Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

МУХАММАД НАРШАХИ

ИСТОРИЯ БУХАРЫ

ТАРИХ'И-БУХАРА

СТРОФА ИЗ ТАДЖИКСКОЙ ПЕСНИ VII В.

(ДОПОЛНЕНИЕ К «ИСТОРИИ БУХАРЫ» НАРШАХИ)

В «Истории Бухары», персидско-таджикском тексте XII в., в котором с сокращениями дается описание Бухары, составленное около 332/ 943 г. на арабском языке Абу Бакром Мухаммадом ибн Джа’фаром ан-Наршахи, содержится известный рассказ об эмире Са'иде, сыне третьего халифа ‘Усмана (644-656), и Хатун — бухарской царице. Рассказ заканчивается следующими словами: Овардааид, ки ин Хотун зане буд ширин ва бочамол. Саид бар вай ошик, шуд. Ва ахли Бухороро аз ин маъни сурудхост ба забони бухори, — «Говорят, что эта Xатун была женщиной приятной и красивой. Са‘ид в нее влюбился. У жителей Бухары есть песни на бухарском языке в этом смысле». 1 О Са'иде и бухарской Хатун рассказывается и в более ранних сочинениях, чем «История Бухары» Наршахи, — в «Книге о победах» Ибн А‘сама ал-Куфи (ум. 314/926), в «Книге завоевания стран» ал-Балазури (ум. 279/892). Но и в них нет образцов песен, упомянутых Наршахи. Этот пробел в некоторой мере восполнил ранее неизвестный, ставший ныне доступным, источник — небольшое сочинение араба-филолога Ибн Хабиба (ум. 245/859) под названием Асма'ал-мугталин мин ал-ашраф фи-л-джахи-лиййа ва-л-ислам. — «Имена знатных арабов, умерших насильственной смертью в доисламскую эпоху и при исламе». Текст этого произведения, дошедший до нашего времени в двух рукописях, впервые в 1954 г. издал профессор Каирского университета ‘Абд ас-Салам Xатун в серии «Навадир ал-махтутат». 2

Са‘ид ибн 'Усман ибн ‘Аффан, которого халиф Му'авийя в 56/676 г. отправил эмиром в Хорасан, совершил поход на Бухару, в Согд и Самарканд. Его убили под Мединой увезенные им туда бухарские заложники. Это дало повод Ибн Хабибу включить рассказ о Са'иде в Асма ал-мугталин в свое сочинение. Ниже текст этого рассказа приводим полностью.

В процессе работы над материалами, относящимися к истории Ирана первых веков хиджры, д-р А. Зарринкуб обратил внимание на приведенную Ибн Хабибом строфу из песни — k uwr hmyr ”md h’twn drwg k andh, и ввел ее в иранистическую литературу, сообщив о ней в статье «Песни жителей Бухары», которая была напечатана в 1958 г. в журнале «Йафма». 3 Эта статья осталась незамеченной, и строфа не [56] *** [60] была приведена среди ранних поэтических образцов в труде П. Ханлари 4 (1966) и в новом издании «Истории Бухары» 5, которое вышло в свет в Тегеране в 1972 г.

Первая попытка истолковать строфу принадлежит А. Риджаи. 6 Текст им осмыслен следующим образом:

gw [w]r xmyr ”md x’twn drwy gndh
гу дар хамир омад Хотун дуруг ганда

«Скажи: «Тесто подошло». Эй Хатун, ложь плоха». По мнению А. Риджаи, эти слова имеют такой смысл: Бигу — мастам ва чуфтчуй. Ай Хотун, дуруф бадаст. — «Скажи: «Я возбуждена и жажду сближения». Эй Хатун, ложь плоха.»

Как видим, А. Риджаи в своем анализе лексики строфы не вышел за пределы словаря литературного языка, отождествив xmyr с хамир «тесто», а kndh с ганда «плохой». Выражения хамираш вар омада, хамираш варомадаги в значении мастаст ва чуфтчуй почерпнуты им из современных говоров. Однако для дешифровки образца записи ранней персидско-таджикской речи, которая у Ибн Хабиба названа хорасанской, этих источников явно не достаточно.

