булгарскую землю в 1226 году: не могли же Булгары, между которыми было столько ученых мужей, ошибиться на всех памятниках в летосчислении; словом же

угнетение, тиранния, не могли они означать что иное, кроме нашествия Монголов; к моровому поветрию, о [250] котором нигде нет и упоминания, подобное слово не может относиться. Так как Субудай удалился по опустошении Булгарской земли, то Булгарские Мусульмане на свободе могли дать какое угодно прозвание Монгольскому нашествию. Из Булгара Субудай-Багадур спустился вниз и по левому берегу Волги перешел через Саксин и Киргизские степи в Мавераннагр и далее ⁴². Приписывать опустошение Булгарского Государства кому-нибудь другому, кроме Субудая, также не возможно: потому что Северная Монгольская Орда в то время уже лишилась своего предводителя Джучи и притом Ибн-Эльасир явно приписывает этот подвиг Субудай-Багадуру и Джебе-Нояну.

Из того, что Монгольские войска в 1226 году опустошили Булгарию, еще не льзя извлечь точного указания для определения года, в котором случилась Калкская битва: по крайней мере, можно колебаться только между двумя годами - 1224 и 1225. Нет особенной причины отстаивать показание Густинской Летописи: Субудай-Багадур мог, по одержании Калкской победы и по опустошении Южной России, кочевать целый год на поле Куманском и летом 1226 года (зимой такой поход не возможен, да и надгробия Булгарские указывают на Апрель и Июнь месяцы) опустошил Булгарскую землю.

2. Г. Академик Дорн об Истории Рашид-Эддина говорит следующее: L’ouvrage est en meme temps d’une grande importance pour l’histoire de l’empire Russe, a l’epoque de la domination des Mongols (Catalogue des manuscrits de la Biblioth. Imper. de St. Pelersb., 280).

3. Vollstandige Uebersicht der altesten Turkischen, Tatarischen und Mogholischen Volkerstamme nach Raschid-ud din’s Vorgange bearbeitet, в Учетах Записках Казанского Университета, 1841, кн. IV. Кроме того были еще напечатаны извлечения из Рашид-Эддина Г. Эрдманом в Ж. М. Н. Пр. Ч. XXXVIII, Отд. II. (Предки Чингиз-Хана, к Истории Чингиз-Хана) и др.

5. Этот манускрипт писан и 984 (1376) году, красивым и четким почерком: имя писца Мас’уд бен Абдулла. Всего в манускрипте 529 лист. in-fol., но в некоторых местах листы потеряны, а именно: не достает лист. 7, 94-101, 170, 237-243, 281, 513-515 и 518, инде перемешаны страницы, а именно: после 200 r° следует читать 204 r°, 203 v°, 200 v°, 201 r° и т. д. Кроме того есть пропуски в рассказе о современных Азиатских Государях, не выставлены во многих случаях собственные имена красными чернилами; по вообще манускрипт довольно сходен с Парижским, которым пользовались Д’Оссон и Катрмер.

6. См. Catalogue des manuscr. de la Bibliot. Imperiale de St. Petersbourg, 279-282.

7. В подлинной рукописи они названы

Джебе и

Сундай. Однако ж это неправильно. Название первого из них принадлежит Монголо-Тюркскому роду: в Монгольском

дзебе (джебе) означает стрелу, а в Тюркском

джебе значит кираса; кроме своего имени, Джебе имел еще титул

Ноян, Дивизионного Генерала, предводителя тьмы (10,000 воинов). Родом Джебе был из племени Исут

(Истор. Рашид-Эддина, рукоп. С. Петерб. Акад. Наук, fol. 58 v° и 136 v°; у Г. Эрдмана неверно он причислен к племени Дохлат - Учен. Зап. Каз. Универ. IV, 181); биографию его излагает следующим образом Рашид-Эддин в главе о племени Исут: «Из знаменитостей этого племени во время Чингиз-Хана был один Джебе. Рассказ о нем таков: в то время, как эти племена сопротивлялись Чингиз-Хану и когда он победил их и захватил их достояние, некоторые из них скрылись, в числе их был Джебе. Однажды Чингиз-Хан охотился: Джебе попал в цепь (охотничью). Чингиз-Хан узнал его и хотел сразиться с ним, но Бурджи Туин (

) сказал: я пойду в битву с ним. Он просил у Чингиз-Хана

(чит.

