Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ЮРИЙ КРИЖАНИЧ

ПОЛИТИКА

ИЛИ

РАЗГОВОРЫ О ВЛАДЕТЕЛЬСТВЕ

Глава 51-я: «О расширении государства».

«В придворных советах государей никогда не бывает недостатка в таких советниках, которые хотят расширять государство во что бы то ни стало и захватывать всюду, где случай представляет что-нибудь захватить. Но относительно расширения государства потребно серьезное размышление, ибо во многих случаях государству бывает совсем не полезно, даже вредно расширять свои пределы».

«1) Вредно расширяться, если причина войны с соседним государством будет несправедливая: кая бо польза человеку, аще приобряшет мир весь, и отщетит душу свою? (Еванг. от Марка, VIII, 36). Что пользы хвататься за чужое имение, которое надобно будет возвратить, или за которое, если не возвратить, придется погубить душу? 2) Не хорошо то расширение государства, когда для новых земельных приобретений нужно больше затрат, чем сколько предвидится доходов от них. 3) Или когда, приобретя какую-нибудь область и уничтожив одного противника, государство наживает другого более сильного и опасного соперника. Турецкие государи, например, легко могли бы поставить своих пашей в Крыму, в Молдавии и Валахии, в Венгрии; но они не хотят сего делать, а оставляют там татарских ханов да христианских князей, которые и дань дают туркам, и самую страну турецкую защищают от сильных соседей, русских и поляков. 4) Не полезно [70] государству распространяться, когда для заселения вновь приобретаемой земли должно будет выводить коренное население государства и тем ослаблять его: поступать так было бы похоже на то, как если бы для починки прорех на платье стали отрезать куски от того же платья. 5) Не выгодно расширяться, если приобретаемая область скудна и недоходна. 6) Если в соседстве мы имеем спокойный народ, который рад жить с нами в мире, то такой народ может быть для нас вместо ограды, — и наступать на такой народ войною было бы с нашей стороны, конечно, неблагоразумно».

«Итак, прежде всего следует внимательно рассуждать, есть ли справедливая причина к начатию войны. Христианам, например, всегда будет справедливая причина наступать войною на тех магометан, кои овладели христианскими державами, разорили святые храмы и уничтожают имя Христово: христиане всегда праведно могут воевать против врагов своего Бога и Господа господствующих, Христа. Тем более справедливую причину войны мы имеем относительно тех магометан, кои учинили нам народные обиды; таковы суть наипаче крымцы, кои целые века не перестают обижать сие государство» (Политика, часть II, стр. 107-108).

«Неправоверие соседнего народа само по себе еще не делает причины к войне: нельзя наступать войною на какой-нибудь народ за то только, что он языческий или еретический, но тогда можно воевать против него, когда бы он первый нас обидел, или когда бы овладел христианскими областями да стал бы разрушать храмы и истреблять христианскую веру. Посему, хотя бы мы смогли покорить, например, персов, но нам, в сущности, нет справедливой причины поднять на них оружие, пока они сами не дадут такой причины, ибо Христос заповедал нам распространять свое евангелие не мечем, но терпением (С Персией, как известно, Московское государство было всегда в хороших отношениях: Московское правительство ценило выгоды торговли с нею; оно очень хорошо также понимало религиозные и политические отношения персов и турок для того, чтобы жить в мире с Персией, естественною неприятельницею Турции. «А с Перситцким государством войны не бывает», — замечает вообще Котошихин: о России в царств. Алексея Михайловича, стр. 58.). Вокруг нас живут разные сыроядцы: самоеды, остяки, калмыки и иные народы, из коих некоторые не употребляют ни соли, ни хлеба, а иные живут без домов, но они людей не едят и в жертву идолам их не приносят: таких людей, если они сами сперва нас не обидят, правда [71] и здравый разум запрещают нам убивать на смерть. Годится ли иным способом приводить их под власть и заставлять платить дань, о том я ничего не хочу говорить: пусть о том судят иные люди, которым положение этих народцев лучше известно. Я лишь для примера вспомню здесь древних римлян, о которых в истории читаем, что они удивительно строго, — строже всех народов, — охраняли права вообще и право войны в частности, то есть, никогда ни с кем не нарушали ни мирного договора, ни союза, ни на кого не нападали без причины и объявления войны заранее. И Бог дал им покорить многие народы под свою власть: я бы сказал лучше, что Он дал им это счастье за то именно, что они ни на кого беспричинно и несправедливо не нападали войной. То же должно разуметь и о сем государстве; мы всегда имеем и будем иметь достаточно поводов, в известной мере справедливых, к начатию войн; но нам не следует грешить в сих действиях, то есть, не следует нарушать союзов, ни нападать на мирные народы и принуждать их к дани, ни войн объявлять без уважительной причины. Если мы хотим иметь Божие благословение, то должны сохранять правду» (Там же, стр. 110-111).

«Должно также рассматривать смены веков, исторические судьбы народов и высшие причины событий, чтобы понять, почему и как бывает усиление народов и падение. Для сего нам необходимо знать историю многих народов и на основании исторического опыта расчислять, какое государство сколько времени существовало, и сколько древне каждое из существующих государств; потом надобно стараться понять, по каким причинам и при каких благоприятных условиях известный народ возвысился и создал государство, а потом за какие грехи, по каким несчастиям и неблагоприятным условиям посторонним этот народ потерял государственное могущество и впал в униженное состояние. Для примера представим наше рассуждение о нашем славянском народе».