Можно предположить, что Ибн Хабиб (или автор его источника) в подтверждение свидания Са'ида и Хатун привел из песни то место (поскольку он привел только одно), в котором одновременно упомянуты оба лица — и Хатун и Са‘ид. Их мы и найдем в строфе, если вспомним, что в первые века хиджры в Средней Азии арабское слово ‘амир «эмир» произносили с начальным глухим увулярным 1 х I на месте ларингала I ’ I (хамза). С увулярным в анлауте звучало араб, ’амир в хорезмийском языке — xmyr. У Замахшари (1075 — 1144) в Мукаддимат ал-адаб 7 Хорезм, xmyr соответствует арабскому ’амир, помещенному в ряду султан — малик — ‘амир, — вазир (3:6); через Хорезм, xmyr p’rwzd «стал эмиром» переданы араб. ‘амара (170:8), та’аммара (465:1) — тадж. амири кард Араб шур(а)ги (4:1) «начальник стражи» поясняется через хорезм. swyk’nk xmyr (-тадж. амири бозор ва лашкар) «дисциплинарный начальник». Также с начальным увулярным писали араб, амир согдийцы — ymyr. 8 Б письме ‘Абд ар-Рахмана ибн Субха, 9 писанном по-согдийски в первой четверти VIII в. (Myr I, 1), ymyr Sytt подразумевает эмира Са‘ида, правда, другое лицо, не то, о котором говорится в песне. Как и в хорезмийском языке, в согдийском араб. ’амир — ymyr означает:

1) эмир, наместник Хорасана — ymyr Sytt;

2) эмир, (вое) начальник (о лице, подчиненном эмиру Хорасана) — ymyr ”btrywm’n pwn Swpy — эмир ‘Абд ар-Рахмал ибн Субх;

3) эмир, начальник, возможно, начальник стражи, надзиратель — [61] ’t byw ywbw prm’nd’r ’wit MN yypd bntk ymyr ptskw’nh ZY ZK [prn] yryb nm’cyw (A 6, 13) - «Господину благодетелю командующему Оду от его раба эмира (начальника стражи, надзирателя?). Обращение. И фарну (должности, Вам) много поклонов.»

В строфе из песни о Са‘иде и Хатун слово xmyr, т. е. хamir также означает «эмир» и подразумевает эмира Са'ида.

Таким образом, по свидетельству согдийской (VIII в.) и хорезмийской (XII в.) письменностей, а теперь и глоссы из хорасанского фольклора VII в. у Ибн Хабиба (IX в.), араб, ’амир на территории Хорасана и Средней Азии произносили с начальным глухим увулярным. Это произношение и подобные ему среди ранних арабских заимствований, ср. mazgit «мечеть», gazit «подушная подать», daragat «степень», nakwat «беда» 10, были вытеснены по мере повсеместного внедрения орфографических норм «языка дари». Заметим, что известная в тюркских языках передача ‘айна звонким увулярным, возможно, уходит корнями в ту языковую среду, в которой практиковалось передавать «хамзу» через |х|.

Одной из особенностей орфографии раннего периода было слитное написание союза ki со следующим словом, например: kbr/kvr/kwr xyznd-ки бар хезанд «которые встанут», kn’m’w-ки номи у «имя которого», knh m’-ки на мо «что не мы», kngrft-ки нагирифт «что он не взял». На этом основании последовательность k uwr из глоссы разделим на ka var, где ки — архаичная форма союза, вводящего дополнительное придаточное предложение (ср. ср.-перс, ku), var — предлог «к» (-тадж. бар). Фразу ки var xamir amad xatun переведем — «что к эмиру приходила Хатун». Предлог bar/var отмечен в значении направительного при глаголах движения, ср.: rasulan z-anja bar Lut raftand «посланцы оттуда пошли к Луту», u-ra dar man ared «приведите его ко мне». 11

Последовательность k andh состоит из трех слитно написанных элементов: k a-n-dh. Первый из них — экспрессивная частица, второй — приглагольная отрицательная частица па, третий — глагол в повелительном наклонении 2-го лица ед. числа dah/dih «бей», nadah «не бей», duru-y-ka nadah «ты уже не лги». Сложный глагол duruy dah- соответствует перс.-тадж. дуруф задан «лгать», ср. дуруфзан «лжец», ср. кавме ки маро хамаибоз гуйанд дуруфзананд ва дугумон (Юнус, 66) 12 люди, которые мне называют сотоварища, лжецы и лицемеры».

Начиная с двух старейших хорасанских глосс, одной у Ибн Хабиба (о событии VII в.) — duruy-ka nadah «ты уж не лги», другой у Табари (о событии VIII в) — daned у” juvanagan 13 (мн. ч. от juvana) «бейте, молодцы!», глагол dah/dih — известен только в формах повелительного наклонения, ср. в Шахнаме:

чу ман бархурушам, дамеду, дихед
«когда я крикну, нападайте и бейте»,
дихед, ар ба гурзу ба жупин дихед
«бейте, булавами ли, копьями бейте»,
[62]

и в «Истории Мас'уда».