, по Монгольски

беломордая саврасая лошадь) т. е. беломордую лошадь, которую тот и дал ему. Он сел и выехал на битву, пустил стрелу в Джебе, но промахнулся; Джебе же пустил стрелу и поразил лошадь, которая упала и издохла: Джебе бежал. Спустя некоторое время, так как он не имел уже ни силы, ни помощи, он пришел и изъявил покорность. Так как он был муж храбрый, Чингиз-Хан дал ему командование над десятком; так как он служил хорошо, он поставил его начальником сотни; так как он явил старание и ревность, стал начальствовать тысячей, а потом дано ему командование тьмой. Долгое время он находился на службе в свите Чингиз-Хана, ходил с войсками и оказывал военные услуги. Когда Кушлюк-Хан, сын Даянг-Хана, после того, как они воевали с Чингиз-Ханом, бежал, он (Кушлюк-Хан) пришел к Государю Кара-Хатайскому в страну Тюркестанскую и Маверраннагрскую, женился на его дочери, пришел опять в землю Найманов, собрал против тестя армию, схватил его и умертвил, а сам занял его место: со времени этого события прошло семь лет, как упомянуто в Истории. Повествуется, что Чингиз-Хан послал Джебе с войском: принужденный бежать от него, Кушлюк бегущий пришел в пределы Бедаяшанские, где его и убили. Когда молва о том достигла до слуха Чингиз-Хана, он послал наставление Джебе: «не кичись такою великою победою, что ты обратил в бегство Кушлюка: ибо гордость причиною того, что Унг-Хан, Даянг-Хан, Кушлюк-Хаи и другие достались мне». Когда Джебе поразил стрелою ту беломордую лошадь и ушел, и когда потом пришел с покорностью, он преклонил колена и сказал: «я знаю, что я виновен в смерти беломордой лошади: если Чингиз-Хан простит меня и пожалует, я представлю для его милости много таких лошадей». Потом, когда он возвратился из похода против Кушлюк-Хана, он привел из тех пределов сто беломордых коней и представил их Чингиз-Хану». (Истор. Рашид Эддина, рукоп. Акад. fol. 58 v°-59 r°).

Джувейни несколько подробнее говорит об экспедиции Джебе-Нояна против Кушлюка, не называя, впрочем, первого по имени. Вот рассказ его:

«Когда Чингиз-Хан направился к областям Сультана, он, для отвращения зла со стороны Кучлюка и бедствия от нашествия его, послал несколько Ноянов. В то время Кучлюк находился в Кашгаре. Кашгарские власти рассказывали, что когда пришли Монголы, не успели еще построиться они в ряды, как он (Кучлюк) уже бежал, обратив лицо к побегу, а спину задом. Все Монгольские отряды, которые прибывали один за другим, не требовали у нас ничего, кроме его, дали позволение славословия Аллаха, призыва на молитву с минаретов и молитвенного обряда, и публиковали в городе, чтоб каждый человек следовал своему уставу и исполнял свою веру. Жители признали терпимость этого народа милостию из милостей Господних и благостию из благостей Всевышнего Бога, и так как Кучлюк бежал, то все из его рода, имевшие жительство в городе и в домах Мусульман, в одно мгновение ока, подобно ртути, исчезли во прахе. Монгольское войско пустилось преследовать Кучлюка, и где только он ни останавливался, везде его настигали и гнали его, точно бешеную собаку, пока он не прибыл в пределы Бедахшанские». Здесь Кучлюк был схвачен в горах охотниками и выдан преследовавшему его Монгольскому отряду, который, отрубив ему голову, принес ее с собой. (

«История завоевателя мира», рукоп. Библиотеки Казан. Университ. под № 20,929, fol. 24 v°-25 r°).

Кроме этой экспедиции, Джебе-Ноян отличался в войнах Чингиз-Хана с Китаем взятием крепостей (D’Ohsson, Hist. des Mong. I, 129, 135, 138; Иакинфа, Истор. Четырех Ханов, 62).