«Когда пришла полнота времени (Посл. к Галат., IV, 4), и грехи римского народа, каковы: богохульство, мучительства христиан и иные грехи, созрели на столько, что царство должно было разориться, Бог воздвиг несколько народов, каковы: готы, вандалы, герулы, лангобарды, угры и мы, славяне, — и учинил так, что все они, как саранча, налетели на Римское царство. В то время, именно при императорах Маврикии, Фоке и Юстиниане, наши предки из нынешней Руси перешли за Дунай и заняли нынешние [72] земли болгарскую, сербскую и хорватскую. Они заняли их не своею собственною силою, а по Божьему велению, для отмщения греческих и римских грехов; но сами они никакого доброго порядка не держали и согласия между собою не имели, за что вскоре утратили добытое господство и подпали под власть чуждых народов. Другая часть славянского народа пребывала около Немецкого моря в Померании, Польше, Силезии, Чехии и Моравии; но и эта часть славян, по причине великих несогласий да сообщества и браков с немцами, впала в унизительное рабство немцам и до такой степени онемечилась, что теперь стала ни славяне, ни немцы. Затем немцы оттеснили нас из поморских, прусских и ливонских городов, ото всего этого ныне немецкого, а в древности славянского моря. Потом, по грехам нашим, предки наши были наказаны погромом от дикого народа: татары жестоко опустошили землю русскую и польскую, долго причиняли ей многие обиды, отчасти и доселе причиняют; но пришло время, когда и грехи татар были в некоторой мере наказаны, и наглость их сдержана, дабы они не окончательно искоренили Русь и Польшу: Бог послал счастье князю Дмитрию Ивановичу Донскому, а после царю Иоанну Васильевичу, которые выбили татар из Руси, из Казани, Астрахани и Сибири (Сравн. на стр. 111 замечание автора, что царь Иоанн Грозный завоевал Сибирь по причине законной, как страну татар же, притеснителей Руси.). Таким образом, мы, по милости Божией, опять расширились. Но в то же время мы сократились на западе, где немцы не силою, а хитростью отогнали нас от всего берега Варяжского моря, от всех его удобных пристаней. А народ славянский, который некогда ушел за Дунай, уже погубил свой язык (Но это замечание преувеличенно и неверно: балканские славяне, как известно, сохранили свой язык и веру под турецким владычеством. Иное дело иго немецкое над славянами, гораздо тяжелейшее турецкого.). И вот теперь уже нигде нет природных государей славянских, как только здесь, на Руси».

«Посему на тебя единого, высокочтимый Государь, теперь устремлены тревожные взоры всего славянского народа. Благоволи, как отец, попекись о нем и учини промысел, да соберешь рассеянных детей! Позаботься о людях, чужими хитростями обманутых, да возвратишь им разум, как учинил то евангельский отец блудному сыну! Ибо многие из них, будто упоенные каким-то чародейским напитком из некоего как бы цирцеина бокала, [73] превратились точно в животных; они уже не чувствуют своих лютых бедствий, кои наносят им иноплеменники; они потеряли всякий стыд, они даже довольны, живя в своем бесстыдстве, и сами ищут своего бесславия, то есть, сами просят себе чужеплеменных правителей и государей. Но ты един, о Царь, от Бога нам данный, можешь пособить и задунайским славянам, и ляхам, и чехам, чтобы они начали сознавать свои притеснения, свой стыд, и потом стали бы промышлять об отмщении своим притеснителям и о свержении чуждого ига. Да! Задунайские славяне — болгары, сербы и хорваты — уже давно сгубили не только свои государства, но всю силу свою, язык и самый разум, так что уже перестали понимать, что такое народная честь. Сами себе помочь они не в состоянии: им потребна помощь со стороны, дабы они смогли встать на ноги и войти в общество других народов. Если ты, Государь, в настоящее трудное для тебя самого время, не можешь оказать им помощи, то, по крайней мере, повели исправлять и очищать язык славянский в книгах, дабы добрыми книгами открывать славянам умные очи, да начнут, как мы сказали, сознавать свою честь и думать о возрождении. Ведь и чехи, а недавно также ляхи впали в то же отчаянное состояние, что задунайские славяне: сгубили и государство, и народную силу, и язык, и разум. В самом деле, хотя ляхи хвалятся своим государством, но у них, в сущности, только тень государства; всему свету явно, что поляки не могут своими силами выйти из затруднений и срамоты, в коих находятся; им также нужна посторонняя помощь, чтобы они смогли стать на ноги и прийти в прежнюю честь; эту помощь ты, Государь, милостью Божией легко можешь оказать полякам, если учинишь с ними крепкий союз (Замечательное суждение автора о современной Польше: тут заключается очень много трезвой правды. И по всей книге Крижанича рассеяно много горьких, но справедливых упреков полякам за чужебесие, чужевладство, своеволие и т. п. Для примера наиболее яркие страницы см. I, 243-248 и II, 296-331; в сочинении «о Промысле» стр. 91-92, 102.). На счет же земель померанской, силезской, чешской и моравской, а также приморских городов Гамбурга, Любека, Данцига, Риги и иных, некогда там бывших славянских городов, нам кажется, что было бы совсем напрасно думать о возвращении их: очень редко бывает, — надобно заметить вообще, — чтобы народ возвратил себе однажды [74] что-нибудь утраченное, особенно если оно было утрачено в пользу сильного неприятеля».

«Итак, с нашей стороны благоразумно будет оставить всякую мысль о возвращении приморских земель и пристаней Варяжского моря; напротив того, настоящее время нам представляется очень удобным для того, чтобы с Божией помощью нам распространяться в сторону Черного моря, берега и пристани которого еще более удобны, чем балтийские берега. Да и крымские татары вот уже более 400 лет живут в великом счастье, беспрестанно обижая всех соседей: кажется, их злодейства назрели; кажется, теперь наступило время смирить их наглость и разбойничество» (Там же, стр. 113-116).