Хасанакро су и дор бурданд... Овоз доданд ки «Саиг дихед!» Хеч кас даст ба санг намекард ва хама зор-зор мегиристанд, хосса нишопуриеи. Пас муште аз риндро сим доданд, санг зананд. — «Хасанака потащили к виселице . . . Крикнули: «Бейте его камнями!». Никто не протянул руки за камнем. Все горько плакали, особенно нишапурцы. Тогда горстке бродяг дали серебра, чтобы они его побили камнями.» 14

Среди имен, образованных путем сочинения глагольных основ, есть содержащие dih: dihadih, dihidih, dihudar, dihugir «схватка, стычка, битва», «боевой клич»; ср. также dahaz, dahaz, dahar «крик».

Формы повелительного наклонения от dih- продолжают употребляться в южных таджикских говорах, в говорах Афганистана.

Интерес представляет вопрос о причине оглушения начального согласного основы настоящего времени глагола dadan: dih- «давать» в говорах таджикского языка — dadan: te. Думается, что оглушение вызвано взаимным отталкиванием омонимов dih «бей», dihed «бейте» и dih «дай», dihed «дайте», в результате которого произошла диссимиляция анлаута: de «бей» — te «дай». Устойчивыми оказались формы dih «бей», dihed «бейте» в силу их большей экспрессивности. Экспрессивность форм явилась, одновременно причиной широкого усвоения восточно-иранскими языками Средней Азии глагола dih, ср. хорезм. dah-/dih- «бить», ягн. den-: dehta: denak «бить, ударить», «класть», также различные звуковые варианты dih- в памирских языках. Заимствование происходило, по-видимому, в период VII-VIII в. Смычный звонкий зубной в анлауте глагола в восточно-иранских языках продолжает указывать на его западно-иранское происхождение. Непосредственным источником заимствования были говоры Хорасана.

В словарях, включая «Глоссарий Вольфа к Шахнаме», форма dih «бей», dihed «бейте» приводятся в статье dadan: dih «давать». Случаи развития у «давать» значения «бить» известны, ср. в русском просторечии «я те дам». Однако dih «бить» имеет происхождение, независимое от dadan: dih.

Уже Юсти 15 определил в языке Авесты самостоятельный глагольный корень dah-, которому соответствует в древнеиндийском dasyati «погибать», dasaya «губить». По Бейли 16, др-иран. dah- означает «применять силу», «поступать грубо». Примеры на собственно глагольное употребление dah- в древне- и среднеиранских письменных памятниках не отмечены; dah-устанавливается только в именах. «Хорасанские» формы повелительного наклонения dih «бей», dihed «бейте» представляют исключение. В классическом языке от dah- удержалось также причастие прошедшего времени страдательного залога dasta «явившийся объектом грубости, насмешек», «посмешище», ср. у Рудаки:

Нест аз май ачаб, ки густохам,
Ки ту карди ба аввалам даста.
«Тебя не должно удивлять, что я груб,
Ты первый сделал меня посмешищем.»

Итак, мы предлагаем читать и переводить строфу из песни, сохранившуюся у Ибн Хабиба, следующим образом: [63]

ku var xamir amad Xatun duroy-ka nadah
«Ты уж не лги, что «Хатун приходила к эмиру».

В строфе видна инверсия: главное предложение — duy-ka nadah, поставлено после дополнительного придаточного предложения, передающего прямую речь — var xamir amad Xatun.

Перевод текста:



Са'ид ибн ‘Усман ибн ‘Аффан.

Дошло до Му'авии, что жители Медины, их рабы и рабыни, передают из уст в уста распространившиеся среди них слова:

Клянусь Аллахом, не успеет достигнуть (власти) Йазид,
Как острый (меч) срубит ему голову.
После этого правителем станет Са‘ид.

Матерью Са'ида была Умм ‘Абдаллах бинт ал-Валид ибн ал-Валид ибн ал-Муфира. Она защищала ‘Усмана в день, когда его убили, и была ранена. Защищать его ей помогала На'ила бинт ал-Фурафиса. Они обе были ранены.