Субудай, которого имя происходит от Монгольского слова

субут, жемчужина, родом был из племени Урянхайского

(Истор. Рашид-Эддина, рукоп. Акад. fol. 43 r° и fol. 136 v°), о котором будет говорено мною в другом месте. Он имел прозвание

Багадур (Шейбаниада, примеч. 82), храбреца, и принадлежал к числу замечательнейших вождей Чингиз-Хановых: известность его начинается позднее, нежели Джебе, именно со времени войны Чингиз-Хана с Харезм-Шахом, но продолжается, возрастая постепенно, даже и по смерти Чингиз-Хана, при завоевании Китая (Истор. Рашид-Эддина, рукоп. Акад. fol. 136 v°; D’Ohsson, Histoire des Mongols, II, 33 и др.). Так как Джебе-Ноян участвовал только в первых подвигах Чингиз-Хана, то имя его не получило народности. между тем как Субудай известен и в Монгольских преданиях: в Летописи Сананг-Сецена он назван

Субегетей Багадур (Schmidt, Geschichte der Ost-Mongolen, 70, 72, 86 и 100), в Китайской Истории - Субутхай (Иакинфа, Истор. Четыр. Хан. 375, что переделано Китайскими исправителями в Субут: там же, 159, 170 и др.). У Плано-Карпини, в числе полководцев Чингиз-Хановых, упоминается Subedey, старейший (по летам) между всеми прочими (Собран. путеш. к Татарам, 146), так же и в Русских Летописях (в Ипатьевской: се Бедяй Богатур, стр. 177; в Густинской: вм. Себедяй, Боктур, Борундай, Бастыр должно читать: Субудай Багадур, Бурундай Багадур, стр. 339).

8. В рукописи Академии здесь находится ошибка: такого имени мы не находим ни у Джувейни (рукоп. Библ. Каз. Универ. fol. 57 r°), ни у Мирхонда, следовавшего Джувейни (Vie de Djenghiz-Khan, 166). По всей вероятности, здесь должно читать

Дамеган, откуда Субудай пришел в Симнан; поводом же к ошибке послужил, вероятию, Джувейни, в рукописи которого мы читаем

: избили множество народа в Симнане, а также и в соседстве Рея.

9. О Рее см. мое «Путешествие по Востоку», II. 108-175 и Прилож. 55-57.

12. В рукой. Акад. есть какая-то ошибка в этом месте.

13. О Тебризе см. мое «Путешествие но Востоку», II, 58-82 и Прилож. 44-50.

15. См. мое «Путешествие по Востоку», I, издан. 2-е Примеч. 18.

17. В подлиннике неверно поставлено

Ардебиль.

18. В подлиннике ложно

Джелаль-Эдин, вм.

, как он назван и у Джувейни (

рукоп. Библиот. Казан. Универ. fol. 57 v°) и у Мирхонда (Vie de Djenghiz-khan, 129), а также и у Рашид-Эддина ниже.

19. Д’Оссон рассказывает эти обстоятельства несколько иначе, следуя Мирхонду и другим (D’Ohsson, Hist. des Mongols, I, 331-333; Vie de Djenghiz-khan, 130).

21. Известно, что в это время владел в Тебризе Атабек Узбек; у Мирхонда это событие рассказано очень поздно (Vie de Djeng.-khan, 130-131).

22. В подлиннике:

. Мирхонд, рассказывая подробнее эти обстоятельства, говорит, что не Атабеку, а (

) посланнику дали (от жителей Тебриза) деревянную досчечку, которая пользуется у Монголов всеобщим уважением (Vie de Djeng.-khan. 131). О паизэ или досчечках разного рода см. статью Банзарова «Пайзе». Из приведенного нами места у Рашид-Эддина и Мирхонда открывается, что у Монголов были еще в употреблении и деревянные досчечки, которые, вероятно, судя по настоящему случаю, давались только правителями и военачальниками, между тем как серебряные и золотые досчечки составляли принадлежность царствующей династии. Паизэ, данная Атабеку или Посланнику, принадлежала к числу охранных. О выражении

см. И. Березина: «Ханские языки» (ярлыки. - OCR), I, 66-67. Здесь перед этими словами опущено существительное: грамота, как мы действительно и находим у Джувейни

: тем, которые явились смирно с покорностью, он дал бумагу с красной тамгой:

. Рукоп. Библ. Каз. Унив. fol. v°). Слово

(указ) Рашид-Эддин и другие Писатели употребляют только тогда, когда речь идет о Государе-Чингизиде: в противном случае оно опускается и употребляется сокращенное выражение: «такая-то тамга»; слова, соответствующего Османскому

предписание (Паши), мне не случалось встречать в Истории Чингизидов.