«Дума по секрету. Сему государству следует расширять свои границы именно к югу, а не на север, запад или восток. В самом деле: 1) против народов северных, западных и восточных, то есть, против поляков, немцев, шведов, дауров и китайцев, по временам не оказывается достаточной причины воевать, так что мы легко можем учинить грех, нанося им войну (Соображение слишком отвлеченное! Как будто для войны требуется подыскивание причины, как будто эта причина не назревает сама собою! В частности для войны с Польшей, Ливонией и Швецией Московское государство всегда имело важную, жизненную причину, постоянно на лицо существовавшую, — вполне справедливую с русской точки зрения, то есть, возвращение старых русских земель.); но против южных народов: крымцев, ногайцев и всех татар, всегда существует справедливая причина войны, ибо они никогда не перестают обижать нас. 2) У немцев, поляков и литовцев мы встретили бы твердо укрепленные города, воинственное население, снабженное огнестрельным и всяким оборонительным оружием; у крымцев же мало укрепленных острогов; оружия огнестрельного и оборонительного также мало, либо вовсе даже нет. С крымцами опасна только генеральная полевая битва; она опаснее, чем со всяким иным войском, и ее следует всячески избегать. 3) Северные страны студены, болотисты, малоплодны, лишены многих нужных вещей: мало пользы от приобретения таких стран; некоторые, сверх того, так удалены, что, кажется, больше убытка доставляет охранение их, нежели пользы владение ими; Крым же и Ногайские области исполнены всякого Божьего [75] дара. 4) Северные племена не любят русского владычества (Понятие северных племен у Крижанича не довольно определенное. В данном случае он разумеет инородцев, преимущественно сибирских. Здесь и в других местах книги автор неодобрительно относится к расширению русского господства в инородческих землях Сибири, находя его не справедливым.); наше владение тамошними странами непрочно, там всегда готовы изменить нам; никто не пособит нам в приобретении тех стран; в Крыму же живут многие христиане, которые желают прихода туда русского войска; в приобретении Крыма нам помогут донские казаки и днепровские, поляки, если еще не другие народы, которых крымцы обижают (Ниже, на стр. 130, автор перечисляет предполагаемых им союзников в войне с Крымом.). 5) Многократно была предпринимаема война против поляков и литовцев, но она никогда не была оканчиваема к славе и достоинству сего государства, почему мы должны сказать: нет на то воли Божией, чтобы здесь мы что-нибудь добыли. Напротив, относительно татар Господь дал нам успех, именно взятием Казани, Астрахани и Сибири; поэтому мы можем надеяться и должны молить Господа, чтобы Он дал полное одоление на татар, и чтобы мы могли прогнать из Крыма общих всего света мучителей и разбойников. 6) Мы, если захотим, можем иметь покой ото всех северных народов и не бояться никакого зла от них, — ни наступательной войны поляков, ни нашествия шведов; сами не раздражая этих соседей, мы можем иметь всегдашний мир с ними, а они за такое благодеяние к ним будут нашему государству с той стороны вместо оплота и стены».

«Вообще говоря, в настоящее время наилучшим для сего государства представляется держать мир со всеми северными, восточными и западными народами, а воевать — с одними татарами: ибо дауры и богдои о нас даже не узнают, если мы не будем искать их сами; калмыки также не ищут овладеть ни городами, ни селами, и нам нет оснований опасаться большого нашествия с их стороны 29; шведы косны, тяжелы на подъем, да и не многолюдны, [76] так что нечего их бояться много; поляки и литовцы никому не наносят войны, если сами прежде не будут задеты. Но крымцы иное дело: они одни всегда требуют от нас откупа или дани, и все-таки никогда не перестают причинять нам бедствия. Право, достойна сожаления наша несчастная политика («Тужен адда и окаянен есть наш совет».): мы стремимся воевать там, где бы должны были содержать постоянный мир, а вместо того пробуждаем спящих псов; где же следовало бы дать отпор дерзкому врагу, там мы откупаемся дарами и все-таки терпим беспрестанные разбои и опустошенья, отдаем безбожному врагу чуть не все добро земли своей, а собственный народ доводим до голода, до отчаяния».

«Римляне давали своим солдатам поместья в добытых вновь землях и не запрещали желающим гражданам селиться там новыми посадами. А Константин и сам со всем двором переселился на жительство в новый город, на место более богатое и более удобное для столицы, чем самый Рим. Высокочтимый великий Государь! Пригодно иметь в виду, что Перекопская держава будет весьма удобна, — гораздо больше, чем другие страны русские, удобна для твоего государева пребывания по следующим основаниям: 1) ради приморских городов и корабельных пристаней; 2) в тамошнее море впадают русские реки, по берегам коих живет русский народ; 3) вино, деревянное масло, шелковые и всякие дорогие товары доплывают туда близким путем из тех самых земель, где родятся, тогда как немцы привозят их к нам на Архангельск чуть не чрез половину всего света; 4) сама крымская страна украшена и обогащена многими дарами Божьими: не говорю про хлеб, вино, масло, мед и разные фрукты, коих множество вывозится оттуда в Царьград; напомню лучше, что там плодятся кони, очень пригодные к военному делу, каких на Руси большой [77] недостаток; там же находится мраморная руда, разные камни и деревья, пригодные для постройки государевых палат и городов; не знаю, не родится ли там даже серебряная и медная руда. Там была столица Митридата, того славного государя, который владел двадцатью двумя народами, и говорил на всех языках их, если только следует верить тому, что о нем пишут. Да! Невозможно ни сказать, ни описать, насколько Перекопская область счастливее русских стран, и как она удобна для государева жительства. Итак, если от Бога суждено русскому народу когда-нибудь владеть ею, то не без достаточно важных причин мог бы ты, преславный Государь, или один из твоих наследников перейти туда и построить там новую столицу; или если бы государство разделилось между несколькими братьями, то один из них мог бы туда переселиться» 30.

«Общее заключение: всякими мерами, милостивый Царь, настой, чтобы сохранять вечный мир с народами северными, западными и восточными, то есть, с ляхами, литовцами, шведами, бухарцами, китайцами, даурами, богдоями, калмыками и с прочими; не занимай своих воинских сил войною с этими народами, а обрати все эти силы на добывание Перекопской области. Но да будет сия дума тайною, и никому из советников, разве самому доверенному, неизвестною до надлежащего времени; и если бы Бог не привел тебе, Государь, совершить сего предприятия, то сыновьям своим честнейшим заповедуй исполнить его» (Там же, стр. 117-120). [78]

Глава 52-я: «О татарах».

«Один человек, лично наблюдавший Перекопскую область и хорошо знакомый с положением дел татарских, имел обычай говаривать: удивительное и жалости достойное дело, как татары, будучи столь малочисленны и дурно вооружены, заставляют терпеть от себя все соседние народы да силою вымогают от многих государей годовое себе жалованье, дары, откупы и дани: срам великий многим народам! И все его терпят, — не могут или не хотят от него освободиться! Платят им жалованье или подарки цезарь немецкий, король польский, седмиградские венгры, валахи, молдаване и, как думаю еще, горские черкесы».

«Некогда филистимляне, не будучи в состоянии одолеть Самсона, допытывались от Далиды, в чем заключается его сила, и, узнавши чрез нее, что сила Самсона в волосах, остригли ему, спящему, волосы и легко его связали. Так и нам, если придется воевать с татарами или иным народом, потребно наперед узнать, в чем состоит сила неприятеля, и тогда думать, как мы можем ослабить ее и сделать менее вредною».