Когда эти слова через расторопных из жителей Медины дошли до Му'авии, он написал Са'иду, ибн ‘Усману и тот приехал к нему. Когда он вошел, Му‘авийа спросил: «Что это? Дошло до меня, что жители Медины говорят:

«Клянусь Аллахом, не успеет достигнуть (власти) Йазид». Он произнес трехстишие. Са'ид сказал: «О Му‘авийа! Что же тебе в нем не нравится? Клянусь Аллахом, мой отец достойнее отца Йазида и моя мать достойнее матери Йазида, значит и я достойнее Йазида. Несмотря на это, мы возвели тебя и не сместили, мы возвысили тебя и не унизили. Когда же оказались эти дела в твоих руках, ты лишил нас всего этого.»

Му‘авийа сказал: «О сын моего брата! Что касается твоих слов — «Мой отец достойнее отца Йазида», то ты прав. Да смилуется Аллах над ‘Усманом, повелителем правоверных! Клянусь Аллахом, он был достойнее меня. И что касается твоих слов — «Моя мать достойнее матери Йазида», то ты прав. Клянусь моей жизнью, действительно, женщина из курайшитов достойнее женщины из калбитов, но достаточно для женщины происходить из лучших женщин своего племени. Что же касается твоих слов — «Я достойнее Йазида», то клянусь Аллахом, о сын моего брата, я не рад, что веревка протянулась между (мной) и Ираком и нанизалось у меня на нее подобное тому, что у тебя с Йазидом. Поэтому уходи, я назначил тебя правителем Хорасана.»

Му‘авийа написал о нем Зийаду: «Направь его в пограничную область и поставь при нем ведать хараджем человека благоразумного, чтобы он защищал и охранял его в память о повелителе правоверных». Зийад воспретил набирать в войско арестантов, разбойников и тех из горожан, которые были известны как люди безнравственные, и подобных им. И набралось четыре тысячи. Ведать хараджем он назначил Аслама ибн Зур‘у ал-Килаби.

Выступил Са'ид, прибыл в Мерв. Оттуда он направился в Самарканд. Подойдя к реке Балха, потребовал плотов, чтобы переправиться через нее. Когда погрузились и переехали, первое, что услышал Са‘ид, был крик молодого воина: «О Зафар!» И увидел (Са'ид) в этом доброе предзнаменование. Затем прокричал другой: «О Алван!» [64]

Са'йд сказал: «Возвысится ваше дело, если Аллаху будет угодно». И опередил людей законовед Руфаи Абу-л-‘Алийа ар-Рийахи. Он совершил молитву с двумя коленопреклонениями. Он был первым из пришедших из-за реки, кто молился с двумя коленопреклонениями.

Продвигались люди (Са'ида) пока не достигли Бухары. В Бухаре тогда была царица, которую звали Хунук Хатун. (Са'ид) заключил с ней известный мир с тем, чтобы она открыла ему путь на Самарканд. Он взял у нее заложниками на верность (договору) тридцать безбородых юношей из царевичей. (Хатун) облегчила ему путь. И встречались он и Хатун. Жители Хорасана порицали их и пели о них в песне по-хорасански так:

kti «Var xamir amad Xatun», duroy-ka nadah
«Ты уж не лги, что «Хатун приходила к эмиру».»

(Са‘ид) пошел на Самарканд. Одержал победу, убил и пленил тридцать тысяч человек. Затем пошел назад, и когда достиг Бухары, царица Хунук Хатун сказала ему: «Верни мне заложников, ведь Аллах хранил тебя». Он ответил: «Я боюсь, что ты изменишь (договору) раньше, чем я перейду реку». Когда он перешел реку, она послала сказать ему: «Верни их». Он ответил: «Не раньше, чем приду в Мерв». Он продолжал вести их, не возвращая их ей. Так он привел их в Медину. Этих заложников он сделал феллахами на своих финиковых плантациях и пахотных землях под Мединой. Однажды он пришел к ним, чтобы осмотреть это свое владение. Они неожиданно напали на него и убили — закололи кинжалами.

Весть дошла до жителей Медины, они пошли и держали их там, на горе в окружении. Сразиться с ними они не решались. Так (заложники) и умерли от жажды на той горе.

Дочь Са'ида посадила свою рабыню, которую звали Мардана, на верблюда и сказала: «Тому, кто оплачет моего отца в двух бейтах, выразив то, что у меня на душе, достанется эта рабыня, и то, что за ней». Принялись поэты, но ничего не сложили. И произнес Хулайд ‘Айнайн ал-‘Абди:

О глаза, лейте слезы.
Оплакивайте убитого, сына убитого.
Ты убит неожиданно,
Но привез ты свою смерть издалека.

Когда он произнес эти два бейта, она сказала: «Истинно, эти два — те, что у меня в душе». И отдала ему рабыню вместе с верблюдом.