23. Об Ардебиле см. мое «Путешествие по Востоку», II, 16-28, Прилож. 42-43.

24. О Байлекане см. там же I, 2-е издан. Примеч. стр. 19.

26. Мирхонд, а за ним и Д’Оссон не говорят о разрушении Генджи (Vie de Djeng.-khan, 131; D’Ohsson, Hist. des Mong. I, 334).

27. О Дербенде см. мое «Путешествие по Востоку», I, 119-153.

29. Алане составляли первоначально многочисленный народ или, может быть, союз однородных племен, который известен и древним и Восточным, в том числе и Китайским Писателям: Эдриси, Мусульманский Географ, упоминает о стране и о городе Аланов

(Jaubert, Geograph. d’Edrisi, II, 399 и 400); у Бакуви и у других известны Аланская крепость и Аланские ворота

(Notic. et extraits des manuscr. II, 522). Некоторые Ученые, как наприм. Шафарик, причисляют Алан к числу народов Сарматского племени (Славянские древности, перев. I. Бодянского, I, кн. 2-я, стран. 294), а Г. Катрмер видит Алан и в племени

(делатели панцырей), упоминаемом в Зафер-намэ (Histoire des Mongols, I, 71), хотя у Мусульманских Географов Зерегераны составляют отдельную общину (География Ибн-Аяса:

. Рукоп. библиот. Казан. Универ. fol. 178 r°; Бакуви в Notices et Extraits, II, 535-6). Одна часть Аланского народа носила прозвание Роксолан, известное в древности: заметим, что прибавление Ракс не чуждо Персидским языкам, и еще конь знаменитого Персидского героя Рустема назывался Ракш. В Русских Летописях известно одно из Аланских племен - Ясы, нынешние Осетины, которые у Мусульманских Псателей именуются

или

Асами (Notices et Extraits des manuscr. T. XIII, 266 и 269). Большая часть Мусульманских Географов и Историков употребляют безразлично Асов вм. Аланов и наоборот; однако ж Асы и Алане не одно то же: потому что у некоторых Мусульманских Писателей, как наприм. Абульфеды (Geographie d’Aboulfeda,

) и у Вассафа, встречаются вместе и Асы и Алане. У Китайских Историков Дегинь признает Алан в Yen-tcai (Hist. des Huns, II, LXXVIII). В изданной мною «Шейбаниаде» также упоминаются Асы, (Библиот. Восточ. Историк. I, у0 и LXV), как особенное племя или, что менее вероятно, сословие. Что же касается до «Ази» Русских Летописей, как особенного сословия в Казанском Царстве (И. Березина, «Ханские ярлыки», III, 16), то в них должно признать не Тюркестанских Асов, а Хаджи «Литераторов, Ученых», что в некоторых Тюркских наречиях произносится «Адзи».

Кыпчаки, о которых говорят Мусульманские и Китайские Историки Монгольских завоеваний, суть не кто иные, как Половцы Русских Летописей. Рашид-Эддин вот что сообщает о Кыпчаках:

Кыпчак. В то время, как Угуз потерпел поражение от племени Ит-Барак, которые воевали с ним, и остался на острову между двух рек, где и поселился, одна беременная женщина, у которой мужа убили на войне, вошла в сгнившую средину большого дерева и разрешилась там от бремени. Об этом событии донесли Угузу, который, сжались над ней, сказал: «так как у этой женщины нет мужа, то это дитя будет моим сыном». Он и стал сыном Угуза; имя ему дали Кыпчак: Кыпчак есть производное слово, означающее по-Тюркски сгнившее дерево (в подлиннике вместо

Кыпчак стоит

Актук, и в выноске на поле прибавлено к этому слову:

Кубук есть душистое дерево). Все Кыпчаки происходят от того мальчика. По истечении семнадцати лет, Угуз разбил племя Ит-Бараков, пришел в землю Иранскую, завоевал те волости и после многих лет воротился в свою сторону. В это время пришло известие, что Ит-Бараки подняли главу вражды: Угуз послал племя (

) Кыпчакское, чтобы они поселились между страною Ит-Бараков и Яиком

для обезопашения от их возмущений. С той поры летнее и зимнее кочевье Кипчаков там и находится (Истор. Рашид. рукоп. Акад. fol. 15 v° 16 r°).