«Орел зовется царь птиц, лев — царь зверей, за то, что оба превосходят всех силою и быстротою да еще третьим качеством, которое из первых двух рождается то есть, храбростью. Если бы какой-нибудь народ превосходил все прочие сими тремя качествами, то, без сомнения, он приобрел бы самое большое могущество в свете; да только все эти качества вместе соединенными не встречаются ни у какого народа; порознь же, напротив, они имеются у супротивных нам народов: ибо поляки храбростью, немцы силою, а крымцы быстротою почти одолевают наших воинских людей; посему против столь различных неприятелей следует бороться не одним родом оружия и не одним способом, а разными. Мы, русские, в отношении трех названных качеств оказываемся, так сказать, на средине: мы превосходим быстротою немцев, а крымцев силою; с ляхами же мы один народ и один нрав: мы в настоящее время превозмогаем их пехотным войском и лучшим воинским строем, а в храбрости только отчасти равняемся с ними».

«Воинская быстрота крымцев зависит от следующих причин: 1) Они имеют обилие добрых коней: отправляясь в поход, [79] каждый из них ведет не по одному, даже не по два или по три коня, а гораздо больше коней, коих переменяя в пути, кажутся будто летающими, а не едущими. 2) Они носят легкое вооружение, и коней своих также легко навьючивают; никаких обозов с запасами, не возят хлеба, соли, вина не просят, довольствуясь одним конским мясом. 3) Они все вдались в войну да грабеж, а всеми другими, житейскими собственно занятиями пренебрегают: привычка беспрестанной войны обратилась для них в другую природу. 4) Они бьются нестройными рядами, на подобие воронов врассыпную налетают с разных сторон и в разные стороны разлетаются; таким способом нападения они утомляют своего неприятеля и приводят в расстройство его ряды. Если татары убегают, никто их не догонит, а если преследуют, никто от них не уйдет. На удивленье людей они ловко переплывают реки. По причине быстроты они имеют в своей власти и место, и время битвы: коли окажется удобное место, побьются; коли нет такого места, отступят дальше. И та еще выгода есть в этом беспорядочном и нестройном способе биться, что неприятель их не знает, взаправду они или с умыслом убегают; но сами они не пугаются, когда видят своих товарищей убегающими (Последняя выгода — не важного значения: и неприятели, и свои не могут, конечно, быть долго в сомнении на счет того, какое бегство есть притворное и какое вправду. — Что касается предыдущих замечаний Крижанича о быстроте крымцев, о войне как промысле и о приемах воинских, употребляемых ими в набегах, то они верны, согласны с другими источниками, притом хорошо автором выражены. Сравнить сюда же относящиеся места в «Политике»: I, стр. 7, 155; II, 168, 317, и проч.). А с немцами татары воюют следующим образом. Они знают, что немцы сильны, что, благодаря огнестрельному оборонительному оружию и правильному строю, они неодолимы в открытом бою; но они также знают, что немцы тяжелы на подъем и медленны в движении; посему, видя немцев, расположившихся в укрепленном лагере или стоящих в поле стройными рядами, они не подступают к ним близко, но издалека со всех сторон начинают окружать их точно кольцом и стерегут их, а все, что есть в окрестности, сожгут, истребят, испортят, так что, когда немцы пойдут куда-нибудь, то ничего не найдут годного к продовольствию, и таким образом, когда они будут изнурены лишеньями и упадут духом, татары нападают на них, почти как уже на полуживых, и легко [80] одолевают. Итак, мы видим, что пехота с ее тяжелым строем ничего не успевает в поле против татар, не может действовать против них к одолению и погрому; она оказывается там годна только для обороны, и то не долгой».

«Сколько мне известно, татары ни одним народом не были сполна побеждены и ни одному чужому государю не служили в качестве полных подданных. Только один турецкий султан отнял у них несколько приморских городов в Перекопе и принудил их признавать себя господарем и оборонителем, да и то больше для почету: дани никакой татары не платят султану и слушают его, сколько хотят 31. Да еще наш царь Иван Васильевич отнял у татар Казань, Астрахань и Сибирь. За то в более давние времена татары погромили и привели под свою власть многие народы и самых могущественных государей. Так Чингис, первый славный хан татарский, покорил великое царство Китайское и Хинское, которое величиной равняется всей Европе. Батый-хан отчасти покорил, отчасти разбил и разогнал государей русских, польских, чешских и венгерских, выгнал также греков из Перекопа или Крыма; с того времени вот уже около 450-ти лет татары живут в Перекопе, тогда как прежде о них и слуху не было в Европе. Затем Тамерлан разгромил весь Восток и многих государей, положил в одном бою 200 тысяч турецкого войска и захватил в плен султана Баязета. А в наше время, за какие-нибудь 12 лет, перекопские татары оказали в некотором роде чудеса воинской отваги: сначала разбили ляхов при Желтых водах, затем разбили также на чисто венгерского князя в Подгорье; два раза брали в плен польского короля и отпускали на условиях; два или три раза разбитого короля шведского прогнали из Польской земли; два раза поразили войска нашего государства 32. Короче, с давних времен [81] перекопцы в чистом поле и в генеральном бою ни разу не оказываются побежденными, и только при речных переправах да в тесных местах они иногда терпели поражения».

«Когда народы бывают счастливы, тогда они бывают вместе с тем и надменны, тогда-то они навлекают на себя Божеское наказание; по сей причине я думаю, что татарская надменность теперь созрела для наказания: столько лет татары всех мучат, сами ни от кого не подвергшись наезду и поиску на месте их жительства!» (Это не вполне точно. Мы знаем про походы в Крым не только казаков, но и московских отрядов (в царствование Иоанна Грозного).).