Песня об эмире Са'иде и Хатун была сложена, возможно, одновременно событию, и поэтому сохранившаяся строфа может считаться старейшим образцом хорасанского — таджикского фольклора. В строфе 13 неарузных слогов. Синтаксически она делится на две части:

ku var xamir аmаd Xatun
duruy-ka nadih

Эти части состоят соответственно из 8 и 5 слогов. Подобное расположение количества слогов в стихах встречается в среднеперсидской поэзии, например:

wuzurg ummed i kirbag ray (8)
gunah makuned (5) [65]
«Ради великой надежды на доброе дело
не совершайте проступков».

В начальный период формирования таджикского-персидского литературного языка в письменности проявлялись две тенденции. Согласно первой, слова арабского происхождения писались приближенно к их местному произношению. Сюда и относится написание араб, ’amir с начальным увулярным — xamir. Эта орфографическая практика многообразно отразилась в хорезмийском письме на арабской основе. Она нашла продолжение в пушту, в курдском языке. В таджикском — персидском возобладала вторая тенденция, исключавшая произвольное обращение с арабской лексикой. Ее требованием явилось точное воспроизведение собственно арабских написаний. Эта орфография стала нормой в таджикской-персидской письменности, получившей наименование забони дари.

Институт языка и литературы им. Рудаки АН Таджикской ССР

Август 1982 г.


Комментарии

1. Description topographique et historique de Boukhara par Mohammed Nerchakhy. Texte persan publie par Ch, Schefer. — Paris, 1892, p. 38.

2. Абд ас-Салам Харун. Навадир ал-махтутат. Ал-маджму‘а ас-Садиса-Китаб Асма’ ал-мугталин мин ал-ашраф фи-л-джахилиййа ва-л-ислам ли-Аби Джафар Мухаммад ибн Хабиб ал-Багдади ал-мутаваффа саната 245. — Ал-Кахира, 1954, с. 165-168.

3. Абд ал-Хусайн Зарринкуб. Суруд-и ахл-и Бухоро. «Haфмa», сал-и 11, шумара-йи 7, михрмах-и 1337 (№ 7, 1958), с. 289-293.

4. Парвиз Нател Xанлари. Вазп-и ши‘р-и фарси. — Тихран, (1966).

5. Та’рих-и Бухара. Та’лиф-и Абу Бакр Мухаммад б. Джа'фар ан-Наршахи (286-348). Тарджума-и Абу Наср Ахмад б. Мухаммад б. Наср ал-Кубави. Талхис-и Мухаммад б. Зафр б. Умар. Тасхих ва тахшийа-йи Мударрис Ризави. Тихран, 1351 (1972).

6. Ахмад Али Риджаи. Пул-и мийан-и ши‘р-и хиджаи ва ‘арузи-йи фарси курун-и аввал-и хиджри, Тарджума-йи аханфин аз ду джузв Кур’ан-и маджид. — Тихран, 1353 (1974), с. XXI-XXIV.

7. Khorezmhian Glossary of the Muqaddimat al-Adab Edited by Z. V. Togan. — Istanbul, 1951; Боголюбов М. H. О некоторых особенностях арабо-хорезмийской письменности. — Народы Азии и Африки, 1961, № 4, с. 182.

8. Боголюбов М. H., Смирнова О. И. Согдийские документы с горы Муг. Вып. III. — Хозяйственные документы. — М., 1963, с. 94.

9. Смирнова О. И. Очерки из истории Согда. — М., 1970, с. 15, 222.

10. Мухаммад Джа‘фар Йахакки. Гузара-и аз бахш-и аз Кур’ — ан-и Карим. Тафсир-и Шанкаши. — Тихран, 2535. Бажанама.

11. Риджаи А. А. Указ. соч., с. 40, 82.

12. Там же, с. 4.

13. Мухаммад Таки Бахар. Сабкшинаси. Дж. 1. — Тихран, 1321 (1942), с. 20.

14. Там же.

15. Justi Ferdinand. Handbuch der Zendsprache — Leipzig, 1864, s. 150.

16. Bailey H. W. Iranian ARYA and DAHA. TPS., 1959, p. 114.

(пер. М. Н. Боголюбова)
Текст воспроизведен по изданию: Строфа из таджикской песни VII в. (Дополнения к "Истории Бухары" Наршахи) // Известия Академии наук Таджикской ССР. Отделение общественных наук, № 4 (114). 1983

© текст - Боголюбов М. Н. 1983
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН ТаджССР. 1983