В другом месте Рашид-Эддин говорит еще (fol. 40 r°):

Племя Кыпчак. Причина упоминания Кыпчаков в этом месте (т. е. в числе Тюркских племен) есть та, что они упомянуты в отрасли Угуза: это те самые, о которых говорено при Карликах. Глава Кыпчаков в то время и во время Чингиз-Хана, Князь из племени Кипчакского, по имени Кунджук

(под таким именем известен еще один из Джелаирских магнатов. Эрдман, Vollstandige Uebersicht, 26), был у него старшим зонтикодержателем (

от Монгольского

шикур, зонтик). Он имел сына, по имени Кумурмиш Кулчидатаян (

): в одну очередь его прислали с посольством к Государю Ислама - да продолжится его царствование! Они были из рода Кипчакских Государей.

Предлагаемая Рашид-Эддином этимология слова Кыпчак повторяется, между прочим, и в Географии

соч. Кятиба Челеби, который производит его, как уменьшительное, от

Кабук, означающего

пустой (

Констант. издание 370). В Тюркском дуплистый говорится

куушлу, а в Монгольском

хонггилтай). Некоторое напоминание такого слова и значения мы видим в Монгольском

габ, яма, жерло, хотя настоящий корень для слова Кыпчак должно искать в Турецком

Кыпмак, мигать (глазами).

Китайские Историки знают, по словам Дегиня, Кыпчаков под именем Кат-Кии еще за два столетия до Р. Х., как многочисленный народ, в 600,000 человек (Histoire des Huns, I, 28, 38, 54; II, LXIX и след.). Соображая известия Китайских Писателей с словами Рашид-Эддина (см. еще Desguignes, Hist, des Huns, II, 113), должно заключить, что Кыпчаки, Тюркское племя, с глубокой древности подвигалось постепенно на Сев.-Запад от Китая через Мовераннагр и Северную окраину Каспийского моря и наконец в XII столетии является в степях между Волгою и Доном под именем Половцев в Русских Летописях и Куманов у Мусульманских Писателей и Византийцев (от реки Кумы). Посему становится понятно, от чего Монголы, при нашествии на Россию, называют Кыпчаков своими рабами и конюхами; в войске Монгольском, вероятно, находились еще Кыпчаки, остававшиеся на своих старых жилищах; понятно также и то, что Кыпчаки отстают от Алан по убеждению Монголов, которых рать состояла из Тюркских и Татарских племен, родственных Половцам. Страна, которую занимали Половцы, издавна носила название

степь Кыпчакская; у Мусульманских Писателей встречается нередко и одно

степь, без прибавлении Кыпчак: посему в Русских Летописях название Половцы встречается преимущественно пред прочими как потому, что Кыпчаки были кочевники, так и потому, что самая земля их называлась

поле. Во времена Чингиз-Хана Китайские Историки знают Кыпчаков под именем Киньча Kincha (Mailla, Hist. de la Chine, IX, 220; Иакинфа, История четырех Ханов, 126); Хамдулла Казвини называет еще Кыпчакскую степь Хазарскою (

Рукоп. Библиот. Казан. Универ. под № 20928, fol. 268 r°).

Определение границ Кыпчакского поля см. Charmoy: Expedition de Timour, 127-128 и Not. et Extr. des man. VIII, 272-276; об языке Половцев или Куманов, как об одном из Тюркских диалектов, см. мои Recherches sur les dialectes Musulmans, I, 39-43. Половецкие Ханы, вожди и вообще Половцы носят Тюркские имена, как это можно видеть из следующей переписи Тюркскими буквами:

Болуш

бюлюш, разорение, расхищение (Монг.