«Татары живут, по обычаю, разбоем; они не знают никаких международных договоров и никакой человечности в отношениях, нет ни выгоды, ни чести договариваться с такими людьми 33. В самом деле, они безмерный срам наводят на наше государство тем, что, будучи малочисленным, убогим народцем, принуждают столь великое государство к некоторой денежной повинности, к покупке мира деньгами; да хотя бы им уплачивалось обещанное жалованье, они тем не менее не соблюдают уговора, а постоянно пустошат наши области разбойническими набегами. Сверх того, они причиняют сему государству неисчислимый убыток тем, что мешают торговле между русскими и греками, что с давних времен велась [82] по Черному морю и Дону; эта торговля могла бы быть ведена и при турецком господстве, если бы ей не пакостили перекопские разбойники 34. По моему мнению, если бы эта торговля возобновилась, Русь стала бы вдвое богаче, чем теперь: там, за Черным морем, живут народы, которые весьма охотно и в честь берут наши русские товары, например: сибирские меха, икру, хлеб, мясо, мед и иные товары, тогда как немцы имеют наши товары не в такой цене, да и покупают их не про себя, а больше про других. Равным образом товары, которые покупаются нами у немцев, производятся не ими самими, а привозятся ими издалека, и потому не могут дешево продаваться нам: между тем эти товары у греков и турок имеются дома, легко могут доставляться ими на Русь и продаваться нам гораздо дешевле, чем немцами. Например, вино с давних пор привозилось в Русь из Греции; оно и до сих пор носит древнее название «романеи» от области «Романия», в коей находится Царьград, или Новый Рим. А теперь вина везутся к нам из Испании да из Фряжской земли, при чем, надобно заметить, эти вина неправильно называются у нас: испанское романеей, а фряжское — ренским (Эти замечания автора о привозных виноградных винах и названиях их на Руси заслуживают внимания и проверки. О романее и других иноземных винах сравни заметку у Карамзина, И. Г. P. VII, примеч. 399: по историографу, романея есть бургонское вино, а не греческое.). Да! Если бы мы не имели никакой другой причины к войне с крымцами, то одна эта (то есть, препятствия с их стороны южной торговле) была бы достаточна для того, чтобы подвинуть наше государство на войну с ними. И если бы теперь нам нельзя было достичь нашей цели путем войны, то в мирном уговоре с перекопцами, по крайней мере, следует выговорить обязательство с их стороны не вредить торговле, а напротив, помогать ей, например, давать проводников караванам и [83] доставлять во время съездов закладников, как поруку за безопасность русских купцов» 35.

«Нам могут представиться два важных препятствия при выполнении нашего намерения (то есть, крымского похода). Первое, конечно, то, что крымцы, как мы говорили выше, суть народ весьма воинственный, неодолимый, всегда берущий верх в сражениях; однако надобно взять во внимание и другие стороны дела. Перекопцы, кажется мне, неодолимы только вне дома; у себя же дома они — в сущности, не сильный, одолимый народ. У них нет многочисленных городов и нет хорошо укрепленных; они не умеют ни чужих городов брать, ни своих защищать, что доказывают нам разные примеры: царь Иван Васильевич, когда сделал поиск над ними и наехал их в местах жительства их, то отнял у них Казань, Астрахань и Сибирь; также и турецкий султан отнял Кафу и иные татарские города при море».

« И так способы, коими мы с Божьей помощью можем одолеть татар, суть следующие».

«1) Нам нечего дожидаться, чтобы татары еще раз пришли к нам; мы сами должны чинить поиск над ними в собственной их земле, разорить их селения, захватить их жен и детей, чтобы они не могли больше плодиться. 2) В поход наши пехотинцы должны запастись большими щитами для отражения неприятельских стрел; было бы также хорошо, если бы и конные солдаты имели легкие щиты. 3) При этом особенно следует опасаться давать татарам генеральную битву в чистом поле, где они могут окружить нас со всех сторон; нам полезно вступать с ними в битву не в ином месте, как, например, у речных переправ или же в теснинах близ леса, укрепления и т. п. 4) Хорошо против татар иметь пеших стрелков из лука, а также конных лучных [84] стрелков, которые могут быть присоединены к отрядам конных пищальников или казаков. Пехотинцам нужно дать палаши, а всадникам сабли; немецких же шпаг, как бесполезных для боя с татарами, не нужно употреблять 36. 5) Ничего не следует предпринимать против татар, не заключив вперед союза с поляками, которым мы можем говорить примерно так: братья поляки! мы наводим друг против друга перекопских татар на собственное себе зло; они беспрестанно наезжают на нас, разбойничают, жгут, пустошат, уводят пленных без числа, да сверх всего берут от нас тяжелыми податями; они имеют, от нас все, что хотят: они даже ничего больше не хотят от нас, потому что все имеют; они живут нашим потом и кровью. Если мы мужи, то должны свергнуть с себя это позорное иго; вы сами в вашей конституции имеете постановление вести решительную войну с перекопцами: отчего же медлите привести его в исполнение?» 37. 6) Ничего не следует начинать с [85] татарами прежде, нежели царь-государь новым законодательством не привлечет на свою сторону соседние народы. Если бы ты, высокочтимый царь, обнародовал это новое законодательство (Автор разумеет здесь то законодательство в духе кротком и вместе строго законном, о котором он подробно рассуждает в речи устами царя Алексея Михайловича.), то с радостью и веселием разные народы поддались бы твоей кроткой державе, как древние народы Александру: к твоему войску присоединились бы донские казаки и запорожские, молдаване и валахи, ляхи, болгары, сербы, хорваты, угры и греки. 7) Кроме того, на походе было бы полезно сделать другое объявление войскам, — которое также полезно сообщить соседним народам чрез посланцев, — что, если кто придет охотою воевать на крымцев, тому царь-государь дает поместье в Крыму, что он будет держать охотников-воинов на таких же льготных условиях, на каких хвалы достойные римляне содержали своих заслуженных воинов. На такие объявления несомненно отозвалось бы бесчисленное множество охотников. 8) Когда какой-нибудь государь овладевает новою страной, то, говоря по правде, он не может всех жителей, оставшихся от меча войны, предать поголовному истреблению или же изгнать вон из страны, особенно если эта страна есть исконная их вотчина и коренное жилище: он должен оставить им жизнь, а если не доверяет им, то часть их переселить в иное место. Но с перекопцами иное дело: они взяли чужую страну, изгнали из нее Христову веру, а потому, по справедливости, сами могли бы быть изгнаны из страны, как учинил то с маврами и жидами испанский король. Во всяком случае, когда Бог дает нам овладеть Перекопом, мы должны, принимая татар в подданство, обещать им на первый раз не больше, как только одну жизнь, а в последующее время, укрепившись совершенно в стране, объявить им, что те из татар, которые не хотят креститься, должны непременно оставить страну. Такое благое обещание государь мог бы сделать пред Богом до выступления в поход (Но справедливы ли были бы такие меры, да и политичны ли?). Покоривши же землю, если желаем сполна и прочно владеть ею, мы должны будем дать свободу жительства в приморских и наиболее важных городах только русским, полякам да славянам вообще; в меньших городах и в областях пусть живут иных племен жители; что же касается немцев, то им не следует нигде давать места для [86] жительства в Крыму, ибо без того уже немцы сделались господами приморских городов и пристаней» (Автор, по всей книге много раз доказывающий вред торговых и служилых немцев для Московского государства, остается и здесь верным самому себе. Любопытна его заметка по поводу польского проекта, кем-то предложенного, о заведении немецких колоний в Приднепровской окраине: «я не знаю, что хуже этого можно было бы еще придумать; ведь известно, что немцы, куда придут в гости, делаются из гостей и подданных хозяевами» (Политика, II, 105).).

«Другим важным препятствием делу может служить то обстоятельство, что перекопские татары находятся под покровительством Турции, и мы, задевая крымцев, должны ожидать, что турки придут им на помощь. Однако, вопреки этому препятствию, есть другие для самих турок неблагоприятные обстоятельства».

«Ведь турки не могут придти на Русь сухим путем иначе, как на приднепровскую окраину; но там их встретят поляки, как некогда они встретили Османа под Хотином; на восточной же стороне Черного моря, если бы турки пошли тем путем, их враждебно встретили бы горские черкесы, а, может быть, также персы. Сверх того, турецкие кони да и люди довольно изнежены для того, чтобы сносить русские морозы и иные неудобства северного климата (Но Крижанич опускает из виду, что турки вполне удобно могли сделать высадку своих войск в любом пункте Черноморского и Азовского прибрежья и таким способом поддержать татар.). Да при том турки имеют немало своего дела с иными своими неприятелями».

Преподобный митрополит Петр (Первоначально было написано «Алексей». Выше, в конце III главы, мы уже привели это место из Ю. Крижанича и сделали некоторые замечания к нему и сопоставления.) заповедал давать дань татарам; но, по моему разумению, теперь уже прекратилась сила этой заповеди; теперь к перекопским татарам уместно будет применить пророчество Исаии: «горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя» (глава 33, стих. 1-2). То есть, когда Богу угодно несколько ослабить бич разорения на христиан, то настанет время, что и перекопские татары получат свой суд: Господь откроет умные очи какому-нибудь христианскому государю, одному или нескольким вместе, дабы они совершили суд язвы и плена, [87] какой они сами совершают над другими народами; это будет истинное «Знамение времени», когда один государь или двое с полною, бесповоротною решимостью выступят в поход на тех разбойников. Что перекопцы уже четыреста пятьдесят лет громят все соседние народы, а сами имеют дома постоянный мир и покой, не будучи никем тревожимы, в этом мне видится особый Промысел Божий, который изволяет сохранить до сей поры целым этот свой бич; за то, если какой-нибудь государь будет решительно наступать на татар, это будет, мне кажется, не собственно человеческое решение, а именно воля Божия, которая непременно приведет к доброму концу, по реченному в Писании: «рука прилежных будет господствовать, а ленивая будет под данью» (Притчи Соломон., 12, 24).

«Много раз поляки были упрашиваемы от пап и немецких императоров, от венецианцев и венгров, и даже от персов о том, чтобы они учинили с теми народами союз против турок, но поляки никогда, никаким способом не давали направить себя на этот путь, никогда не хотели поднимать оружия на турок, но всегда держали с ним мир и добрые отношения. Владислав Ягайлович литвин, король польский и венгерский, начал было войну с турками, но ляхи не хотели участвовать с ним в этой войне, и он с одними венграми пошел в поход (И погиб в сражении под Варною в 1444 году. О нем же сравни замечания Крижанича в той же части Политики, на стр. 109 и 239.). Позже поляки испытали нашествие султана Османа, имели встречу с ним под Хотином, а потом нашествие Каракаша-паши; все это вытерпели они и терпят. Недавно Владислав Сигизмундович начал было приготовления к войне с крымскими татарами, но поляки принудили его оставить это предприятие (Этот любопытный эпизод из истории царствования Владислава IV хорошо рассказан и освещен в монографии Костомарова, Богдан Хмельницкий, том I, глава I. Оказывается, что шляхта, из боязни усиления королевской власти, не позволила королю наступательной войны на Крым. И вот новое важное препятствие для союза Московского государства с Польским!). А что всего важнее: поляки, беспокоимые непрестанными набегами татарскими, сами уже давно сделали постановление и внесли его в сеймовую конституцию в таком виде: «уничтожить перекопцев» («прекопцев знесть, или до конца затерть»), и при всем том никогда не хотели приступить к тому, чтобы эту похвальбу привести в исполнение. За то, когда уж поляки начнут взаправду наступать на турок и перекопских [88] татар, то это будет истинным знаком того, что наше дело пойдет с добрым успехом. Только выражения-то самые мне кажутся неразумными и даже отчасти греховными: «мы хотим уничтожить перекопцев! Мы определяем поход для полного уничтожения татар!» Ляхи так говорят неразумно и дерзко; Бог не дает успеха за такую надменность; лучше было бы на будущее время так говорить: мы идем на перекопцев биться, чтобы отплатить им обиды, кои они чинят святым церквам и имени Иисуса Христа, Бога нашего и Искупителя» (Там же, стр. 123-133).

___________________________

Так размышлял набожный католический священник, славянский патриот, и таков был его проект о завоевании Крыма! Мы дословно передали почти все размышления его по этому вопросу, так близко к сердцу принятому им; в них слышится голос горячо убежденного человека, увлеченного своей мыслью, рассуждающего порывисто, скачками, иногда остроумно, практично; а иногда непрактично, отвлеченно, но всегда с живым интересом к своему предмету.

В заключение — несколько слов о судьбе его рукописи. Дошла ли его книга в Москву, к государю Алексею Михайловичу, о котором автор, писав, постоянно думает, которому он посвящает заочно книгу? Или же он полагал, что кто-нибудь в столице возьмется перевести его книгу на русский язык, изложить ее более стройно, выбрать из нее практически годные для правительства советы и в таком удобнейшем виде поднести ее государю? И какова вообще судьба его рукописей? Были ли читатели, и какие именно читатели его произведений? Не для себя же и про себя только автор излагал свои мысли: как страстный публицист, он хотел делиться ими, искал читателей, а во имя важности своих идей рассчитывал даже на высокое внимание самого государя, вероятно, полагая, что составлением политической книги он несет своего рода службу государю.