). - Сокал (Секал)

сакал, борода. - Тугоркан

тугурган, рождающий;

Тукуркан, собственное имя. - Боняк

бунак, старый. - Урусоба

Уруса-аба, дядя Урус (собственное Тюркское имя). - Кчий (Кочин, Кза, Гза)

кчи, малый,

кичи, коза. - Арсланапа

арслан-аба, дядя лев. - Катанопа

кудан-аба, родственник-дядя. - Куман (Кунем)

Куман, собствен. Тюрк. имя. - Курток

Куртка, собствен. Тюрк. имя. - Ченегрепа

чергер-аба, вилы-дядя (или

Джункур-аба, дядя Джункур. - Кобяк

копек, собака. - Алтунопа

алтун-аба, золото-дядя. - Шарукан

Джарукан, собственно имя. - Саимчуга

саинчук-ака, хорошенький брат. - Кобан

кабан, богатырь, вепрь. - Итляр

этляр, собаки. - Китан

гайтан, шнурок. - Котян (

родственник) Монгольское

хутан, Манджур. кутан, птица баба;

кутан, место загона баранов. Кунячук

куначук, гостенек;

куначи, двухгодовалый теленок. - Кочак

кучук, щенок;

кучак, объятие. - Кочь

куча, баран. - Мамачук

мамачук, Мамайчик. - Коз Бурнович

куч, баран;

бурун, нос. - Камоса

кимса, некто. - Чугай

чуга, злой ребенок. - Тоглый (Толгый)

туглу, трехмесячный ягненок. - Токсоба (

туксабай, начальник одного отдела. - Темир

темур, железо. - Таш

таш, камень. - Тарг (Таргол)

таркаул, раскидыватель. - Таз

таз, пестрая лошадь. - Сорчан

сарча, воробей. - Севенч

сиюнч, радость. - Селук

сулюк, пиявка. - Саук

саун, особенного цвета лицо.

Относительно Половецких городов известия Русских Летописей не сходятся с известиями Мусульманских Географов; те и другие упоминают о следующих Половецких и Куманских городах:

Русские известия.	Geographie d’Edrisi, Т. II, 400-401.
Малотин.	Коман. матлука (иначе Matalona).
Сутен.	Коман. матрика. матраха (Астрахань). бутер (можно читать сутен)
Саков.	Коман. кира (Сугров?)
Осенев.
Балин ( балин был Кераитский Князь)	Коман. наруш (Балин?)
Чешлюев.	Коман. нуши (Чешлюев?)
Сугров.	Коман. кинив (Канев?)

У Мусульманских Историков находятся имена одиннадцати Кыпчакских племен тогдашнего времени, а именно:

Токсаба в Русских известиях Токсоба, Князь Половецкий.

Имена остальных племен, кажется, не встречаются в Русских Летописях. В состав Средней Киргизской Орды, по описанию Левшина (Описание Киргиз Кайсацких Орд, III, 8-9), входило целое поколение Кыпчак, подразделявшееся на девять родов, из коих ни одно своим названием не напоминает старинного деления Кыпчакских племен. Ныне между Татарами название Кыпчак, от которого и Золотая Орда была прозвана Кыпчакскою, почти совсем неизвестно; однако ж в Татарских сочинениях оно еще встречается (

, издан. в Казани, 1848 года, стр. 32:

На местах Половцев, но раньше их, являются в Русских Летописях Узы, которых нередко смешивают с первыми: известный Датский Историограф Сум написал даже целое рассуждение «Об Уцах или Половцах» (Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских, год. III, № 8; то же и в Истории Г. Соловьева, II, 14). Однако Узы или Гузы, как они называются у Мусульманских Писателей, составляли отдельное от Половцев Тюркменское племя: это видно не только из Мусульманских Географов (Geographie d’Edrisi, II, 338-343; Geographie d’Aboulfeda,

; Ибн-Аяса

, рукоп. Библиот. Каз. Универ. fol. 185 r°,

; Net. et Extr. des man. II, 533; И. Березина, Путешествие по Дагестану и Закавказья, 1-е издан. Примеч. стр. 21, где Ибн эль Варди говорит, что с Востока к Каспийскому морю прилежит Гузия

), но и из Раймунда Агильского, Цецеса и других (Чтения в Обществ. Истории и Древностей, Рассуждение Сума о Половцах, стр. 29, 37). Тюркменское происхождение Гузов видно, между прочим, в имени предводителя их Фама; буква

ф вообще чужда Тюркскому языку, но и в имеющихся у меня Тюркменских сказаниях о Тахтамыше почти постоянно вместо

употребляется

(

вм.

и проч.).