К сожалению, очень мало данных для точного ответа на эти вопросы. Неизвестно, когда, кому и какие именно свои сочинения Юрий Крижанич переслал из Тобольска в Москву, и какие сам лично, быть может, передал некоторым своим знакомым и доброжелателям, при обратном проезде чрез Москву из Сибири. Верно то, что в последующее время рукописи нашего автора находились в библиотеках ученых деятелей книгопечатного двора, а именно: у митрополита сарского и подонского Павла, главы крутицкого братства ученых справщиков и начальника типографии в [89] одно время, отчасти у справщика иерея Никифора Симеонова да отчасти у знаменитого Сильвестра Медведева; от них, по кончине их, рукописи Крижанича вместе с библиотеками их перешли в Типографскую и Патриаршую библиотеки, где и сохранились до нашего времени. В частности относительно «Политики» Крижанича г. Безсонов на основании некоторых данных, не вполне, впрочем, определительных и ясных, полагает, что она бывала в Верху, у государя Алексея Михайловича и его преемника, и что даже будто было тогда намерение печатать эту книгу в дворцовой типографии (Православное Обозрение за 1870 г., т. I, стр. 135-139. Сравн. у Соловьева, Ист. Росс., т. XIII, стр. 196, примеч. 171. Но сравн. справедливые возражения г. Безсонову от г. Бриннера: Русск. Вестн., 1887 г., июль, стр. 27-33.). Но, если даже рукопись Крижанича была требована во дворец не в видах печатания ее в Верхней типографии (что кажется нам весьма сомнительным), а просто для некоторого знакомства с нею государей и приближенных их, которые заинтересовались оригинальною личностью автора, то и это обстоятельство было бы важно: на книгу, стало быть, обращено было высокое внимание; не одни справщики книгопечатного двора узнали ее.

Одна из рукописей Юрия Крижанича была в библиотеке князя В. В. Голицына, но какая именно, неизвестно (Соловьев, Ист. Росс., т. XIV, стр. 94, по 2-му изд.). Конечно, знаменитый боярин мог интересоваться политическим сочинением ученого славянина, как человек образованный, не пренебрегавший католическими сочинениями, даже сочувствовавший католикам и католичеству; в частности главнокомандующий в крымских походах 1687 и 1689 годов мог заинтересоваться крымским проектом Крижанича как он же интересовался упомянутым раньше сочинением неизвестного автора, описавшего турецкий и татарский поход под Астрахань 1569 года 38. Но это есть только голое [90] предположение: неизвестно, повторяем, какая именно «рукопись Юрия сербянина» была в числе книг князя Голицына.

Во всяком случае, читателей знаменитой книги Крижанича, существовавшей хотя бы не в одном списке, было в Москве очень и очень немного. Иначе и быть не могло, по той уже только причине, что книга была написана на половину сербскохорватским наречием, не сразу понятным даже для начитанных тогдашних людей русских, да на половину — латинским языком. Сильвестр Медведев мог понимать ее; он внимательно читал Политику Юрия Крижанича, судя по заметкам его руки на полях рукописи; но много ли в тогдашней Москве было других знатоков латинского языка? И много ли было людей, которые взялись бы списывать и читать большую, ученую, пеструю по языку книгу католического священника, хотя бы очень любопытную и важную по содержанию? Habent sua fata libelli! Как автор представляет собой личность оригинальную и даже исключительную, так и книга его — явление исключительное, одиночное: не ко времени она пришлась для Москвы того века; она гораздо ближе и понятнее для людей нашего века, чем для современников Юрия Крижанича. Иное дело, если бы Политика его была переведена на русский язык или если бы она была упрощена в хорошем, общедоступном изложении, тогда, конечно, она нашла бы гораздо больше читателей; в частности главы о Крыме, но вопросу, так много занимавшему русских людей того времени, были бы обще интересны и общепонятны. Но и тут, то есть, в отношении к крымскому проекту Крижанича, разные люди стали бы рассуждать различно. Деловые люди думные и приказные, прочтя этот проект, наверное, сказали бы: «все это ты хорошо говоришь, Юрий, да мы сами все это давно знаем; усмирить басурманов следует, да только надобно найти прямой способ к этому мудреному делу». И они были бы правы: все дело, заключалось в том, чтобы найти прямой способ к делу, то есть, ближайше годные практичные средства для решения вопроса, или, по крайней мере, для ускорения и надлежащего направления его к практическому решению. Между тем проект Юрия Крижанича есть больше, все-таки, ученое, умозрительное рассуждение, нежели собственно деловая записка, или практичный проект в собственном смысле слова.


Комментарии

29. О появлении впервые калмыков из-за Урала в низовьях Волги смотри в Дополн. в Акт. Историч., II, №№ 62 и 63, акты от 1635 года. О последующих движениях калмыков, белых и черных, и об отношениях к ним московского правительства — много данных в Акт. Историч., IV, №№ 17, 26, 32, 72, 89, 131. Калмыков желали направлять против Крыма: там же, №№ 154, 229, 234. Полн. Собр. Закон. Р. И., I, № 304. О земле Даурской и Богдойской (Китайской) первые сведения стали получаться в половине XVII века, чрез поиски служилых и промышленных людей, проникавших на Амур, например, письменного головы Пояркова (Доп. к Акт. Истор., II, № 12 и 26), особенно же чрез поиски славного покорителя Амурского края, опытовщика Ерофея Хабарова: Акт. Истор., IV, № 31; Дополн. к Акт. Ист., II, № 72, особенно интересный акт под № 102 (отчет самого Хабарова о действиях на Амуре); в том же томе немало других актов на счет даурских князьков и их отношений к богдойскому владетелю: №№ 94-95, 99-103, 122; Акт. Истор., IV, №№ 61, 210-211. — О земле Богдойской сравни в Изборнике из хронографов А. Попова, на стр. 532-533, и в «Путешествии чрез Сибирь Н. Спафария в 1675 году», изд. Ю. Б. Арсеньева, на стр. 156-158.

30. По поводу последнего замечания автора можем сказать словами его русского современника, подьячего Котошихина, который, задавшись вопросом, в каком положении, по кончине царя Алексея Михайловича, будут его два младшие сына при старшем — царе, заметил: «и о том написати не можно, потому что такого образца не бывало» (О России в царствовании Алексея Михайловича, стр. 15, по 2-му изданию).

Что же касается перенесения столицы Русского государства в Крым, то мысль об этом любопытна, как живое увлечение автора своим проектом. Да и в принципе его мысль о перенесении столицы на новое место не была праздным предположением: она исполнилась при Петре Великом, основавшем новую столицу при море, только не при том, о котором гадал наш автор. Прибавим, что и в послепетровское время толки о новой резиденции долго продолжались; как крупный пример, припомним замечание государыни Екатерины Великой в одном из писем к Гримму: «по моему мнению, настоящая столица Империи еще не найдена» (Русский Архив, 1878, кн. III, стр. 227).

31. Об отношениях хана крымского к султану турецкому сравни интересное замечание Крижанича во II ч. Политики на стр. 383-384. На его взгляд, крымский хан неограниченно правит своей областью, находясь в верховной зависимости и покровительстве султана (sub obedientia et protectione regis Turcorum); он может-де, если имеет справедливую причину войны, вести ее, не спрашиваясь султана; его положение, как равно господарей молдавского, валашского и трансильванского, похоже де на положение вассальных европейских государей. (Все это приблизительно верно, но требует более точного определения.)

32. Кроме конотопского поражения, автор имеет в виду, конечно, еще чудновские неудачи, испытанные знаменитым киевским воеводою, боярином В. Б. Шереметевым, в сентябре и октябре 1660 года. Но при этом следует иметь в виду следующие обстоятельства: 1) поражения у Чуднова и в других местах, по близости к нему, были нанесены царскому войску не столько татарами, сколько поляками, да еще благодаря измене Выговского и Юрия Хмельницкого; 2) победы дорого стоили самим полякам; 3) эти победы помрачены бесчестным поступком гетмана Потоцкого, который вопреки договору выдал Шереметева в татарский плен (Соловьев, И. P. XI, в начале 2-й главы. А. Барсуков: Род Шереметевых, книга пятая).

33. Сравн. II, стр. 83. Сравни также верное замечание Котошихина: «а с крымскими и турскими война хотя и бывает, а трактатов и постановления не бывает, чинится успокоение через пересылочные грамоты» (О России в царств. Алексея Михайловича, стр. 58). К этому следует прибавить, что замирение с Крымом обыкновенно кончалось выдачею от хана шертной грамоты, которой у него требовали; но эта грамота была именно не взаимный трактат, а одностороннее (от хана) обязательство, иногда и составленное по присланному из Москвы готовому образцу, или же под диктовку московских послов, так что эти шертные грамоты, с точки зрения Котошихина, могут быть также подведены под понятие «пересылочных».

34. Замечание автора о выгодности Черноморской торговли верно как относительно древнего киевского времени, когда Русь была в постоянных сношениях с Царьградом, коим впрочем «пакостили» те же степняки, то есть, печенеги и половцы, так верно и относительно времени Иоанна III и Менгли-Гирея, когда шла оживленная торговля Московской Руси с Крымом и Турцией. Но в последующую пору торговые сношения в этом направлении все больше и больше совращаются, движение торговых караванов чрез татарские степи и по Дону все больше становится затрудненным со стороны разных татар, без числа кочевавших в степях. Тут дело не в одних крымцах.

35. Статья о свободном и безопасном приезде русских гостей в Крым вносилась обыкновенно в шертные записи. Но дело в том, что, даже при добром желании ханов исполнять эту статью, они не всегда были в состоянии на деле выполнить ее: и в Крыму, и особенно на дороге в Крым чрез степи, гости, даже с послами ехавшие, не были свободны от нападений своевольных татарских шаек. В степи нельзя было надеяться на силу какого-нибудь права: там, да и в самой Крымской орде, имело больше места насилие, чем право. Проводники и закладники — это действительно практичная мера; она и была употребляема относительно послов главным образом, хотя также не всегда достигала своей цели.

36. О вооружении автор рассуждает в особых главах Политики «об оружию», «Об строях военных»: I, стр. 70-82. И здесь по этому специальному предмету Ю. Крижанич показывает много сведений, сообщает немало практичных замечаний: недаром он был дворянин, потомок тех Крижаничей, которые не раз сражались против турок, под предводительством хорватских графов Зринских. Сравни в сочинении о Промысле статью о ратном деле и вооружении у ляхов и немцев по сравнению с русскими: на взгляд автора, русская рать ничем не хуже польской, а немецкой даже лучше, стр. 93-105. Сравни в Политике замечание о вооружении татарском и немецком: II, 168. О бесполезности немецких шпаг автор не раз высказывается: I, 71, 75. Отметим здесь один русский документ 1659 года, где также есть речь о замене шпаг иным оружием в полках драгунских, солдатских и стрелецких: Акты, относ. к истор. Южн. и Зап. России, том VII, стр. 317 (указ киевскому воеводе Вас. Бор. Шереметеву). Но нам неизвестно, была ли это временная мера, или же более общая, распространенная на другие полки, на будущее время.

37. Мысль о примирении и союзе России с Польшей, как об условии успешной борьбы с крымскими татарами, есть одна из господствующих в Политике Ю. Крижанича: I, 66; II, 82-83 («с ляхами у нас может быть союз истинно братский, вследствие близости языка и нравов, и потому, что ляхи не горды по природе, как немцы, не колки, не злословны; с немцами же и крымцами у нас не может быть никакого искреннего союза»); II, 194-198, 217: что де греки, немцы и шведы мешают нашему союзу с поляками. — Нет нужды показывать здесь, какие давние и глубокие исторические причины заставляли Россию целые века бороться с Польшей, делали невозможным их примирение, а также почти невозможным союз их на татар и турок. Всякие речи вроде той, что у Крижанича, всегда оставались не больше как речами и благодушными пожеланиями.

38. См. примечание об источниках по истории турецко-татарского похода под Астрахань 1569 года во 2-й главе статьи. Вообще князь В. В. Голицын много размышлял о предполагавшемся крымском походе, советовался и с книгами, и с людьми: припомним его совещания с генералом русской службы П. Гордоном и записку последнего на счет предполагаемого похода в Крым, составленную по поручению кн. Голицына в 1684 году: Tagebuch des Generals Patrick Gordon, veroffentlicht durch M. C. Posselt, Bd. II, Ss. 4-11. Ту же записку сравни у Устрялова: История царствования Петра Великого, том I, стр. 129-134. (При удобном случае мы намерены разобрать подробно эту интересную записку Гордона).

(пер. М. Н. Бережкова)
Текст воспроизведен по изданию: План завоевания Крыма, составленный в царствование государя Алексея Михайловича ученым славянином Юрием Крижаничем. СПб. 1891

© текст - Бережков М. Н. 1891
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Бакулина М. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001