30. Об этом городе см. Not. et extr. des man., XIII, 272-273, Geographie d’Edrisi, II, 393 (

шолдадия). Г. Катрмер, кажется, в некоторых случаях смешивает Судак с Сулгатом (Крымом), хотя Абульфеда очень ясно различает

Судак от

Сулгат, поставляя Сулгат от Кафы на Северо-Запад, а от Судака на Северо-Восток (Geographe d’Aboulfeda

). Кроме того, известно, что Судак в Русских известиях называется иногда Сурож и самое море Азовское называется еще Сурожских: то можно и не поправлять известия Восточных Писателей там, где, вместо

степь Судакская или

крепость Судакская, стоит

степь Суракская или

(чит.

) крепость Суракская (Not. et Extr., XIII, 272). Сеид Мухаммед Риза ничего не говорит о Судаке, хотя Сулгату посвящает две страницы (

). Название Судак, доныне присвоенное известной долине в Крыму, может значить «водянистый».

31. Рашид-Эддин называет Русских то

Русь, то

Урус; Арабские Географы называли Русских первоначально

Рус, а землю их

Русия; но потом Тюркские племена, у которых существует имя

Урус (откуда Князья Урусовы), начали употреблять неправильное

Урус, для означения Русских (наприм. у Абульгази), что перешло и к Персиянам. Османские Тюрки в разговоре употребляют вместо того Москов; однако ж в новейшее время у них вводится правильное

Русия не только в бумагах, но и в разговоре. Мусульманские Историки Монгольского владычества, при исчислении покоренных Монголами народов, ставят обыкновенно Русских с Асами и Булгарами (в Географии Хамдуллы Казвини

соединены:

, рукоп. Библиот. Каз. Универ. fol. 209 v°).

32. Об этом месте упоминают некоторые Мусульманские Географы (Geographie d’Aboulfeda

, Русские Летописи (История Карамзина, III, прим. 335) и Плано Карпини (Языкова, Путешест. к Татарам, 190), но с особенною подробностью говорит о нем Географ Арабский Бакуви (Not. et Extr. des man. II, 536; D’Ohsson. Histoire ties Mongols, I, 346), по словам которого Саксин был уже тогда потоплен; Саксон известен и Хамдулле Казвини (

Рукоп. Библ. Казан. Универ. fol. 266 r°,

т. е.

). Г. Григорьев помещает город Саксин на острову Волги, называемом Денежным, и считает его за одно с Сумеркентом Рубруквиса (о местоположении Сарая, 93-93), а Д’Оссон в Саксинах видит напоминание древних Саков (Hist. des Mongols, I, 346-7). Истахри говорит о Сакии (Mordtmann, das Buch der Lander, 126).

33. Армия Чингиз-Хана разделена была на центр, правое и левое крыло, что составляло собственно войско владыки «Каана», кроме которого были еще войска у Принцев крови. Армия делилась на тысячи и сотни: Субудай Багадур имел свою тысячу на левом крыле, которая перешла, по смерти его; к его сыну Кукчу

(Истор. Рашид-Эддина, рукоп. Акад. fol. 145 v°). К тысяче могли присоединять и десятки других тысяч из покоренных народов, так что тысячник мог командовать тьмами.

34. История Рашид-Эддина, рукоп. Акад. fol. 203 r°; И. Березина, Библиот. Восточн. Истории. I, стр. XLVII.

35. Слово

курган по-Тюркски значит «укрепление». Здесь известие Летописи надобно принимать в этом значении, дополняя предположением, что Половецкое укрепление стояло на холме.

36. Об укреплении стана турами и телегами см. И. Березина, Библиот. Восточ. Историк. I, прим. 12.

37. Это говорит, должно быть наугад, Густинская Летопись (Полное Собрание Русских Летописей, II, 335).

39. И. Березина, Булгар на Волге, Отделение II.

40. По снимкам Врача Казанской градской больницы Толмачова. На одном из камней, находящихся на дворе Архиерейского дома подле Казани, также значится эра

41. Копия с этой надписи была сообщена мне по распоряжению Г. Оренбургского Гражданского Губернатора Я. В. Ханыкова и помещена в издании моем: «Булгар на Волге», Отдел. II.

42. Д’Оссон без всякого основания покорение Судака ставит после битвы на Калке (D’Ohsson, Hist. des Mongols, I, 345).

(пер. В. Березина)
Текст воспроизведен по изданию: Первое нашествие монголов на Россию // Журнал министерства народного просвещения, № 9. 1853